— Не по крови. Его родная сестра живет в Феодосии. Больше у него, кажется, никого нет, — лепетала я.
— Я два года проработал с ним рука об руку. — Ахмет закурил и предложил сигарету мне. Я схватилась за нее как за спасительную соломинку. — Первоклассный специалист. Перелопатил массу научной литературы. Увлекается всем новым, моментально отсеивая, как говорится, зерна от плевел. И голова такая ясная. — Ахмет вздохнул. — Только вот последнее время…
Он подлил в мой стакан «шабли» и внимательно на меня посмотрел.
— Рассказывайте. Он мне брат, не больше. Правда, мы очень друг к другу привязаны.
У меня закружилась голова и помутнело перед глазами. Думаю, «шабли и «кэмел» вещи несовместимые.
— Леонид показывал мне вашу фотографию. Честно говоря, я думал, вы его невеста.
Я усмехнулась и быстро загасила в пепельнице эту отвратительную горькую сигарету.
— Я замужем. Второй раз.
— Неудачно?
— Как вам сказать… Словом, сама знала, на что иду.
Он широко улыбнулся и похлопал меня по плечу.
— Наш человек. Философ. Без этого в жизни нельзя. Но вы слишком красивы для этой несладкой мудрости.
Я выпила еще «шабли», положила ноги на диван. Ахмет подложил мне под голову подушечку.
— Чувствуйте себя как дома. У меня такое ощущение, словно я знаю вас давным-давно. Хотя Леонид мне почти ничего не рассказывал. Он вообще скрытный малый.
— Помню, он говорил, у него есть… подружка.
Последняя фраза далась мне не без труда.
Ахмет хмыкнул.
— У меня язык не поворачивается рассказывать вам все это. Я как-никак врач, а тут такая чертовщина. До сих пор не могу поверить до конца в то, что случилось.
— Случилось? А что случилось?
Моя реакция была вялой — похоже, я уже пережила пик разочарования и боли.
— Придется рассказать вам все по порядку. Вы не торопитесь?
Я издала неопределенный звук. Мне казалось, я слилась с диваном и превратилась во что-то неодушевленное. Душа в наше время еще тот пережиток.
— Она работала медсестрой в больнице, — начал свой рассказ Ахмет. — Они приехали сюда еще раньше меня: с тремя маленькими детьми, а здесь она еще двойню родила. Но это случилось еще до появления Леонида. Людмилой ее зовут. Красивая, но, на мой вкус, несколько вульгарна. Я люблю мягких, нежных женщин. Вроде вас.
Ахмет улыбнулся мне. Это была дружеская улыбка. Я почувствовала к нему симпатию.
— Мы живем здесь очень обособленно. Так сказать, своей колонией. Правда, последнее время кое-кто из наших мужчин завел интрижки с местными женщинами, — продолжал Ахмет. — Это опасно во всех отношениях. На что уж я большой любитель женского пола, а и то не позволяю себе увлекаться чарами местных красавиц. Хотя, как говорится, сам Бог велел — полгода назад отправил домой семью. Родители у жены прибаливают, да и детям нужно нормальное образование получить. У вас есть дети?
Я вздрогнула. Почему-то мне показалось, что этот Ахмет догадывается, что у меня есть сын от Лени.
— Да, — тихо ответила я. И добавила отважно: — Его зовут Ленькой.
— В честь вашего брата, да? Это вы замечательно сделали. Ах ты, дурная голова! — Ахмет ударил себя по лбу и широко улыбнулся. — Ведь Леонид показывал мне его фотографию. Сказал: племянник. Красивый мальчонка. На него здорово похож. Говорите, вы сводные брат и сестра?
Он смотрел на меня хитро и в то же время одобрительно.
— Ленька копия моего отца в детстве, — сказала я, хотя врать перед этим человеком, похоже, не было никакого смысла. Наверное, я слишком долго жила во лжи.
— Кто-кто, а уж природа-матушка мастерица на подобные шутки. Мой старший сын — копия одного французского киноактера. Забыл его фамилию. Да это и неважно.
Муж Людмилы работает инженером на одном секретном заводе. Он часто не приходил ночевать. Она укладывала детей и шла к кому-нибудь на посиделки. Мы здесь почти каждый день собираемся на посиделки. Леня тоже приходил. Помню, моя жена ему с самого первого дня симпатизировала, и я даже поначалу ее ревновал. Но она у меня женщина строгих правил, хоть и русская. Это не в обиду вам будет сказано. Людмила с самого начала на Леню глаз положила — со стороны это всегда заметно. Я предупредил его, чтоб остерегался этой женщины, хотя обычно не лезу в чужие дела. Правда, с Людмилой у нас была короткая интрижка. Это когда супруга домой уезжала. От скуки чего только не отмочишь.
— Леня говорил, она помогала ему по дому, — неожиданно вспомнила я.
— Было дело. — Ахмет закивал головой. — Белье брала стирать, рубашки гладила, потом повадилась обед из дома носить. Только вот по сей день понять не могу: для чего он ей нужен? Муж ее раза в три больше зарабатывает, в Москве квартира четырехкомнатная, дача, машина. У Леонида же, как я понял, собственного угла нет. Неужели влюбилась баба?
— В него можно влюбиться, — вырвалось у меня. Я тут же поспешила добавить: — Сама видела, как женщины ему на шею вешались.
— Как-то он тут гриппом приболел, так Людмила от него, что называется, не вылезала. За детьми подружка присматривала. Помню, зашел его проведать, а она ему чай в постель подает, горчишники ставит. Ну да, мы, мужчины, любим, когда вокруг нас на цыпочках ходят. Понятное дело, сплетничать у нас начали. Леонид посмеивался и отшучивался, а Людмила одной тетке в волосы вцепилась. Муж ее не ревновал. Кажется, я догадываюсь — почему.
— Почему?
— Он то ли где-то облучился, то ли чем-то переболел, словом, в физиологическом плане удовлетворить жену не мог. Да и аппетит у Людмилы отменный. Извините, что я так цинично выражаюсь — мы тут даже матом при женщинах ругаться начали. Словом, освинячились совсем.
— Думаете, Леня удовлетворяет ее в физиологическом плане?
— Хороший вопрос. Я сам себе неоднократно его задавал. Помню, поначалу Леня даже не смотрел на женщин. Честно говоря, я думал, он в вас влюблен. Даже как-то спросил у него об этом.
— И что он ответил?
— Отшутился по своему обыкновению. Сказал, вы у него вместо идола или иконы. Я же не знал тогда, что вы его сестра.
Ахмет опять посмотрел на меня хитро.
Я с трудом подавила вздох. А вообще-то мне все стало вдруг по фигу.
— Скоро Людмила устроилась медсестрой в нашу больницу и все время ходила за Леонидом. Как нитка за иголкой. По-моему, это тешило его самолюбие. А там кто его знает. Потом он вдруг начал резко худеть. Как-то потерял сознание в своем кабинете во время приема больного. Мы решили, у него тепловой удар — было очень жарко, а кондиционеры часто барахлят. Потом замкнулся, перестал с нами общаться. Говорил, изучает медицинскую литературу. Ну да, тут у нас прекрасная библиотека, а он французским владеет. Да и английский неплохо знает.
— Моя жена первая подняла тревогу — женщины очень чуткий народ, — рассказывал Ахмет, потягивая «шабли». — Помню, она сказала мне: «Приворожила нашего Леню эта Людмила». Я рассмеялся ей в лицо. Она у меня чистый гуманитарий, филолог, и я с высоты моей медицинской образованности плевал на все эти бабские бредни. Да и согласитесь, трудно в конце двадцатого столетия верить в приворотное зелье, колдунов, знахарей и прочую дребедень.
— А я и не верю. И никогда не поверю, — с неожиданной злостью заявила я. — Просто он оказался настоящей тряпкой.
Ахмет неопределенно хмыкнул.
— Я и сам так считал. Поначалу. Я сказал ему: «Эта баба из тебя веревки вьет и в узлы завязывает. Да еще здоровье твое подрывает». Я был уверен, она его, как говорится, затрахала. Я даже рассказал ему, что имел с ней интрижку. Но на него это не произвело никакого впечатления.
— Потому что он ее не любил. Если бы он ее любил…
— Простите, а что такое любовь? Вы можете ответить на этот вопрос?
Ахмет смотрел на меня с насмешливым любопытством.
— Любовь и есть любовь. Тянет только к одному человеку. На остальных просто наплевать.
— Еще один вопрос, если можно: вы испытали любовь?
Я вздохнула и отрицательно покачала головой. К чему лгать самой себе?
— Вы правильно выразились: тянет. Так тянет, что ничего с собой поделать не можешь. Уверен, все эти колдуны и знахари досконально изучили природу любви. Так сказать, ее структуру. Молекулярное строение. Говорят, Восток — темное дело. Это далеко не так. Цивилизация внушила нам непоколебимую веру в силу науки. Прогрессивной науки. Но есть еще и другая наука, корни которой уходят в глубь веков и даже тысячелетий. Думаю, фактор времени со счетов тоже нельзя сбрасывать.
Внезапно я ощутила тревогу. Пока она была неосознанной. Похоже, такая тревога самая мучительная из всех.
— Думаю, он в конце концов догадался, что с ним происходит, — продолжал Ахмет. — Но к тому времени у него уже не осталось сил сопротивляться. И если учесть…
Он метнул в меня быстрый прищуренный взгляд.
