— Да, — сказала Ирена. — Теперь твое платье, Таши.
Она шила им вечерние теплые платья, которые можно носить холодной зимой.
— Расскажи Ирене о люстре, — попросила Таши, когда Ирена надевала ей недошитое платье через голову.
— Про люстру? — проговорила Ирена переводя взгляд с Таши на Мэбс.
— Да, про люстру, которая заставила отца поменять свое мнение о Гитлере, — засмеялась Мэбс.
— Стой спокойно, — велела Ирена Таши.
— Ну расскажи ей, теперь она англичанка и поймет, в чем дело.
— Отец обедал в своем клубе во время налета вместе с Фредди Вардом и Яном Макнисом. Они, конечно, очень смелые и не стали спускаться в убежище. Это было в самом начале бомбежек. Никто в клубе и не подумал убрать люстры, и, когда бомбы полетели на Пэлл-Мэлл, люстры свалились. Отец порезался, а Фредди Варду понадобилось пять стежков хирурга. Отец был в бешенстве. А до того момента он все твердил, что у Гитлера есть свои достоинства.
Ирена неодобрительно фыркнула.
— И если бы не статьи Хьюберта, генерал Лей еще раньше бы изменил свое мнение о нем, — сказала Таши.
— Почему? — Ирена примеряла рукав. — Стой спокойно, Таши.
— Ну, Ирена, вы же читали, Хьюберт все время подчеркивал, что Гитлер антикоммунист, а генерал Лей тоже антикоммунист. Вот это их сближало.
— Да ну, — произнесла Ирена.
— Нигел продолжает уверять, что Хьюберт специально все время гладил против шерсти старого джентльмена, — сказала Мэбс. — Но сейчас с отцом все в порядке.
— А разве не он нарисовал как-то на дороге „хайль Гитлер!“? — съязвила Таши.
— Нет, это кто-то другой, — покачала головой Мэбс. — А вообще, как воспринимается, что Россия на нашей стороне, Ирена?
— Большевики, — сказала Ирена. — Это плохо кончится, — добавила она.
— Вам с отцом надо объединиться, — усмехнулась Мэбс. — Осторожнее с булавкой.
— Возможно, мы слишком закоснели в своих взглядах, многие вообще отстраняются от войны, — проговорила Ирена.
— Интересно, про кого это она? — спросила Таши, когда они ехали в такси в Уилтонз. — Она не поняла твоей шутки про отца и люстру.
— Ну так она же русская. Ну вот мы и здесь, и вон Хьюберт. Хьюберт, — сказала Мэбс, когда они сели и принялись за устриц, — ты знаешь кого-то, кто не принимает участие в войне, даже минимально, ну вот, как мы с Таши?
— Да, — кивнул Хьюберт.
— Боже мой, Хьюберт, кто это?
Хьюберт подумал о Феликсе, который скорее всего не принимает никакого участия, и проглотил устрицу. Мэбс и Таши прелестны, но кто вообще может разговаривать с такими дурами?
— Ну кто, скажи? — просила Таши.
— Младший брат Джойс — один из них.
— Действительно? А как это ему удается? Он болен?
— Он отказался от военной службы по политическим соображениям.
— Я бы сказала, это смело, — Мэбс посмотрела на Хьюберта, а он уточнил.
— Он предпочел отправиться в тюрьму.
— Боже! — воскликнула Таши. — Он что, не в себе?
— Да, без сомнения. Так что сейчас он не то на руднике, не то в шахте.
— Так значит, он участвует в войне, и не меньше, чем мы с Мэбс, выращивая своих малышей в безопасности Уилтшира, поддерживая моральный дух мужей, хотя мы такие глупые.
Хьюберт засмеялся.
— Вы поддерживаете и мой моральный дух. А после ленча вы, конечно, идете за новыми шляпками? Шляпки, как и устрицы, продаются без ограничений. Закажем еще или это уже будет жадность?
— Давайте будем жадными, — предложила Таши.
— Да, шляпки — это неплохо. Молодец, что напомнил.
— Хьюберт, а ты горюешь по матери? — поинтересовалась Таши. — Или ты ее не любил?
— Ну, не то что горюю, нет, но в последнее время она мне стала даже нравиться. Я покупал ей шляпки, чтобы ее утешить, после того как мой скучный отчим отошел в мир иной. И это помогало. Я даже как-то возил ее в Пенгапах, и там ей было хорошо.
— Так это здорово, — сказала Мэбс. — Она много оставила тебе денег?
— Все, что осталось после бегов. Она их очень любила и очень интересовалась гусями.
— Но ты же заработал кучу денег.
— Да, на войне. Это было неплохо.
— Тебе надо жениться, — сказала Мэбс.
— У меня еще полно времени.
— Мы могли бы подыскать тебе кого-нибудь подходящего, — подтрунивала Таши.
— Я сам справлюсь, спасибо. Кстати, я скоро уезжаю в Северную Африку.
— О, Хьюберт. Если сможешь, пожалуйста, пошли нам несколько банок оливкового масла. Ладно? А то все мои запасы ушли на недоношенных детей.
— Что за недоношенные дети?
— Ну те, с кем я работаю в местном госпитале. Ох, Хьюберт, ты же, наверное, думаешь, что мы сидим и ничего не делаем. Правда?
Наблюдая за подругами, исчезающими на Бонд-стрит, он ощутил теплое чувство. Их неослабевающий интерес к магазинам утверждал, что жизнь продолжается. Военные беды только разожгли их аппетит. И когда война кончится, они быстрее других вернутся к мирной жизни. „Интересно, Мэбс когда-нибудь сожалела о Феликсе, — подумал он. — Или забыла его совсем. Похоже, она вполне довольна своим Нигелом“. Когда он возвращался к себе в офис, то снова подумал, куда же Феликс исчез в ту ночь. На него непохоже, что он подхватил какую-нибудь проститутку, его объяснения звучали неубедительно. Он надеялся, что тот не сделал ничего опрометчивого, ну, может, просто встретился с кем-то из старых друзей.
Вернувшись в Лондон через год, Флора в густом тумане споткнулась о край тротуара, оступилась и упала на оба колена. В тумане цвета охры водитель машины, которая чуть не сбила ее, нажал на клаксон, и она ощупью перебралась через тротуар к изгороди. Покрышки скрипнули, задев за край тротуара. Флора порвала чулки, из колен текла кровь, а чемодан открылся.
— Черт бы побрал! — выругалась она, поправляя юбку, поплевала на платок, чтобы вытереть ссадины. — Проклятье! — ее голос звучал сдавленно из-за тумана. Она защелкнула замок чемодана и похромала. Какие-то чудища незаметно подкрадывались и выхлопными газами еще больше сгущали туман. Колени ныли, она с трудом дышала, втягивая в себя туман, и наткнулась на униформу тоже цвета тумана. Американец стоял неподвижно.
— Простите, — сказала Флора, — я вас не видела. — Она ударила мужчину по ногам своим чемоданом.
— Все в порядке, мадам, я просто протирал очки. В вашем специфическом климате они запотевают.
— Я вижу, у вас карта.
Американец держал карту у самых глаз.
— А как же мне найти дорогу том чертовом городе, где ни одной прямой улицы?
— Мы сейчас на Фарм-стрит, — желая помочь ему, сказала Флора. — Я вам точно говорю.
— Неправда, мадам. Это Брутон-стрит. Вы не знаете своего собственного города?
— Я думала, что знаю. Сама пытаюсь попасть на Пиккадилли. Должно быть, заблудилась.
— Тогда держитесь за мою руку, — предложил американец, — я вас туда выведу. Это Брутон-стрит, верно? — Он сосредоточенно разглядывал карту. — В конце мы повернем направо и пойдем вниз по Брутон-Лэйн. Видите?
— Да.
— Она выведет нас на Беркли-стрит, поворот налево и внизу — Пиккадилли. Держитесь поближе, а то какой-нибудь псих раздавит.
Флора уцепилась за его рукав, и они отправились в путь.
— Вы очень добры, — сказала Флора. — Я никогда не знала, что можно увидеть, как вдыхаешь воздух. А вы навигатор? („Наверное, это будет прилично, если я стану поддерживать беседу“.)
— Я работаю за столом. Дома имею дело с недвижимостью. В Сан-Франциско часто случаются туманы, но ничего похожего на этот.
— По крайней мере, он мешает воздушным налетам. — Флора была благодарна ему за компанию.
— А вы часто попадали под бомбежку? — Ее спутник остановился, чтобы протереть очки.
— Нет, я живу в деревне.
— Я их сам боюсь до чертиков, но у нас большое, бомбоубежище, в Гроссвенор-Сквэ.
— Я боюсь и убежищ, боюсь оказаться заживо похороненной.
— Вот здесь надо повернуть налево и в конце улицы — Пиккадилли. Меня зовут Роджер.
— Я думала, всех американцев зовут Чак, или Уэйн, или Хэнн. — Флора слышала, как усилился гул машин, здесь уже и автобусы, и такси, но на метро скорее.
— Только в кино, — ответил Роджер. — Если мы переберемся через вашу Пиккадилли, мы сможем попасть в „Ритц“. Что вы скажете насчет того, чтобы выпить в баре или вместе пойти на ленч?
— Мне надо успеть на поезд. А в „Ритце“ я никогда не была. Ну, во всяком случае, спасибо, это очень великодушно с вашей стороны.
— Если бы мы выбрались из этого тумана, я бы смог увидеть ваше лицо. — Роджер снова остановился, протирая очки. — Моя мама говорила, что я окажусь слишком робким, чтобы познакомиться с английской девушкой, помогите мне убедить ее, что она ошибается.
