— Но, господа, — снова заговорил Фуке, — положение компании не позволяет ей идти ради колонистов на новые жертвы. Если мы и могли бы — но ценою каких усилий! — послать на острова ремесленников, в коих так остро нуждаются колонисты, мы не в состоянии оказать материальную помощь самим колонистам.
— Но полноте, — вставил свое слово Лебутийе, — если уж там так не хватает рабочей силы, почему бы не использовать в качестве батраков заключенных? А налагаемые на преступников штрафы могли бы идти в пользу колонистов, дабы помочь им в их нуждах, не так ли?
— Позвольте, господа, — вступил тут в разговор Сент-Андре, — предложить вашему вниманию другой способ помочь колонистам. Вы вот говорите, что там нет ни домов, ни ремесленников, а между тем вы не найдете там и ни одного колониста, у которого бы не было крыши над головой. И в основном они строят жилища своими собственными руками. Но то; что каждый делает для себя, мы можем заставить их делать и для всех, для всей общины. Таким манером мы сможем построить форты, проложить дороги. Идея заставить работать заключенных великолепна, это даровой труд; но вместе с тем не вижу, почему бы не ужесточить правление и политику местных властей…
Мари едва вслушивалась в беседу. Ничто ее не интересовало. Она не имела ни малейшего представления, что такое эти острова, и вовсе не стремилась узнать о них больше. Она приехала сюда в надежде, которую посеял в ней Сент-Андре, что здесь непременно зайдет разговор о поединке между Тюрло и Дюпарке.
— Господа, — вновь вставил слово капитан де Шато-Рено, — думается, первейшее дело для вас — это увеличить число колонистов. Когда Мартиника будет достаточно густо заселена, все проблемы разрешатся сами собою.
— Да нет ничего проще! — воскликнул Сент-Андре. — Стоит только умело распространить слухи, и компания сможет без труда удвоить население Сен-Пьера!
— И каким же, позвольте вас спросить, манером она этого добьется? — поинтересовался Лебутийе.
— Разъяснив людям, что за жизнь ждет их на островах. Расписав, как она приятна и как легко там сколотить себе состояние. Плоды растут сами по себе. Не успеешь посеять, как уже появляются всходы. А урожай, едва попав в амбары, уже куплен и оплачен компанией… И потом, вечная весна…
— Вечная весна! — воскликнул Шато-Рено. — Неужто вы и вправду во все это верите? А вот я скажу вам, что если сразу не закоптить заколотую поутру для пропитания свинью, то уже к заходу солнца она будет вся кишеть опарышами… что во многих местах нет воды… что там сплошь и рядом мрут от лихорадки и полным-полно змей…
— И что наши соотечественники, — уточнил Фуке, — до сих пор уверены, что не смогут выжить в таком климате, не так ли?
— Именно так, сударь, — согласился Шато-Рено. — Тропическое крещение, уверяю вас, зрелище весьма трогательное. В воображении матросов оно как бы призвано умилостивить богов и духов этих краев. Это жертва, какую приносит каждый в надежде на божественное милосердие. Нет-нет, сударь, уж поверьте, жизнь на островах отнюдь не райская!
Сент-Андре не сказал ни слова в ответ. Он сожалел, что высказал мнение, которое встретило такой единодушный отпор. Вряд ли это представило его в слишком уж благоприятном свете. А ведь он рассчитывал, что в конце ужина Фуке объявит всем, что компания назначает его на должность генерального управляющего на Мартинике, что, по сути дела, то же самое, что и губернатор острова.
На минуту воцарилась тягостная тишина, ее нарушил Фуке.
— Господа, — заметил он, — мы вот все жалуемся на нехватку рабочих рук. Верно, даже при недостаточном числе колонистов они могли бы производить куда больше, будь у них люди, работающие на них. В этом мы все одного мнения. Так вот, господа! Думается, нам надо развивать торговлю «черным товаром»! Посмотрите-ка на испанцев, они уже давно ввозят в свои колонии негров, и дела у них идут отменно. Надобно ввозить на острова рабов, как можно больше черных рабов. В Дьепе и Лорьяне найдется достаточно предприимчивых моряков и купцов, чтобы снарядить корабли для перевозки «черного товара». Негры отлично переносят островной климат. Они ведь привычны к палящему зною. И будут работать на Мартинике так же, если не лучше, чем у себя в Африке… И уверяю вас, если мы будем поставлять им негров, колонисты не поскупятся и не постоят за ценой.
— Великолепная мысль! — воскликнул Лебутийе.
— Это идеальный выход из положения, — одобрил Шато-Рено. — Готов подтвердить, что работорговля и вправду дала прекрасные результаты у англичан и у испанцев. И нам следует без колебаний последовать их примеру.
Сент-Андре тоже не преминул с еще большим, чем остальные, рвением выразить свое восхищение идеей президента. Тот с улыбкой, явно польщенный такой единодушной поддержкой, продолжил:
— Слов нет, работорговля не та мера, которая позволит нам справиться со всеми трудностями. Потребуется провести и немало других реформ. А потому нам нужен на островах, и главное на Мартинике, умный, деятельный человек. Человек, которого не пугали бы все эти трудности.
Он замолчал и глянул на Сент-Андре, тот зарделся от удовольствия. Мысленно он уже предвкушал, что настал наконец тот сладостный момент, когда Фуке объявит всем, что компания избрала его, Сент-Андре, для выполнения этой грандиозной миссии.
Фуке тем временем отвел взгляд от старика и заскользил им по лицам остальных гостей. Потом продолжил:
— Я нашел такого человека, и, надеюсь, вы одобрите мой выбор. Уже через неделю он отправится туда, и уверен, не пройдет и года, как вы не узнаете этих краев!
Польщенный без меры Сент-Андре даже заерзал в кресле. Он не знал, куда девать глаза от смущения.
— Мне удалось добиться, — снова заговорил Фуке, — что он будет назначен губернатором Мартиники!
Президент довольно улыбался.
— Послушайте, сударь! — воскликнул Гаспар де Колиньи. — Скажите же наконец, что это за птица такая диковинная? Перестаньте томить нас понапрасну, а то мы уже все извелись от любопытства!
— Когда я назову вам его имя, вы будете удивлены еще более, чем нынче утром, узнав о смерти Тюрло!
Все взгляды устремились на Фуке, и Сент-Андре почувствовал, как бешено заколотилось его сердце.
— Да-да, все вы будете весьма удивлены, — повторил Фуке, — а возможно, поначалу и не одобрите моего выбора. Но не сомневаюсь, подумав хорошенько, вы согласитесь, что я прав… Скажу вам, что молодой человек, на котором я остановил свой выбор, отважен и решителен, он не далее как сегодня доказал независимость и твердость духа и к тому же, как мне доподлинно известно, человек чести и предан королю и отечеству.
Внезапно Сент-Андре побледнел как полотно. Казалось, вся кровь вдруг отхлынула от лица. Нижняя губа задрожала, и с отчаянием, которое не укрылось от глаз все время наблюдавшей за ним Мари, он устремил на президента взгляд, исполненный мольбы и тревоги.
Тот же, не заметив, продолжил:
— Имя этого человека, этой, как вы изволили выразиться, диковинной птицы… прошу внимания, господа… так вот, его имя Жак Диэль Дюпарке!
На сей раз Сент-Андре едва не потерял сознание. Маркиз де Брезе задвигал креслом, будто боялся, что земля вот-вот уйдет у него из-под ног. Лебутийе громко закашлялся. Гаспар де Колиньи издал какой-то хрип человека, которого внезапно охватил приступ удушья. Из всех гостей один только капитан де Шато-Рено умудрился сохранить невозмутимое спокойствие.
Мари, услышав, как громко, вслух произнесли имя человека, который непрерывно занимал все ее мысли, подумала было, уж не пригрезилось ли ей все это, и почти без чувств, едва слышно пролепетала:
— Дюпарке?..
— Вы не ошиблись, мадам, именно Дюпарке!
— Дюпарке! — воскликнул Лебутийе. — Полно, сударь! Вы же знаете, что он в Бастилии!
— Вы не ошиблись, он действительно в Бастилии, — подтвердил Фуке, — но он выйдет оттуда через неделю и тотчас же покинет Францию.
Сент-Андре заставил себя опорожнить свой бокал, и, похоже, это немного вернуло ему силы.
— Полагаю, — заметил он, — маркиз де Белиль принял решение послать Дюпарке на острова, дабы спасти его от эшафота. Все мы знаем его бесконечную доброту и не можем не оценить по достоинству этого благородного жеста… Но ведь Дюпарке не сможет как подобает управлять островом. Ему ведь, похоже, едва стукнуло тридцать!
— Вы совершенно правы, сударь, именно его молодость, энергия, твердость духа, ясность ума и заставили меня выбрать его среди сотни других претендентов!
— И вы полагаете, — недоверчиво поинтересовался Гаспар де Колиньи, — что этот выбор и вправду придется по вкусу кардиналу?
— Это не так уж важно! Впрочем, коли уж об этом зашла речь, должен сообщить вам, что не далее как нынче утром я виделся с его преосвященством и он сам решил проявить милосердие в отношении Дюпарке!