Выйдя на улицу, Барбара первым делом исследовала содержимое ближайшего мусорного бака. В нем она обнаружила обрывки письма, написанного красными чернилами на розовой бумаге. Оно было адресовано некоему Деннису, и то немногое, что смогла прочитать Барбара, убедило ее: автор письма ненавидит жену Денниса, а сам Деннис впутан в ситуацию «или — или».
Барбара с облегчением обнаружила, что Фрер потерял свой богоподобный облик. Психиатр очень хорошо давал советы другим, как вести себя в чрезвычайных ситуациях, но его собственное поведение мало напоминало высокомерную царственность философа. Несмотря на свое спокойствие, Барбара ощутила, что их отношения изменились, так как Фрер позволил кому-то вторгнуться в ее личное дело; какое он имел право ожидать, что она, со своей стороны, выполнит договор? Остановив такси, Барбара назвала свой домашний адрес. Когда машина плыла по Нью-Йорк-авеню, молодая женщина увидела бар, в который она собиралась зайти уже много месяцев. Он назывался «Замок Йорк»; войдя в него, Барбара подумала, что, хотя заведение обладало всеми претензиями лондонского паба, у него отсутствовало британское очарование: американский баран, переодетый английским ягненком. Над зеркалом был вывешен флаг Соединенного Королевства, закуска и «Кровавая Мэри» стоили по субботам два доллара девяносто пять центов, под видом биттера в высоких кружках подавали теплый «Уайтбред», а зал был заполнен секретаршами, после пяти тридцати превращавшимися в femmes fatales[18], и их женатыми начальниками, пресыщенными странниками, мечтающими о скоротечном романе, чтобы можно было успеть на восьмичасовой поезд до Вестпорта, Уилтона или где там еще они жили. Барбара оказалась единственной девушкой без вуали или накладных ресниц — «бабочек». Кто-то уступил ей место у стойки. В этом заведении дамы «нашей новой политики» могли бывать без сопровождения, каждый четверг получали бесплатное шампанское — только не в день уплаты налогов — и столько похожего на резину мяса, зажаренного с луком, сколько полагалось за три доллара девяносто пять центов, — и это все, не считая возможной бесплатной дозаправки от пятидесяти или около того мужчин, имеющихся в наличии в темных углах. Водка с сухим мартини пока идет за полцены, так как еще нет семи вечера, посоветовал бармен. Барбара пригубила коктейль за полцены, зажгла сигарету и стала слушать «Элеонору Ригби», которую выбрал в музыкальном автомате какой-то битломан. При этом она улавливала неясные обрывки полудюжины разговоров, темы которых варьировались от судьбы детей знаменитых мужчин и женщин до того, как лучше сходить с ума в «Электрическом цирке». Безобидная болтовня конторских работников и служащих, пришедших пропустить коктейль. К Барбаре подошел мужчина, выглядевший так, точно он уже окончательно загнал ее в угол.
— Совсем одна?
Он сочувственно причмокнул.
— Была — до сих пор.
— Могу я вас угостить — что вы там пьете?
— Не знаю, делают ли для жеребцов скидку?
Он опять причмокнул, оценивая комплимент. Что ж, он действительно был жеребцом — разве не так — в сером пиджаке в «елочку», жемчужных брюках из шерстяной фланели, зеленовато-голубом жилете, фуляровом галстуке, с торчащим из кармана носовым платком в тон галстуку и неописуемых ботинках. В остальном молодой человек состоял из карих глаз — таких проницательных! — ухоженных ногтей с аккуратными дугами полумесяцев, серо-стальных волос, уложенных по моде Принстонского университета, и крупных ровных зубов цвета яичной скорлупы. Подозвав официанта, мужчина заказал еще два коктейля.
— Вы кого-то ждете?
— Только не после того, как вы появились в моей жизни.
— Если ваша песенка окажется такой сладкой, я угощу вас ужином.
— Я могу использовать фонограмму?
Он прочистил горло, приветственно поднял стакан и сказал:
— Больше я не раскрою рта; вы меня все равно переговорите.
— Я не хотела вести себя враждебно.
— Несчастная любовь?
— Вы дождливыми вечерами не гадаете на картах пожилым дамам?
— Нет, я играю в скрэббл с моей матерью.
— Как ваше имя?
— Не думаю, что о нем стоит упоминать, — растерянно ответил он.
— Я его никому не скажу. — Два коктейля и укол сделали ее ощущения воздушными, невесомыми. — Ведь наши отношения могут завершиться постелью, кто знает?
Он обнадеженно улыбнулся.
— Алекс Хаммонд. Знаете, со спины вы выглядите мальчишкой. Я имею в виду, ваши волосы пострижены так коротко.
— И вы решили меня снять. Все идет к тому?
— Я настолько старомоден, что предпочитаю девушек.
— Добрый старомодный Алекс. Чем вы занимаетесь?
Он протянул ей визитную карточку.
— Я задала вопрос, мне вовсе не нужны рекомендации, — сказала Барбара.
— Я — адвокат.
Она посмотрела на карточку, где имя Алекса было написано в самом низу под четырьмя другими фамилиями.
— Судя по визитной карточке, это — большая тайна.
— Я младший компаньон.
— Из карточки это не ясно.
— А чем занимаетесь вы, когда не издеваетесь над мужчинами?
— Раз в месяц я получаю от правительства чек — армейское денежное содержание. Меня зовут Барбара, и ради разнообразия мне сегодня хорошо.
— Так что же с вами случилось, Барбара?
— Не знаю. Еще не решила. Я получила крупную сумму от частного лица, читаю «Ньюсуик», чтобы отличаться от остальных, и если я незамедлительно не схожу в туалет, у вас намокнут ботинки.
Мысль подцепить незнакомого мужчину захватила Барбару. Тедди шесть раз звонил ей в течение дня, и, хотя после того, как он буквально выкрутил ей руки, молодая женщина согласилась отужинать вместе, однако она определенно решила не являться на встречу. Тедди беспрестанно преследовал ее, опутывал со всех сторон. Барбара решила, что в ближайшее время они поссорятся и все завершится для нее еще одной пустой бесцельной победой. Если бы только у Тедди хватало духу или здравого смысла время от времени надирать ей уши, Барбара сама прилетела бы к нему, вышла бы за него замуж, легла бы в его постель.
Подводя черные линии в уголках глаз, Барбара заметила, что ее зрачки сузились до размеров булавочных головок. Фрер вколол ей что-то просто великолепное. Если бы это были таблетки, она непременно потребовала бы рецепт. Никогда раньше психиатр не вводил ей наркотики, и Барбара удивленно подумала, почему, так как сейчас она чувствовала себя расслабленной и покорной.
Когда она вернулась, Алекс сидел на высоком стуле у стойки.
— Мне пришлось сражаться за него, — сказал он, поднимаясь.
— Мой герой.
— Барбара, а чем вы действительно занимаетесь?
— Я проститутка.
Похоже, это ошарашило его. Надо будет сказать Фреру, что у нее опять начались видения Лауры. Универсальная матка, которой могут воспользоваться легионы мужчин, женщин и зверей.
— Но почему? — запротестовал Алекс. — Почему такая привлекательная девушка, как вы…
Он осекся, и Барбара поняла, что он гадает, следует ли ему спросить о цене.
Она вывела его из затруднительного положения.
— Я работаю переводчицей в ООН, и я действительно считаю вас хорошим, потому что вы не испугались.
— А вы хотели меня запугать?
— Спросите как-нибудь потом.
Алекс не стал спрашивать объяснений. Если бы он сделал это, Барбара незамедлительно ушла бы. Собравшись с мужеством, Алекс пригласил ее на ужин в «Знак Голубя».
— Вы замужем? — спросил он.
— Нет, а вы?
— Был женат, но развелся. Вы член клуба?
— Нет, я все еще гоняю мух вокруг да около. Возможно, с моими темпами я так никогда и не доберусь до пирушки.
— Как-нибудь вечером посмотрите по телевизору повторение «Бракоразводного суда» и оставайтесь незамужней.
— В любом случае вы в проигрыше.
— С женщинами все по-другому. — Он старался быть глубокомысленным. — Семья, дети, домашний очаг.
— Я действительно не предназначена для этого, — сказала Барбара. — Пошли.
Открыв бумажник, Алекс продемонстрировал кредитную карточку.
— Вы — мужчина со многими карточками.
* * *
За ужином Барбара заказала себе ris de veau[19], а Алекс заспорил с официантом, ведающим вином, пытавшимся навязать «Нью-Сен-Жорж», которое, как шепотом сообщила Барбара, было не «родного» производства и стоило чересчур дорого. Они остановились на бутылке «Эрмитажа», лучшего, что предлагала карта вин.
— Вы — женщина со столь многими талантами…
— И очень немногими друзьями.
— Наверное, вы их очень тщательно выбираете.
— Или просто не могу заводить дружбу. Однажды у меня была подруга… — Она быстро оборвала себя, осознав, что вот-вот была готова выдать чужую тайну.
— Что случилось, вы сломали зуб?
