— Ах, господин, — обратился Хорболлоб к сахибу, — не судите его строго. Он еще дитя малое, не набрался ума-разума. Не вините его за дерзость.
— Он негодяй, — хмуро ответил сахиб. — Но если он нижайшим образом попросит у меня прощения, то я, так и быть, извиню его.
— Бродж, ты слышишь? — кинулся Хорболлоб к сыну. — Немедленно поклонись сахибу и скажи, что признаешь свою вину.
— Господин сахиб, для нас, индусов, родительская воля закон, — проговорил Броджешор. — Поэтому я вынужден повиноваться отцу. Простите меня.
Довольный таким проявлением сыновней почтительности, лейтенант великодушно простил его. Он взял Броджешора за руку и сильно тряхнул ее. Броджешор, отроду не знавший, что такое рукопожатие, немного испугался.
«Кто его знает, вдруг опять полезет драться», — подумал Броджешор и решил держаться подальше от англичанина. Он вышел на палубу и сел возле каюты. Дождь уже прекратился, но ветер по-прежнему свирепствовал вовсю.
Следом за ним появился Ронгорадж. Закрыв за собой дверь, он уселся перед нею. Так они и устроились на ночь, словно два стража. Впрочем, это было не лишним, ибо судно стремительно неслось вперед и каждую минуту могло случиться непредвиденное.
Диба поднялась к Деви — теперь ей незачем было оставаться среди мужчин. С ними осталась одна Ниши, женщина смелая, какой и полагается быть поклоннице Вишну. У нее имелись веские причины предпочитать мужское общество.
Лейтенант с самодовольным видом снова уселся в кресло и стал размышлять над случившимся.
«Как бы мне вырваться от этих разбойников? — думал он. — Надо же, попал к тем, кого преследовал. Да еще к женщине. Позор! Теперь мне нельзя будет показаться среди своих. Прямо хоть назад не возвращайся…»
Хорболлоб посмотрел по сторонам и, не найдя, где бы присесть, примостился возле подушки Ниши.
— Может быть, вы поспите? — спросила та.
— До сна ли тут? — со вздохом отозвался Хорболлоб.
— Вряд ли вам еще когда-нибудь доведется отдохнуть, — заметила Ниши.
Хорболлоб насторожился:
— Почему?
— Вы ведь выдали Деви Чоудхурани, не так ли? — спросила у него Ниши.
— Ну, в… в… общем… — замялся тот.
— Вы представляете, что бы с ней сделали, если б схватили?
— Ну, ее бы… ее бы…
— Ее бы повесили, — подсказала Ниши.
— Если бы… я… если бы я знал…
Язык с трудом повиновался Хорболлобу.
— Деви не причинила тебе никакого зла, — строго проговорила Ниши, неожиданно перейдя на «ты». — Напротив, она сделала тебе добро — дала пятьдесят тысяч рупий, чтобы ты выплатил свой долг. Спасла твой род и твою честь. И как ты отплатил ей за ее милость? Отвечай же, какое наказание следует тебе за предательство?
Брахман молчал.
— Ну так вот, — заявила Ниши, — ложись и постарайся заснуть. Потому что больше тебе спать не придется. Знаешь, куда мы плывем?
От страха Хорболлоб не мог вымолвить ни слова.
— Ты когда-нибудь слышал про наше кладбище? Мы отвозим туда свои жертвы и там расправляемся с ними. К нему-то мы теперь и держим путь. Сахиба мы повесим, так приказала рани, а тебе уготовано… Знаешь, что велено сделать с тобой?
Хорболлоб заплакал.
— Спаси меня, — попросил он Ниши, умоляюще сложив ладони перед грудью.
— Да какой же богоотступник станет помогать тебе? — презрительно ответила Ниши и добавила: — Тебя велено посадить на кол.
Хорболлоб зарыдал так громко, что только буря помешала Броджешору и Деви расслышать его вопли. Зато они достигли ушей сахиба, который, не разобрав, о чем тот причитает, грубо прикрикнул на него:
— А ну-ка прекрати, обезьяна поганая! Не то тебе-таки достанется сегодня.
Но старый брахман не обратил никакого внимания на грозный окрик лейтенанта.
— Неужели же никто не поможет мне? — в отчаянии воззвал он к Ниши.
— Да кто возьмет на себя грех спасать такого негодяя, как ты? — ответила та. — Наша рани великодушная, но никто не станет заступаться перед ней за тебя.
— Я не пожалею ста тысяч рупий тому, кто выручит меня, — пообещал Хорболлоб.
— Ах ты, бессовестный, — прикрикнула на него Ниши. — Как у тебя только язык поворачивается говорить такие гадости! Сначала из-за денег пошел на предательство, а теперь снова о них речь заводит!
— Я сделаю все, что ты прикажешь, — молил Хорболлоб.
— Да на что ты способен? — презрительно отозвалась Ниши. — Приказывать еще тебе!
— Даже самый ничтожный человек — и тот на что-нибудь годится, — продолжал уговаривать ее Хорболлоб. — Ты только вели, а я уж постараюсь, Посодействуй мне.
Ниши задумалась.
— Что ж, пожалуй, ты действительно еще на что-то сгодишься, — нерешительно проговорила она. — Хотя, наверное, лучше бы с тобой не связываться.
— Ну пожалуйста, — униженно просил Хорболлоб. — Ты только попробуй.
Он попытался схватить ее округлую руку, украшенную широким браслетом, закрывавшим всю тыльную сторону ладони, но Ниши вовремя отдернула ее.
— Осторожнее! — остановила она его. — Эта рука принадлежит великому Кришне. Можешь больше не клянчить. Так и быть, посодействую тебе, жалкий ты человек. Только не верю я, чтобы ты выполнил свои обещания. Ты негодяй, обманщик, неблагодарная тварь, доносчик… Как можно доверять тебе?
— Хочешь, я поклянусь тебе? — предложил Хорболлоб.
— Ты поклянешься? — удивилась Ниши. — Чем же?
— Чем прикажешь — водой Ганги, кустом тулей, медью. Чем хочешь, тем и поклянусь.
— Ладно. Можешь поклясться Броджешором?
Хорболлоб даже застонал от отчаяния.
— Всем поклянусь, только не им, — признался он.
Однако стойкости ему хватило ненадолго. Видя, что Ниши безмолвствует, он снова горестно стиснул руки.
— Я согласен на любые условия, — сказал он. — Требуй.
— Впрочем, на что мне твои клятвы, — заметила Ниши. — Ты ведь и так у нас в руках. Но воспользоваться тобой я все-таки хочу. Слушай же. Я родом из кулинов, а с женихами у нас, сам знаешь, трудно. Я в свое время вот вышла замуж, — тут, как известно читателям, она солгала, — а для моей сестры суженого так и не нашлось. До сих пор в девицах ходит.
— Сколько ей лет? — поинтересовался Хорболлоб.
— Ну, предположим, лет двадцать пять — тридцать.
— Да, таких незамужних у кулинов много, — согласился Хорболлоб.
— Много-то много, да только у нее все так складывается, что если теперь она не выйдет замуж, то так и останется без мужа. Сам знаешь, какой это позор для семьи. Ну так вот. Твой род нам подходит, а значит, ты можешь поддержать нашу честь. Поэтому если ты согласен жениться на ней, то я, так и быть, уговорю госпожу рани помиловать тебя.
Камень свалился с души Хорболлоба. Ведь жениться кулину проще простого, а возраст невесты не имеет никакого значения. Поэтому он ответил именно так, как и предполагала Ниши.
— Ну что ж, дело это несложное. Кулины должны помогать друг другу. Одно только смущает меня — староват я для жениха. Может, сын мой меня заменит?
— А он согласится? — усомнилась Ниши.
— Если я велю, то согласится, — заверил ее Хорболлоб.
— Тогда не мешкайте! — Ниши снова перешла на «вы». — Нынче же утром и прикажите ему. А я распоряжусь о паланкине с носильщиками, чтобы отправить вас домой, — ведь вам придется позаботиться о том, чтобы молодая хозяйка смогла, приехав в ваш дом, попотчевать всех рисом. У нас принято, чтобы жена после свадьбы сразу отправлялась к мужу.
Хорболлоб не верил своему счастью — несколько минут назад ему грозила мучительная смерть, а теперь вдруг предстояло хлопотать об угощении, которое преподнесет соседям и родственникам его новая невестка. Он решил не терять зря времени.
— Так ты иди к госпоже рани и договорись с ней, — стал он торопить Ниши.
— Хорошо, хорошо, сейчас иду, — сказала Ниши и вышла в соседнюю каюту.
— Что тебе говорила эта женщина? — поинтересовался лейтенант у Хорболлоба.
— Да так, ничего особенного, — неохотно ответил тот.
— Чего же тогда ты ревел?
— Кто? Я? — возразил Хорболлоб. — Я не ревел.
— Эх вы, бенгальцы, — презрительно процедил сахиб. — Лгуны, каких мало.
— О чем ты беседовала с моим свекром? — спросила Деви у Ниши, когда та вошла к ней.
— Пыталась выяснить, не могу ли я чем-нибудь услужить ему, — ответила та.
— Послушай, Ниши, — с упреком сказала Деви, — я вижу, что лукавство — это единственное, что ты не отдала великому Кришне. Решила приберечь для себя?
— Богу ведь всегда отдают только самое лучшее в человеке, — напомнила ей Ниши. — Зачем ему худшее?
— Тебе уготован ад, — вздохнула Деви.
Буря утихла, и баркас остановился. Деви глянула в окно — уже рассвело.