- По единственному признаку - вызывает человек симпатию или нет. А главное, я не люблю высоких мужчин. В каждом из них, я уверена, есть какой-нибудь скрытый порок!
Евгения вспоминает высокого, статного Сергея, на котором, наверняка, не одна женщина останавливает взгляд. Это ж надо так насолить жене, чтобы её антипатию вызывал даже рост мужчины!
После ухода Маши она Бродит по квартире и никак не может успокоиться: что происходит? Женщина, с которой любой другой мужчина считал бы за счастье прожить жизнь бок о бок, несчастлива!
Глава седьмая
Спит Евгения вполне спокойно, как человек с чистой совестью. Всего каких-нибудь полгода назад подобная грешная жизнь ужаснула бы её, недолго лишив сна и покоя. Но сна её лишает телефонный звонок в то время, когда электронный часы показывают два ночи!
- Жека, привет! - говорит в трубке такой отчетливый голос Аристова, будто он звонит из автомата перед её домом. - Я тебя не разбудил?
- Что ты! - говорит она сквозь зубы. - Я как раз стреляла из лука.
- Ах, да, ведь у вас два часа ночи, - вроде спохватывается он, но в голосе никакого раскаяния не слышно.
- Действительно, уже так поздно, а я все стреляю... Спокойной ночи!
- Погоди, не вешай трубку! Я все-таки из Швеции звоню, не из какой-нибудь Кукуевки! Такие бабки палю, чтобы только узнать, как ты себя чувствуешь?
- Отлично! Еще пара таких ночных звонков, и я буду вполне готова.
- К чему?
- К психушке!
- Все может быть, Женечка. Ты мне так плохо приснилась! Дай, думаю, позвоню: не заболела ли? Говоришь, у тебя все в порядке?
- Не все. Опять проклятая память барахлит! Если бы я не забыла выключить телефон, спала бы сейчас , как все нормальные люди!
Она бросает трубку.
Так хорошо спала, и на тебе! Подлый Аристов. Неужели он будет постоянно держать её в напряжении? Сколько лет, из года в год они проводили вместе праздники и никогда - за все эти годы, ни разу! - она не подумала о нем, как о мужчине. То есть, увидев его впервые, она, конечно, отметила незаурядность Толяна - вполне в её вкусе. Но и только! Он был чужой муж. Она - верная жена. И по привычке, не заглядываться на чужое, она запретила себе о нем думать.
Но в каждом минусе есть свои плюсы, усмехается Евгения. Ушел сон пришли мудрые мысли. Например, исчезает куда-то прежняя её нерешительность по поводу работы: менять ли её на другую, но высокооплачиваемую?
В самом деле, неужели хороший архитектор - знай наших! - пропадет, если на новом месте у него что-то не заладится? В конце концов, под лежачий камень вода не течет. Не помрет с голоду! В крайнем случае, можно пойти работать кондуктором - они все время требуются... То есть, Евгения знает, что до такой крайности она вряд ли дойдет, но приятно думать о себе, как о женщине, умеющей самостоятельно находить выход из трудных положений.
Она чуть не бросается искать визитку президента строительной фирмы, но в последний момент резонно замечает: во-первых, третий час ночи, во-вторых она не в Швеции, а в третьих, неплохо бы переговорить со своим нынешним начальством. Полная планов и надежд она пять засыпает...
Утром Евгения успевает переговорить с матерью и с Никитой. Поскольку с сыном отношения у неё доверительные и - устами младенца глаголет истина! она решает сообщить о своем ночном решении ему первому.
- Как думаешь, Кит, , стоит мне переходить на работу в частную фирму? Приглашают...
- А как у них с оплатой труда?
- Обещают платить намного больше, чем в НИИ.
- Тогда, чего думать? - удивляется сын. - Конечно, переходи. Тебе вовсе неплохо сейчас приодеться, а знаешь, сколько сейчас стоит клевый прикид?
- Разве тебе самому он помешает?
- я - мужчина, - говорит он. Для меня главное аккуратным быть!
Интересно, где это он набрался такой взрослой мудрости?
- Кстати, - продолжает Никита, - отец мне на осень клевую куртку купил. Его друг в Финляндию ездил, и он ему заказал!
В голосе сына слышится восхищение заботливым отцом, и Евгению это почему-то задевает. Правда, она не подает вида: разве сын не должен любить отца? Потому как бы между прочим говорит:
- Вот и хорошо. Тогда тебе ещё осенние ботинки купить, и ты одет обут!
Но Вера Александровна, видимо, слышит их разговор, потому что говорит в трубку.
- Обувь Никите я куплю. У меня знакомая в обувном работает, у них прямые поставки из Германии. Обещала подбросить отличные туфли. - Пока эта обувь - самая лучшая!
Казалось бы, радуйся Евгения, от всех забот тебя освободили, но ей почему-то грустно: умри она сейчас никто ничего не потеряет. У матери рядом любимый внук. У Никиты - бабуля и отец. Официально, конечно, у него и мать и отец есть, но он в ней не особенно нуждается...
- Кажется, у вас, Лопухина, застой в крови! - ставит она себе диагноз. - Мозг неактивно обогащается кислородом, вот и лезет в голову всякая дурь! Сделайте-ка вы зарядку, да примите холодный душ! Успокаивает.
Уже закрывая дверь квартиры, она вспоминает, что вчера, за весь день ей впервые не позвонила Надя. И это в выходной, когда обычно они звонили друг другу по несколько раз!..
- Не ожидал от тебя Лопухина, не ожидал! - бушует главный архитектор. - Я понимаю, рыба ищет где глубже, а человек...
- Где рыба! - меланхолично подсказывает из-за соседнего кульмана мужчина техник.
- Молчи! - трагическим жестом театрального актера приказывает ему главный специалист.
Эту бурную реакцию вызвало робкое сообщение старшего специалиста Лопухиной о том, что ей предложили работу референта. Конечно, главный привык к ней - после окончания института это первое пи пока единственное место работы Евгении.
- что такое - референт? Мальчик... то есть, девочка на побегушках. С твоими способностями, Женя, продаваться частникам!
- Вы даже не представляете, как близок тот день, когда и наш проектный станет частным! - опять встревает в разговор техник. - Иди, Женя, раз зовут - фирма надежная! Валентин Дмитриевич - господин хваткий.
- Вот именно, хваткий! А там, где хватают, нет места творчеству!
- Ах, как творчески мы планируем на объектах унитазы и биде! тихонько бурчит техник, все же опасаясь гнева главного. - Шарашмонтаж истинное название нашей конторы!
Евгения с сожалением понимает, что главный специалист, увы, безнадежно отстал от жизни, но пока он в государственном институте, никто его в должности не понизит и оклад не уменьшит. Он много лет громогласно презирает предпринимателей, по привычке называя их рвачами и хапугами, но в глубине души, наверное, понимает, что уж его-то никто на должность референта не позовет.
Между тем, архитектор Лопухина не может не видеть, что именно с приходом предпринимателей оживилась нечто неординарное и доставать из шкафов свои старые запыленные чертежи, которые в прежнее время не могла быть реализованными, а теперь то здесь, то там строятся здания всевозможных банков и фирм по этим казалось, навсегда забытым проектам...
Словом, в конце рабочего дня она созревает настолько, что звонит президенту фирмы.
- Валерий Дмитриевич уехал в банк. Что ему передать? - спрашивает секретарша.
- Передайте, что звонила архитектор Лопухина. Сказала: она согласна. Не забудете?
- Я записала: Лопухина согласна! - Бесстрастно говорит секретарша.
- До свидания, - бормочет Евгения, подавленная её снисходительно вежливым тоном.
Интересно, чем обуславливается такой тон? Высокой зарплатой, осознанием престижности фирмы или особым обучением на каких-нибудь специальных курсах?
Без двух минут восемнадцать сотрудники проектного института уже стоят на "стреме" с сумками и портфелями. Как бы не расхолаживала людей перестройка и безответственность, но они принесли с собой страх за свое будущее - потерять работу никому не хочется. Теперь у каждого ощущение, что ему дышат в затылок - на улице толпы безработных!
Так вот, без двух минут шесть вечера Лопухину зовут к телефону.
- Евгения Андреевна, я рад! - сообщает ей президент знакомой фирмы. Когда вы сможете выйти к нам на работу?
- В следующий понедельник.
Она думала, что рассчитаться с родным институтом удастся гораздо быстрее, но ей поставили условие: закончить всю свою работу. Пусть скажет спасибо, что отпускают без двухнедельной отработки, как в былые добрые времена!
- Будим ждать! - тепло говорит Валентин Дмитриевич и посмеивается. Хотите, проведу небольшой сеанс ясновидения? Сейчас все ваши коллеги стоят на старте в ожидании... впрочем, нет, уже побежали, услышав заветный бой курантов!
- Это так! - соглашается Евгения.
- А у нас вы станете забывать о времени! - хвастливо обещает президент.
Мы будем посмотреть! Так, кажется, говорил борон фон Врангель, по свидетельству пролетарского поэта Демьяна бедного. Скорее всего, он говорил по-русски лучше самого поэта, но тогда его образ не вызывал бы у других пролетариев ненависти и желания его бить.
Закончился рабочий день, а Надя так и не появилась. И Евгения не стала её искать. Друг проверяется в беде? Или в радости? Гордыня - грех! Надо бы пойти, повиниться, но в чем? Еще один штрих: раньше она бы извелась размолвка с близкой подругой. Побежала бы её искать, выяснять. А теперь? Что же это такое в ней проклевывается? Чувство собственного достоинства? Или самолюбования - вон я какая гордая?
