Едва ли Клей сможет это понять. Все дело в прошлом. В том, чего хотел для нее отец.
— Это… довольно сложно.
Клейтон бросил на нее мрачный взгляд.
— Милая, вся твоя жизнь представляет собой сплошные сложности.
Она грустно улыбнулась.
— Просто у него другие взгляды, — попыталась объяснить Хоуп. — Мама умерла совсем молодой, а он ее очень любил… и ужасно переживал. А сейчас у него сложности с любимым делом. Наверное, он внезапно понял, что смертен. И боится этого.
— Печально, — согласился Клейтон. — Но это не твоя вина. У тебя слишком властный отец. Он всегда был таким?
Насколько она могла вспомнить, отец всю жизнь отваживал тех немногочисленных знакомых, которыми она умудрялась обзавестись, и хаял их как мог. А сейчас, когда она стала достаточно взрослой, чтобы самой выбирать себе друзей, он начал навязывать ей Трента. Человека, которого она не выносит.
— Да, — с улыбкой сказала Хоуп. — Он никого не считал достойным меня. — Кроме Трента.
— Это ужасно.
— Нет. Он любит меня. Мы всегда ладили.
Клейтон прищурился и пристально посмотрел на нее.
— Ты сама не чувствуешь, что каждый раз многое не договариваешь?
— Я была довольна своей жизнью.
У Клейтона вырвалось междометие, выражавшее сострадание и невыразимую печаль.
— Кроме отца, у тебя никого нет, — сказал он. — Ты одинока и никого к себе не подпускаешь. Как можно быть довольной такой жизнью?
Она вздернула подбородок.
— Ты считаешь, что жизнь женщины не может быть полной без мужчины?
— Конечно нет, — ответил он, сокрушенно покачав головой. — Сама знаешь, я имел в виду совсем не это. Каждый раз, когда мы начинаем этот разговор, ты шарахаешься в сторону. Почему, Хоуп? Это что, больная тема?
У Хоуп тут же взмокли ладони.
— Конечно нет.
— Тогда скажи, почему ты сторонишься людей?
Казалось, воздух обжигает ей легкие.
— Мы говорили об этом. Я… отличаюсь от других.
— Ага. Ты хуже других.
— Нет, Клей. — Однако шутка помогла ей немного оттаять. — Я… со странностями.
— Перестань. Черт возьми, ты слишком строга к себе. Если у тебя одно ухо не слышит…
— Этого мало. Я всегда опережала в развитии детей своего возраста, опережала на несколько лет. Меня не обижали, но… держали на расстоянии. А я и без того нелегко обзаводилась друзьями. В тринадцать лет сидеть за одной партой с восемнадцатилетними…
— Это несправедливо. Они должны были по-другому относиться к тебе. — В глазах Клейтона загорелся гнев. — Ты же была малышкой по сравнению с этими оболтусами.
— Да, в каком-то смысле. — Она сумела улыбнуться. — Но зато я училась лучше их.
Клейтон не мог не ответить на ее улыбку.
— Да уж…
— А иногда у меня бывают… предчувствия.
— Вроде того, что ты узнаешь, кто звонит, еще до звонка? Это у тебя здорово получается. А меня не научишь?
Хоуп начинало пугать, что за короткий срок он изучил ее лучше, чем другие за много лет.
— Никогда не пробовала. Обычно мои способности обращают людей в бегство.
— А я не убегу.
Хотя от нежных слов Клейтона защемило в груди, Хоуп принялась ждать, когда до него по-настоящему дойдет, что она белая ворона. Но, подняв взгляд, не заметила на его лице ни малейших признаков отвращения. Наоборот, он был очарован.
— Хоуп, милая, а что говорит обо мне твое шестое чувство?
Она нервно усмехнулась. Что я должна держаться за тебя.
— Что ты чересчур любопытный. Знаешь, кому на базаре нос оторвали?
Он засмеялся.
— Что ж, это правда, но ты опять переменила тему. Ты доктор, и притом чертовски хороший. Что твой отец имеет против этого?
— Он хочет, чтобы я сидела дома и рожала ему внуков.
Глаза Клейтона загорелись и стеши ярко-зелеными. Он взял ее руку, погладил узкую ладонь, и от этого жеста у нее побежали мурашки по спине.
— Гмм… Неплохая мысль. Ну что ж, начало положено.
Она оттолкнула его руку.
— Клей!
— Я шучу. Пока с нас достаточно и одного ребенка. — Он широко улыбнулся. — Но мы действительно могли бы засесть дома и попрактиковаться…
Мечтательная улыбка, сопровождавшая эти слова, заставила Хоуп прыснуть со смеху.
— Это нечестно. Я рассчитывала на твою поддержку, а ты готов согласиться с каждым его словом.
— Нет, — возразил Клейтон, вновь становясь серьезным. — Цель моей поездки — оградить тебя от Трента. И прямо сказать твоему отцу, что я думаю о его так называемой правой руке. — Он потянулся и заправил за ухо Хоуп выбившуюся прядь волос. — Я не желаю видеть тебя несчастной. Пусть он поймет, что потеря клиники убьет тебя.
— Я не могу говорить с ним о Тренте.
— Не можешь? — Его тон стал ледяным. — Зато смогу я.
— Ему самому приходится нелегко. — Она почувствовала спазм в горле и невольно отстранилась. — И он очень рассчитывает на помощь Трента.
Клейтон что-то сказал. Хоуп слышала его густой баритон, но волнение помешало ей понять, что именно.
Он бережно повернул ее лицом к себе. Хоуп понимала, что гнев, горевший в глазах Клея, вызван не досадой на ее глухоту, а тем, что она сказала. Этого заботливого жеста оказалось достаточно, чтобы у нее заныло под ложечкой.
— Извини, — прошептала она. — Я не слышала тебя.
— Так ты ничего не собираешься ему говорить?
Недоверие, прозвучавшее в голосе Клейтона, заставило ее на ходу искать оправдания.
— А что, по-твоему, я должна ему сказать? Что его любимчик хочет жениться на его дочери? Так ведь ему не терпится поскорее выдать меня замуж! Или что дочь, которая никогда не желала выходить замуж, отказала этому любимчику? Ты не думаешь, что он уже знает и то и другое? Да Трент говорил ему об этом тысячу раз! Отец настолько занят своими проблемами, что просто не желает знать о моих.
— Значит, ему нет дела до того, как ведет себя Трент? Что этот подонок запугивает тебя, угрожает и даже посмел наброситься? Черт побери, да он чуть не изнасиловал тебя и в доказательство оставил синяк на плече!
Они долго смотрели друг на друга, запертые в тесном салоне машины. Положение казалось безвыходным.
— Ты не понимаешь, — наконец со вздохом прошептала Хоуп. — Он просто не поверит мне. Мы можем жаловаться на Трента хоть до посинения, но это ничего не изменит. Разговаривать с ним бесполезно. Он видит лишь то, что хочет видеть, и поймет только одно — что я не желаю считаться с его мнением.
— Тогда он не имеет права называть себя твоим отцом, Хоуп. Я убежден в этом.
Она понимала это. И понимала, что Клейтон хорошо знает, о чем говорит.
— Интересно, каким был твой отец… Ты помнишь его?
Клейтон закрыл глаза, потер виски и постарался вспомнить хоть что-нибудь, кроме доброго лица мужчины из своего видения.
— Не уверен, — с досадой сказал он. — Но это ничего не значит. Я прекрасно знаю, каким должен быть отец. — Слейтер посмотрел на ее живот и почувствовал такой прилив любви, что чуть не задохнулся. Он и представить себе не мог, насколько нужны ему эта женщина и этот ребенок.
— Отец любит меня, — тихо сказала Хоуп, но в ее глазах светилось такое сомнение, что Клейтону захотелось схватить ее папашу за грудки и как следует встряхнуть.
— Конечно, Хоуп. — Слейтер погладил ее по нежной щеке. — А раз так, все у вас наладится. — Дай-то бог…
Она кивнула и отвела глаза.
— Когда мы вернемся… в дом…
— Домой, — поправил он.
Теперь Хоуп снова смотрела на него.
— Домой, — тихо повторила она и улыбнулась, заставив Клейтона задуматься над тем, что означает эта улыбка. — Когда вернемся домой, я тебе кое-что расскажу.
У него отчего-то засосало под ложечкой. Хоуп закрыла глаза и промолвила тоном, говорившим, что она охотнее встретилась бы с вражеским эскадроном:
— Есть вещи, о которых я не говорила тебе, потому что ты слишком плохо себя чувствовал и неважно выглядел.
Скверное начало.
— Значит, сейчас я выгляжу хорошо? — попытался пошутить Слейтер. — Просто сегодня ты невнимательно смотрела на меня. Физиономия такая, как будто ее фломастерами разукрасили!
Она поморщилась, словно ощущала его боль.
— Тебе стало лучше, правда?
— Гмм… Немного. Так ты выйдешь за меня, Хоуп?
Ее глаза наполнила такая скорбь, что у Клейтона упало сердце.
— Я не думала, что понравлюсь тебе, — сказала она.
Что все это значит?
— Почему? — спросил Слейтер. — В тебе есть все, о чем я мечтал, о чем вообще может мечтать мужчина.
— Ты не помнишь, о чем мечтал, — заметила Хоуп.
Да, конечно, но…
— Все, о чем я мечтаю сейчас. Это важнее.
— Когда к тебе вернется память, ты будешь думать по-другому.
— Она может и не вернуться.
— Вернется, — уверенно сказала Хоуп. — Уже начинает возвращаться.
Он пристально всмотрелся в лицо Хоуп, пытаясь увидеть ее чужими глазами. Холодноватая, чуть отчужденная, но не столько из-за своей глухоты, сколько из-за выражения глаз, ясно говорящих ”отойди”. Приветливая лишь со своими больными и в упор не видящая всех остальных. Но Клейтон знал, что это лишь способ защиты от мира, который не желает принимать ее такой, какая она есть. Наверное, ум, внешность, обладание таинственным шестым чувством и глухота делают ее недоступной для окружающих. Но разве все это имеет значение, если он знает главное: они принадлежат друг другу.
