Наступившая ночь была наполнена сладчайшей любовью — так ему, по крайней мере, казалось, и он, после того как проводил ее на парижский поезд, отправился в ювелирную лавку и купил дорогое красивое кольцо с бриллиантом. Он копил деньги с четырнадцати лет, с того момента, когда начал подрабатывать по выходным, и, когда он снимал деньги со счета на приобретение жилья, он чувствовал в глубине души, что время пришло.
Вероника понимала, что послать письмо или позвонить — это слишком жестоко, что она обязана сказать ему об этом прямо в лицо: между ними все кончено. Она приехала в Англию неделей позже, как они и наметили, с готовой речью. Он сказал, что ее ждет сюрприз, и она надеялась, что это будет нечто незамысловатое, вроде трех дюжин роз.
Он поджидал ее на железнодорожном вокзале. Он поцеловал ее, взял сумку, и они прошли несколько кварталов до его машины. Они отправились к месту его таинственного сюрприза. Она собиралась с самого начала сказать ему, что им надо поговорить, но он так бурно радовался встрече — почти как Цезарь после ее очередной поездки, — что у нее просто не хватило духа. Она слушала его рассказ о том, что происходило в ее отсутствие, и отвечала на несложные вопросы об успехах в фотографии и о Цезаре. Время от времени он похлопывал ее по ноге или пожимал руку. Вероника подумала, что не стоит крушить его мир, пока он за рулем, и решила отложить беседу до конца поездки.
Она не знала, куда они едут, но часа через полтора они свернули на проселок и выехали в поле, где их ожидал готовый к отлету воздушный шар.
Ни с чем подобным в жизни не сталкиваясь, Вероника сперва растерялась: надо было что-то сказать, но она не могла подобрать слов. А доктор молча помог ей забраться в корзину.
— Красиво, правда? — спросил он, когда они поднялись на сотни футов над землей. День был ясный, и видимость была хорошей на много миль вокруг.
— Да, — тихо сказала Вероника, — очень красиво.
Ветер унес ее слова.
— Что?
— Да! — крикнула она.
— Я ведь никогда не говорил тебе, что могу управляться с этой штукой… Хотел сделать сюрприз.
Доктор обнял ее и поцеловал в щеку. Его подбородок покоился на ее макушке, они стояли молча, разглядывая окрестности.
Внезапно он развернул ее лицом к себе.
— Вероника, — сказал он, — я хочу кое о чем тебя спросить.
Его счастливое лицо было невыносимо.
— Нет, — сказала она, — позволь сначала мне сказать кое-что.
Это прозвучало ужасно, и его лицо приобрело соответствующее выражение, ведь он сразу понял, о чем пойдет речь.
Через два часа воздушный шар приземлился посреди большого поля, и Вероника наконец успокоилась, что он не выпрыгнет из корзины и не шлепнется где-нибудь в английской провинции расплющенным месивом, оставив ее парить в воздухе до конца дней. Он сел на дно корзины и закрыл лицо руками.
Она понятия не имела, где находится, и не представляла, что предполагается делать, когда воздушный шар приземляется. Все ее вещи, включая паспорт, находились в машине доктора, и ей оставалось лишь молча ждать, пока он не придет в себя. Она посмотрела на него.
— Мне очень жаль, — сказала она, и это было правдой. Она ненавидела себя за то, что сделала.
Он поднял глаза, они были красными, и все лицо его, даже лоб, было мокрым от слез.
— Не стоит, — выдавил он.
Она опустилась на колени и обхватила его руками, но он отпрянул, словно от электрического ската.
— Не надо, пожалуйста, — сказал он.
Она поднялась и отодвинулась в угол корзины. Она хотела что-то сказать, но он закрыл лицо руками, и она решила, что лучше промолчать.
Некоторое время спустя она заметила, что с дальнего края поля к ним направляется группа людей. Когда они приблизились, она узнала родственников доктора. Среди них были мать, отец, его брат с сестрой, спаниель, некоторых она узнала по фотографиям — кузены, племянники, племянницы и прочие родственники, включая престарелую тетушку. Всего их было около двадцати, они улыбались и приветственно махали руками. Вероника вяло подняла руку в ответ.
— Здесь вся твоя семья, — сказала она.
— Все верно, — сказал он, вытер глаза и поднялся на ноги. Он помахал им и попытался улыбнуться так, словно все в порядке, но по мере приближения они, кажется, начали понимать, что полет прошел не так гладко, как он предполагал. Они остановились в нескольких ярдах от корзины, — кроме матери, которая, побледнев и не обращая внимания на Веронику, обратилась к сыну:
— Итак, она сказала «нет»?
Он покачал головой.
— Она сказала «да»?
Он покачал головой.
— Что же тогда произошло? И не говори, что ты был слишком напуган, чтобы спросить ее.
— У меня не было возможности спросить ее. Я было собрался это сделать, но она произнесла речь о том, какой я, по ее мнению, замечательный и как мы друг другу не подходим. Она сказала, что у нее никого нет, но ей кажется, что, находясь в Лондоне, она больше скучает по своей собаке, чем в Париже вспоминает обо мне.
Вероника предполагала подобное объяснение, однако в его изложении оно прозвучало ужасно.
— А затем она сказала, что я заслуживаю лучшей девушки, чем она, и…
Он не мог более продолжать, и Вероника почувствовала облегчение.
Его мать была взвинчена до предела.
— А что насчет кольца? — кричала она. — Если ты покажешь ей кольцо, может, она передумает. Давай, покажи его.
Он пошарил в кармане и достал маленькую коробочку. Протянув ее Веронике, он щелкнул крышкой.
Она не знала, что сказать. Кольцо было фантастически красивым, и какая-то часть ее захотела его примерить.
— Мне очень жаль, — пробормотала она.
— Тебе не в чем себя винить, — сказал он, вытирая глаза и возвращая кольцо в карман, — всякое бывает.
— Что дальше? — встрял отец доктора с территории походного лагеря, что разбили его родные в нескольких ярдах от воздушного шара. Они разложили коврики для пикника и расставили складные стулья; не зная, куда девать глаза, они делали вид, что ничего особенного не происходит. — Не зря же я тащил ведро со льдом через все поле. Кто-нибудь, может, выпьет?
Под хлопки винных пробок Вероника выбралась из корзины воздушного шара.
— Вот, пожалуйста, милочка, — сказал отец доктора, подходя к ней и протягивая пластиковый стаканчик с шампанским, — давайте-ка.
Она выпила залпом, а он повторно наполнил стакан.
— Путь истинной любви, — сказал он, хихикая, вращая глазами и покачивая головой, — путь истинной любви…
Поднявшись по лестнице, Эстелла наблюдала, как Вероника запихивает вещи в чемодан.
— Я понимаю что это не мое дело, — сказала она, — но зачем тебе ехать в Лондон и отрезать палец на ноге?
— Потому что если мы отделаемся от обломков машины, то мне придется ее чем-нибудь заменить.
— Да, конечно, придется. Когда твои родители вернутся из Африки и найдут в гараже вместо машины отрезанный палец дочери — в склянке с рассолом или засушенный в прозрачной коробочке, — они, конечно, не обратят на это внимания и не зададутся вопросом, почему здесь вместо машины находится отделенный от тела палец.
— Нет, все не так, — Вероника продолжала рассеянно набивать сумку.
— Так в чем же дело? Объясни, пожалуйста.
— Ты помнишь того доктора, с которым я некоторое время встречалась?
— Того, английского? Эти колокольчики… бубенчики…
— Да, его. Так вот, я помню, как он рассказывал, что в Лондоне есть больница, куда можно прийти, и студенты-медики отрежут тебе мизинец на ноге, а потом пришьют обратно, — это для практики, а за это тебе дадут две тысячи фунтов. Это около двадцати тысяч франков, добавь к этому деньги за стерео, и я смогу купить подержанную машину, и еще у нас останутся деньги на наборы ногтей.
Эстелла посмотрела на свои руки. Хотя они стали пользоваться перчатками при работе с машиной, приходилось признать, что накладные ногти очень даже понадобятся в обозримом будущем.
— Не такая уж плохая мысль. Но нам нужно пять минут, чтобы это как следует обдумать.
— Я уже все продумала до мелочей. Все будет нормально.
— Только пять минут. Пойдем вниз и выпьем.
_____
— Прежде всего, — сказала Эстелла, — давай посмотрим на вещи с практической точки зрения. В какую больницу ты собираешься ехать?
— Не знаю, доктор скажет.
— Значит, ты снова собираешься с ним общаться?
— Да, я поеду к нему домой, когда приеду в Лондон.
— И что ты скажешь? «Здравствуй, еще раз. Прости за ту историю в воздушном шаре — да, кстати, а куда мне пойти отрезать палец?»
— Да, что-то вроде этого. В поезде я смогу продумать все до мелочей.
— А с чего ты решила, что он будет тебе помогать?
— Потому что он мне пообещал. Он говорил мне со слезами на глазах, что если мне когда-нибудь что-нибудь понадобится, то я могу на него рассчитывать. И смею тебя уверить, это так.
