— Так ведь его ж расстреляли, царя-то, — перебил вдруг разгорячившегося оратора маленький лысый старичок из толпы. — Расстреляли аж еще в восемнадцатом году.
— Правильно. Враги уничтожили царскую семью, — уже с меньшим пафосом и тише продолжал оратор, — но не полностью. Извести до конца род Романовых им не удалось.
— Существует прямой потомок царя Николая, имеющий законное право на российский престол, — добавил высокий светловолосый чернорубашечник, стоявший по правую сторону от оратора.
— Господа! Православие, самодержавие, народность — вот наше прошлое и будущее! Но на данный момент наша главная задача — борьба с масонством и давно внедрившимся в нашу среду сионизмом, ибо, как и раньше, сейчас оттуда исходит зло!
— Короче, бей жидов, спасай Россию! — весело крикнул длинноволосый парень в потертых джинсах.
— Вовсе нет, — точно ожидая этих слов, немедленно возразил оратор. — Мы никакие не антисемиты. Мы выступаем не против всего еврейского народа, а лишь против масонов и сионистов — книжников и фарисеев, без малого две тысячи лет назад распявших Иисуса Христа и все это время множивших свои преступления! — нотка ненависти прозвучала отчетливо в последних словах говорившего.
— Между прочим, Христа распяли не евреи, а римляне! — компетентно заявил кто-то из собравшихся людей.
— Неправда, евреи! — возразил другой.
— Да Иисус Христос сам ведь был еврей!
Выступление одного человека быстро переросло в шумную, многоголосую дискуссию. В то время на Арбате часто случались такие споры.
— Может, хватит? Пойдем отсюда, — сказала Эльза, капризно сжав губки и сделав недовольную мину. — Надоели своей болтовней! Пять лет уже спорят, а жить становится хуже и хуже! Все беды от журналистов и политиков. Раньше лучше было. Не было этой гласности и жили нормально. А теперь каждый кому не лень людям голову дурит. Правда, Алеша?
— Я бы не сказал, что мы жили нормально, — ответил Алексей, радуясь тому, что она впервые так просто назвала его по имени и что наконец-то нашлась хоть какая-то тема для разговора. — Но в общем, наверное, ты права. Все их разговоры сводятся к поиску виноватых. Одному — коммунисты, другому — демократы, этим вот еще и евреи жить мешают.
— Сами мы во всем виноваты! Своим умом жить не хотим! Вместо того чтобы работать больше и жить нормально, дураков этих слушаем!
— Да. Думаю, ты права. Ну вот, а говоришь, что ничего в этом не понимаешь, — щедро похвалил Алеша, отчего Эльза довольно улыбнулась и щеки ее покрылись легким румянцем. — Ну ты как? Следуешь своим принципам? — весело поинтересовался он. — Работаешь много, живешь нормально?
— Ах! Я слабая женщина. Работать больше должны мужчины. Хотя я тоже не бездельница. Тружусь по мере сил.
— Понятно. На жизнь хватает?
— Ты о чем? Смеешься? Впрочем, мне есть на кого рассчитывать.
Алеша расхохотался. Стеснение его вдруг улетучилось. Теперь он почувствовал себя с ней совершенно раскованно и свободно.
Эльза изобразила на лице удивление и впервые откровенно посмотрела на своего нового знакомого:
— Что это с тобой?
— Да так, ничего. Вспомнил одну свою прошлую встречу. Слушай, ты на меня случайно не рассчитываешь?
— Что? Вот еще! — Она смерила его надменным взглядом. — А то я не вижу, на что здесь можно рассчитывать! И вообще, с каких это пор мы перешли на «ты»?
— Извини. Это произошло как-то само собой. А что, сначала надо было выпить на брудершафт? Так нет проблем. Ты прелесть, Эльза! Ты самая красивая девушка из тех, кого я когда-либо встречал! Слушай, пошли ко мне? — При этих словах он еще крепче стиснул ее ладошку в своей руке и значительно ускорил шаг.
— Ты что, сдурел! Куда ты меня тащишь? Пусти, дурак! — обиженно воскликнула она, выдернула руку, развернулась и быстро пошла в противоположную сторону.
Алеша остановился и посмотрел ей вслед.
«Вот глупость, — подумал он. — Лучше б молчал, чем молоть такую чепуху. И что это на меня нашло? Как же она все-таки красива! И каким же я оказался бараном! Все! Еще секунда, и она исчезнет, свернет в один из арбатских переулков, и тогда и потеряю ее навсегда».
«Ну и пусть! Другую найдем! Подумаешь, принцесса». — При этой мысли рука его уже потянулась было за очками, но тотчас шевельнулось в нем нечто такое, отчего он испытал странное, неведомое ранее ощущение, и какая-то неведомая сила заставила Алексея вдруг сорваться с места и бежать, спешить туда, где прекрасная блондинка с редким именем всего несколько мгновений назад затерялась в пестрой вечерней толпе.
Эльза уже сбавила шаг. Какой-то солидный дядя лет сорока пяти, высокий и толстый, шел рядом с ней и пытался начать разговор, но она даже не взглянула на него. Наконец, потеряв всякую надежду, старый ловелас отстал. Через мгновение на его месте появился наш запыхавшийся от быстрой ходьбы герой.
— Это опять я, — снова теряясь при виде ее восхитительных глаз, сказал он.
— Я вижу, — сердито сказала она.
— Чего он хотел, этот толстый?
— Да все того же. Чего все вы хотите.
— Ты прости меня, Эльза. Я совершил абсолютную глупость. Я не хотел. Я даже не думал ни о чем подобном. Со мной иногда такое бывает: то не могу слов подобрать, то ляпну какую-нибудь чушь или совершу что-нибудь бестолковое. А потом жалею…
— И сейчас жалеешь?
— Сейчас особенно!
Она посмотрела ему в глаза:
— Звучит убедительно. Ладно, прощаю. — Она улыбнулась и очень непринужденно положила свою ладонь на его запястье.
— Ты обиделась?
— Нет, я не обидчива. Но ты меня удивил. Слушай, я что, похожа на ту, с которой можно так запросто, взять и тащить куда вздумается? Или ты принял меня за проститутку?
— Ну, Эльза! С чего ты взяла! Просто сам не пойму, что это на меня нашло. Поверь, у меня в мыслях такого не было. Скажу тебе откровенно: проститутки с такой внешностью, как у тебя, просто не может быть, а если и может, то доступна она будет только любимому племяннику дяди Рокфеллера.
— Много ты понимаешь, — вздохнула она. — Значит, ты не любимый племянник дяди Рокфеллера?
— Нет. К сожалению, нет. Я студент и дворник по совместительству. Зарплата средняя плюс стипендия…
Она засмеялась:
— Все ясно с тобой, студент.
Алеша действительно был студентом четвертого курса одного из не очень престижных московских институтов. Кроме того, в свободное от учебы время он и вправду подрабатывал дворником. Разумеется, не из-за денег. Зарплата его по тем временам была крошечной, и он, парень крепкий и очень даже неглупый, вполне мог бы заработать значительно больше где-нибудь на другом, более солидном и престижном поприще. Однако он подметал улицы, за что местные власти не только немного платили ему, но и, по установленному порядку, выделяли временно маленькую комнатку на улице Гиляровского, почти в самом центре Москвы, что для нашего героя, натуры творческой и независимой, любителя приключений и новых знакомств, было гораздо важнее, чем деньги.
Толпа у театра разрослась, но вместо громких призывов бороться с масонами оттуда уже доносилась веселая песенка, то и дело заглушаемая продолжительными взрывами смеха. Политики в черных рубашках ушли. Их место заняли уличные артисты и музыканты.
— Давай немного послушаем? — предложила Эльза.
— Да я их уже слышал раз двадцать, наверное. Молодцы, конечно, эти ребята. Жаль только, что третий сезон одно и то же выдают.
— Все равно. Давай подойдем. Они мне нравятся. Быть может, сегодня будет что-нибудь новое.
— Сомневаюсь. Но если ты хочешь, давай подойдем.
Они подошли и немного протиснулись вперед. В середине толпа образовала небольшой, почти правильных размеров круг, в центре которого маленький толстый рыжеволосый парень пел неприличные частушки. Народ хохотал. Парень подыгрывал себе на гитаре, которая издавала странный дребезжащий, далеко не классический звук. Пел и бренчал он невероятно громко, так, что было слышно на весь Арбат, у самых станций метро, и даже бесконечный шум улицы не мог заглушить эту песню и звон:
Мы на улице частушки
Пели громко, хоть танцуй!
Нам за это в Моссовете
Показали толстый х…
— Немедленно прекрати эту похабщину! — закричала какая-то женщина, проходившая мимо и случайно остановившаяся послушать.
— Это не похабщина, дама, — сказал рыжеватый певец. — Это народный фольклор. Кому не нравится, может не слушать.
Он перекинул гитару на спину, смешно и многозначительно поклонился публике. Затем выпрямился и высокоторжественно произнес:
— Уважаемые дамы и господа! Дорогие москвичи и любимейшие гости столицы! Почтеннейшая публика! Вы прослушали первое отделение нашего концерта. Понравилось оно вам?