— Коли уж вам так хочется, дружочек, ничто не мешает просить Фуке, чтобы мы пошли туда все вместе. Похоже, ему очень по нраву это заведение, ведь его там видят чуть не каждый вечер… Однако вы удивляете меня, Мари, — слегка помолчав, продолжил он. — Вы утверждаете, будто хорошо повеселились у мадам Бриго! А я заметил, что, вернувшись домой, вы были явно чем-то встревожены!
Она залилась краской, чувствуя, что вот-вот выдаст себя с головой. Но тот, неверно истолковав ее смущение, как-то игриво улыбнулся и едва слышно, заговорщицким тоном прошептал:
— Я понимаю вас, Мари, я вполне понимаю ваши чувства. Вчера вечером вы сделали меня самым счастливым человеком на свете. Могу ли я надеяться, что и вы тоже испытали…
Она приложила палец к его губам и силой заставила себя жеманно пробормотать:
— Тс-с!.. Ах, сударь, прошу вас, замолчите…
— Пожалуй, мне пора завтракать, — заявил он.
Она направилась вместе с ним в столовую. Ее не покидала мысль: не решиться ли первой завести разговор о дуэли? Ей казалось невероятным, чтобы он ничего не узнал об этом во дворце. Когда он уже начал есть, она набралась смелости и как бы невзначай спросила:
— Кстати… Вы так ничего и не сказали, чем же кончился поединок между господином Дюпарке и виконтом де Тюрло?
Он поднял голову от тарелки и посмотрел на нее.
— Я не упомянул вам о дуэли, потому что вчера вечером мне показалось, будто этот инцидент вас весьма неприятно встревожил… Теперь я знаю, что дело было вовсе не в этом, и могу сообщить, что дуэль закончилась самым неожиданным манером…
Он замолк, чтобы поднести ко рту бокал с вином.
— Что вы хотите этим сказать? — едва дыша, переспросила она.
— Вы ведь слышали, какая репутация у Тюрло, на шпагах ему не было равных. А уж жертвам его давно счет потеряли…
— Он убил господина Дюпарке! — ужаснулась она, не в силах сдержать порыва.
— Вовсе нет! Совсем напротив, это Дюпарке всадил ему в горло пару дюймов стали! Виконт буквально истекал кровью. Д’Ажийяр, который был его секундантом, говорит, будто он даже вскрикнуть не успел.
Мари прижала руки к груди, пытаясь унять сердцебиение. Неимоверным усилием удалось ей скрыть бурную радость, которая вдруг переполнила ее до краев. Однако от глаз Сент-Андре все-таки не укрылось, как она довольна известием, и он заметил:
— Похоже, дружочек, вы проявляете куда больше интереса к Дюпарке, чем к этому бедняге виконту! Хотя, кажется, не знали ни того, ни другого!
— Ах, виконт был несносен. Я всегда читала в его взгляде, что, несмотря на все ваши усилия, он презирает меня за мое низкое происхождение.
— Ну что ж! Он никогда уже более этого не сделает, и вы можете поблагодарить за это господина Дюпарке!.. Да, Дюпарке, — продолжил он, — если только вам когда-нибудь представится возможность снова его увидеть, в чем я весьма сомневаюсь!
— Могу ли я узнать почему.
— Да потому, что сейчас он уже в Бастилии.
— В Бастилии?! Боже, какой ужас!..
— Ему еще весьма повезло, ведь его могли просто-напросто послать на эшафот. Думаю, Фуке сыграл не последнюю роль в том, что кардинал Ришелье проявил к этому молодому человеку такую неслыханную снисходительность. При дворе только и говорили об этом аресте, я и задержался потому, что хотел узнать, чем все это кончится. Одни утверждали, будто он собирается бежать в Голландию, другие — в Италию, а третьи — якобы он сам согласился сесть в тюрьму… В конце концов выяснилось, что его арестовали патрульные стрелки, когда он вернулся к себе домой. И он не оказал ни малейшего сопротивления…
У Мари перехватило горло, и она не могла произнести ни слова.
— Я бы просил вас, — продолжил Сент-Андре, — быть готовой к сегодняшнему ужину. Увидите, вы не пожалеете, что согласились пойти к Фуке. Думаю, если вам удастся разговорить этого скрытного молчуна, он расскажет вам любопытные подробности о своих хлопотах за Дюпарке перед кардиналом… Говорят, когда Ришелье узнал о смерти Тюрло, он воскликнул: «Какая жалость, что он погиб на дуэли! И к тому же от руки Дюпарке! Будь это какой-нибудь заурядный разбойник, я выхлопотал бы ему в награду баронский титул! Но Дюпарке должен быть обезглавлен, дабы другим было неповадно идти против воли короля!»
— Но, должно быть, — выдавила из себя Мари, — этот несчастный молодой человек рискует надолго остаться в Бастилии!..
— Полагаю, достаточно долго! Во всяком случае, до конца своих дней… Если, конечно, дядюшка его, Белен д’Эснамбюк, не окажет короне каких-нибудь новых выдающихся услуг, которые помогут ему добиться для него помилования… Но, увы, Белен еще не скоро отправится в путешествие. А пребывание в Бастилии, видит Бог, не очень-то полезно для здоровья…
Мари чувствовала, как у нее буквально подкашиваются ноги. Ей пришлось прислониться к дверному косяку, чтобы не рухнуть на пол. Но, сделав над собой нечеловеческое усилие, она все-таки заставила себя произнести:
— Прошу простить меня, сударь. Я пойду немного отдохну, ведь нам предстоит утомительный вечер…
И удалилась в свою спальню, чтобы дать наконец волю слезам.
У Франсуа Фуке, маркиза де Белиля, были в жизни две заветные честолюбивые мечты. Он надеялся, что его заслуги на поприще президента Островной компании дадут ему возможность добиться в парламенте поста королевского прокурора, а потом, пусть на первый взгляд эти два поста и несовместимы друг с другом, прибрать к рукам — с помощью любых ухищрений, протекций, а также терпения — и должность генерального суперинтенданта финансов, пусть не для себя, а для сына, впрочем, именно последнему в конце концов и удалось добиться этой вожделенной цели.
Ввиду этих далеко идущих планов он и подбирал себе друзей, и гости в тот вечер отнюдь не были исключением.
Клод Лебутийе, вот уже шесть лет на пару с Клодом де Бюльоном возглавлявший суперинтендантство финансов, сидел по правую руку от Гаспара де Колиньи, сына адмирала, который недавно командовал армией Людовика XIII против мятежных войск графа Суассонского. Подле него, с видом надменным и суровым, восседал Арман де Майе, маркиз де Брезе, которому вскорости предстояло стать Великим магистром, главою и главным суперинтендантом всей морской торговли. Не был обойден забвением и капитан Руссле де Шато-Рено, который успел проявить себя на суше, прежде чем объявить беспощадную войну на море против английских и испанских пиратов — ведь компания возлагала на него большие надежды в защите своих американских колоний.
Жак Лешено де Сент-Андре прекрасно знал, как важно ему блистать в этом избранном обществе, ведь никогда еще не жаждал он с такой силой получить на островах должность генерального откупщика.
А потому ужин, едва начавшись, сразу же обрел характер этакого небольшого сборища заговорщиков, где играючи решали судьбу и будущее островов Мартиника, Сен-Кристоф и Мари-Галант. За столом царило веселое оживление, и, хоть почтенные господа явно не обходили вниманием прелестную Мари, это не мешало им ни на минуту не забывать о главных своих интересах — процветании Островной компании.
Шато-Рено только что вернулся из весьма успешного плавания в Карибское море. Он захватил тройку пиратских судов, обстрелял из пушек несколько английских укреплений, опасных бастионов, которые угрожали Мартинике, и рассказывал обо всех своих подвигах со скромностью, которая вызывала всеобщее восхищение.
— Положение наших колоний весьма уязвимо, — пояснял он. — Они не в состоянии достойно отражать атаки противника. Не хватает людей, не хватает оружия. Колонисты слишком заняты своими плантациями, а на плантациях этих выращивают табак, индиго да сахарный тростник, и они не способны обеспечить жителей острова необходимыми съестными припасами. Море кишит пиратскими каперами. А если одному из них удается захватить судно, которое мы посылаем им отсюда с провиантом, это грозит островам настоящим голодом. Обмен между Сен-Кристофом и Мартиникой, по сути дела, отсутствует по причине опасности, какой подвергаются корабли со стороны все тех же самых пиратов. Что же касается Мари-Галант, то это остров восхитительный, с какой стороны ни посмотри. Я назвал бы его Гесперидовым садом, ибо самые прекрасные, здоровые и разнообразные плоды растут там без всякого ухода, но он совершенно покинут жителями.
Франсуа Фуке одобрительно покачал головой.
— Первейшее, что надобно сделать, — заметил он, — это привлечь на острова как можно больше колонистов. А для этого — сделать завидной и прибыльной жизнь тех, кто уже там обосновался; развивать торговлю, давая возможность производить как можно больше и предоставляя им ссуды…
— И посылая на острова, — вмешался Шато-Рено, — ремесленников, в которых там острая нужда. Представьте, на всей Мартинике не найти ни единого плотника, а на Сен-Кристофе всего два каменщика!
