— Фрэнк спрашивает, готовы ли вы, чтобы ехать?
Было уже почти девять часов, Тедди выбился из своего распорядка.
— Через несколько минут.
Для того чтобы хотя бы более или менее тщательно изучить содержимое сумки, времени было недостаточно, и Тедди просто мельком пробежал взглядом по папкам со смятыми и скомканными листами и трем часовым катушкам с магнитофонной лентой. Он выбрал одну папку, надписанную «История болезни Лоренса Т. Гиббонса». Внутри — листы, исписанные мелким дрожащим почерком Фрера, с наклоном вправо. Понадобятся увеличительное стекло, сильный свет и катушечный магнитофон. Во внезапном порыве отчаяния Тедди запихнул содержимое обратно в сумку, которую закинул на верхнюю полку шкафа. Потом отправился в ванную мыть руки. Он понимал, что они не были грязными, но вызывали неприятное ощущение, точно к ним прилипло какое-то невидимое ядовитое вещество.
По пути Тедди едва обмолвился с Фрэнком несколькими словами. Его лицо горело и зудело, и с упрямством капризного ребенка он теребил ручки управления кондиционером. В душе Тедди не считал себя чрезмерно любопытным человеком, единственной причиной, заставлявшей его устроить это ограбление, было то, что, обладая сведениями о Барбаре, он будет лучше подготовлен к тому, чтобы помочь ей, понять ее заботы. И все же его захлестывали волны раздражающего искреннего раскаяния; Тедди хотел иметь человека, перед которым он мог бы облегчить душу — кого-нибудь, готового выслушать его раскаяние, понять его побуждение, посочувствовать затруднительному положению, в которое попал Тедди, кого-нибудь, кто отпустил бы ему грехи. У него был один такой человек — много лет назад он сказал своему сыну Робби: «Ты самый верный друг, которого только может иметь человек», и годы только усилили эту уверенность. Но одна мысль об откровенности с Робби граничила с безумием. Возможно, он нуждался в участливом ухе доктора Фрера больше, чем Барбара.
Тедди закрыл глаза и во сне поплыл к спальне, где его ждала Барбара.
— Мистер Франклин.
Кто-то дотронулся до его плеча. Тедди открыл глаза.
— С вами все в порядке?
— Что?.. — Он посмотрел в мягко-коричневые глаза. — Ночью плохо спал.
Из машины он вылез бодрым, с ясной головой.
— Эти люди вчера ночью…
Тедди не стал ждать, пока Фрэнк закончит, и бросил:
— Заедешь за мной к пяти.
* * *
Первый звонок Тедди сделал своему сыну Робби. Дожидаясь, пока их соединят, он с удовольствием вспомнил небольшую квартиру с одной спальней на авеню Содружества, в которой жил Робби. Все помещения были выкрашены в различные мягкие цвета, с которыми резко контрастировали темная мебель и ковры. Тедди никогда раньше не видел оранжевых спален, поэтому легкомысленно заметил: «Это твоя мастерская?» А Робби ответил: «Надеюсь, мне предстоит здесь неплохо поработать». Они были друзьями, смеявшимися над способами обольщения.
— Я еще не успел обновить спальню.
— Что ж, как только краска высохнет, уверен, тебе повезет.
Они торжественно подняли банки с пивом, и Тедди почувствовал законную гордость за своего сына, который учился на последнем курсе юридического колледжа и уже два семестра был лучшим в группе. Не было нужды заставлять мальчика зубрить во время учебы на подготовительном отделении, так как Робби закончил престижную школу «Фи Бета Каппа» и стал стипендиатом Гарвардского юридического колледжа. Тедди также радовали зрелость его мальчика и его вера в то, что он должен работать, хотя он сын миллионера, и что он не кичился ни деньгами, ни положением, перешедшим к нему по droit de seigneur[17]. Тедди понимал, что, подобно сыновьям некоторых его знакомых, Робби мог вырасти бездельником. Эти знакомые частенько интересовались у Тедди, как ему удалось так воспитать сына. Тедди же пожимал плечами и говорил без намека на нравоучительность: «Уважение. Это — основа всех отношений. Робби знает, что я уважаю его; полагаю, в этом вся соль». Помолчав и дав возможность этой фразе впитаться, добавлял с улыбкой: «Помимо того, мальчик умен и не обладает тем непостоянством, которое свойственно людям с его интеллектом». На окончание школы Тедди подарил сыну красный «МГБ»; теперь автомобилю было три года, но Робби так ухаживал за ним, что казалось, машина только что выехала из автосалона. Робби не принимал от Тедди никаких денег, чуть ли не с пуританским упрямством веря, что после достижения двадцати одного года мужчина должен сам заботиться о себе. Он позволял отцу каждый год оплачивать рождественские каникулы на горнолыжном курорте в Швейцарии — и только. Это была не просто гордость юноши, пытающегося доказать старшим, что он чего-то стоит, а убеждение, что, несмотря на все те преимущества, которые дал ему любящий отец, — образование, поездки за границу, положение, — он, Робби, должен показать миру, что он — нечто большее, чем просто сын богача.
Секретарша наконец соединила Тедди с сыном.
— Я пытался дозвониться до тебя вчера, — сказал Робби.
— Я перезвонил тебе, но не застал. Как у тебя дела?
— Прекрасно.
— Ты можешь вернуться в Нью-Йорк на выходные?
— Нет, весь в делах. Но буду рад, если ты сможешь приехать сюда.
Тедди посмотрел свое расписание. Он свободно мог покинуть город, но это означало быть вдали от Барбары два дня. Эта мысль ужаснула его.
— Не знаю, когда смогу вырваться.
— Отец, у меня есть новость.
— Слушаю.
— Я хотел, чтобы ты был первым, кто услышит об этом. Я сделал Элейн предложение выйти за меня замуж. Как тебе это?
— Я очень счастлив. Она мне нравится… то, что я о ней знаю.
— Ты ей тоже нравишься.
— Чудненько. Но как она относится к тебе?
— Она любит меня, па.
— Ты уверен?
— В ком?
— А ты что чувствуешь?
— Я люблю ее.
— Когда вы собираетесь пожениться?
— Думаю, после моего диплома.
— Робби.
— Да?
— В таком случае я хочу повидаться с вами обоими.
— Мы хотим повидаться с тобой.
— Уяснил. Вы оба приезжайте ко мне в следующие выходные.
— Великолепно. Согласен.
— Я хочу купить обручальное кольцо.
— Я сам хотел сделать это.
— Это моя привилегия.
— Ладно. Но ничего слишком крупного. Скажем, размером с контактную линзу.
— Пусть Элейн выберет то, что захочет. Робби, я завидую тебе. Как ты думаешь, ей понравится съездить на выходные в Ист-Хэмптон? В пятницу вы будете здесь, и мы сможем выехать в субботу утром.
— Тебе придется отпирать дом. Тебе это не трудно?
— Вовсе не трудно. Просто приезжайте как можно раньше. В четверг, если сможете.
— Ладно. И спасибо.
Секретарша подала Тедди записку, извещающую, что он опаздывает на совещание.
— Пока, Роб. Мне пора идти.
Тедди повесил трубку; он чувствовал себя слегка не в себе.
Впервые в жизни он ревновал своего сына, нашедшего чистую взаимную любовь. Может быть, теперь, когда у него была информация, которую выжал Фрер из Барбары, он наконец получил возможность пойти на последний неотразимый приступ и уже своими ушами услышать сладостную музыку жизни.
По дороге на обед Тедди остановился у газетного киоска в вестибюле здания. Купив утренний выпуск «Нью-Йорк пост», он медленно пролистал страницы. Ни в «Таймс», ни в «Ньюс» не было никаких сообщений об ограблении. Возможно, с облегчением подумал Тедди, дело было таким пустяковым, что даже не заслуживало упоминания в прессе. На восемнадцатой странице внимание Тедди привлек небольшой броский заголовок, напечатанный рядом с рекламой, обещающей восстановить упругость груди. Глаза Тедди поспешно метнулись прочь, лицо застыло, превратившись в посмертную маску из слоновой кости. Чтобы не упасть, ему пришлось прислониться к телефонной будке. Он принялся читать, медленно, словно ребенок, с трудом складывающий слоги.
НОЧНОЙ ПОРТЬЕ УБИТ НЕИЗВЕСТНЫМИ ГРАБИТЕЛЯМИ
Вчера вечером были вызваны полицейские из отдела по расследованию убийств после того, как У. Т. Грант, ночной портье-негр, был обнаружен мертвым в квартире доктора Пола Фрера, известного нью-йоркского психиатра. Труп был обнаружен доктором Фрером вчера вечером, когда он со своей женой вернулся домой после ужина с друзьями. Чета Фреров знала портье, который работал в этом здании уже больше двадцати лет. Восстанавливая картину преступления, лейтенант Элвин Филд сказал: «По-видимому, Грант застал грабителей, когда те шарили в квартире, и попытался оказать сопротивление. Ему нанесли два удара ножом в живот, и он умер практически мгновенно». Из квартиры не было похищено ничего ценного, но грабители варварски разворотили картотеку врача, что, согласно Филду, было «актом чистого вандализма». У Гранта осталась дочь двадцати одного года, которая, извещенная «Пост» о смерти отца, сказала: «Никому нет никакого дела до убийства старого негра, и меньше всего — полиции».
