— Ты не помнишь, о чем мечтал, — заметила Хоуп.
Да, конечно, но…
— Все, о чем я мечтаю сейчас. Это важнее.
— Когда к тебе вернется память, ты будешь думать по-другому.
— Она может и не вернуться.
— Вернется, — уверенно сказала Хоуп. — Уже начинает возвращаться.
Он пристально всмотрелся в лицо Хоуп, пытаясь увидеть ее чужими глазами. Холодноватая, чуть отчужденная, но не столько из-за своей глухоты, сколько из-за выражения глаз, ясно говорящих ”отойди”. Приветливая лишь со своими больными и в упор не видящая всех остальных. Но Клейтон знал, что это лишь способ защиты от мира, который не желает принимать ее такой, какая она есть. Наверное, ум, внешность, обладание таинственным шестым чувством и глухота делают ее недоступной для окружающих. Но разве все это имеет значение, если он знает главное: они принадлежат друг другу.
— Хоуп, когда ко мне вернется память, ничего не изменится. Я хочу быть с тобой. Хочу быть частью твоей жизни и жизни моего ребенка.
Она смотрела на него во все глаза.
— Это… невозможно. Не могу поверить…
— Тебе придется в это поверить, — ласково сказал Клейтон, играя ее волосами. — Ну же, Хоуп, скажи, что ты выйдешь за меня!
— Ну вот, теперь меня донимают уже двое…
Слейтер оцепенел. Хоуп была права, он вел себя как идиот. Увидев ее ошеломленный взгляд, он мучительно захотел прижать ее к себе, но не посмел. Он был ничем не лучше Трента.
— Прости меня, — серьезно сказал Клейтон, предварительно удостоверившись, что она смотрит на него. — Ты абсолютно права. Обещаю больше не принуждать тебя.
— Клей…
— Нет. Я был не прав и приношу свои извинения. Когда захочешь поговорить об этом, учти мое чистосердечное раскаяние.
— Клей, прости…
— Нет, — быстро сказал он, выпрямился и откинулся на спинку сиденья. — Не надо. Это я виноват, Хоуп.
— Между тобой и Трентом есть разница, — тихо сказала она.
— Какая? — Его недовольство собой только усилилось.
Хоуп коснулась его колена.
— Он пытается заставить, а ты уговариваешь.
Виновато улыбаясь, она включила зажигание и нажала на газ. Прошло добрых пять минут, прежде чем Хоуп сказала:
— Ты очень терпелив со мной.
— Рано или поздно ты согласишься, — громко заявил он, перекрывая шум мотора. — Мне невозможно сопротивляться. — Хоуп засмеялась, и он улыбнулся. — Обожаю твой смех.
— Меня еще никто так не смешил, — призналась она.
— Приятно слышать.
Хоуп закусила губу и посмотрела на него так странно, что Клейтон занервничал.
— Может, не будешь томить душу и расскажешь все прямо сейчас? — решил пошутить он. — Постой, я догадываюсь. Ты где-то прячешь мужа!
Хоуп сдавленно фыркнула, при желании это можно было принять за смех, и умолкла. Вскоре они добрались до Сиэтла, свернули в деловой центр и остановились на площадке у внушительного небоскреба. Выключив двигатель, Хоуп вдруг сказала:
— Я не заслуживаю тебя.
— Это еще почему?
Она открыла рот, чтобы ответить, но передумала.
Потому что она что-то скрывает от него? Но что?
— Хоуп, что бы это ни было, мы справимся.
Она откашлялась, схватила сумочку и открыла дверь.
— Подожди. — Слейтер взял ее за руку и заставил обернуться. — Скажи, что ты веришь мне. Даже если между нами стоит то, чего я пока не понимаю. Ты знаешь, что я не оставлю тебя одну. Просто не смогу.
Она попыталась вырваться.
— Нам нужно идти.
— Чего ты боишься?
— Сейчас не время и не место для такого разговора. — Хоуп вздохнула, отчаянно заморгала, и Клейтон с удивлением понял, что она вот-вот заплачет.
— Эй… — Он осторожно потянулся к ней.
Хоуп вырвалась, и Слейтер, едва успев заглушить стон, — его ребра протестовали против такого обращения — устремился следом. Чуткая Хоуп тут же замедлила шаг и взяла его за руку.
— Извини…
— Все в порядке, — откликнулся он.
— Нет. Извини за то, что я втравила тебя в это дело.
Они вошли в пустынный вестибюль, и тут Клейтон остановил ее.
— Хоуп, ты ни во что меня не втравливала. Я сам захотел приехать и рад, что сделал это. Если ты хочешь отложить разговор — ладно, давай отложим. Но мне трудно смириться с тем, что на свете есть что-то, заставляющее тебя страдать.
— Ты не понимаешь, — прошептала она.
— Так объясни.
— Ладно. Позже, — кивнула она.
Они вошли в лифт.
Хоуп удостоверилась, что Трента нигде не видно, и Клейтон занял пост у дверей компании Бродерика. Ему захотелось войти, но лицо Хоуп выражало мольбу, и с этим нельзя было не считаться.
Он с удовольствием походил бы взад и вперед, но после долгого переезда тело болело так, что об этом нечего было и думать. Однако сидеть и ждать оказалось ничуть не легче. Когда наконец в дверях показалась Хоуп с побелевшим, искаженным лицом, он вскочил и взял ее за руки.
— Что с тобой?
С минуту Хоуп молча смотрела на него. Ее темные глаза, казавшиеся на бледном лице огромными, были полны невыразимого отчаяния.
— Хоуп…
Она продолжала молчать. Слейтер огорченно крякнул и усадил ее в кресло, с которого только что встал.
— Сейчас я войду, — пробормотал он, — и скажу ему все. Как он смел расстроить тебя? Да еще в таком положении? Я…
— Нет! — быстро сказала она, вскочила и схватила его за руку. — Со мной все в порядке!
— Ты белая как простыня. Тебе нездоровится?
— Нет.
Он не поверил ей. Рука Хоуп была холодна как лед. Слейтер чертыхнулся, взял в ладони кисти ее рук и только тут понял, какая она маленькая и беззащитная.
— Хоуп, в чем дело? Что случилось?
Она облизала губы и тяжело вздохнула.
— Клей, ты не мог бы… Знаешь, скажи это снова.
— Хоуп, говори! — взмолился Клейтон. — Что он тебе сказал?
— Клей, пожалуйста. — Она вцепилась в его руку и тревожно посмотрела в глаза. — Скажи это.
Он так испугался за нее, что не сразу понял, о чем она просит. У Хоуп тряслись руки.
— Что сказать?
Она посмотрела на него так, как женщины смотрят на безмозглых мужчин; честно говоря, Клейтон и сам уже начинал чувствовать себя полным идиотом.
— Ты знаешь, — ответила она и закусила губу. — То, что ты говорил сначала у меня в доме, потом в машине… Вспомни, о чем мы разговаривали.
Слейтер стал ломать голову, вспоминая все, что они говорили об отце, но страх не давал ему сосредоточиться.
— Извини, милая. Мы говорили о стольких вещах…
— Ты передумал, — глухо сказала Хоуп, понимающе кивнула и высвободила руку. — Ладно, неважно. Едем обратно.
— Что… — Ошарашенный Клейтон пытался сообразить, чего она ждет от него. — Хоуп, ты абсолютно сбила меня с толку.
— Знаю. Не обращай внимания. — Она взяла его за руку и попыталась увести. — Все равно это… просто смешно.
— Подожди. — Он снова взял Хоуп за руки и на мгновение задумался, глядя в лицо, которое успело стать ему родным. В ее темных глазах светились те же чувства, которые испытывал он сам, но к ним добавлялись страх, трепет, волнение… и надежда на то, что он не сможет, не сумеет отказаться…
”Скажи это снова”, — сказала она.
Господи, какой он болван! От гнева на самого себя у Слейтера сжалось горло.
— Доктор Бродерик, если не ошибаюсь, вы просите меня жениться на вас?
В ее темных глазах засветились радость и облегчение.
— Да, — прошептала она с улыбкой на побледневших губах. — Прошу.
— Ну, слава богу, — тем же шепотом ответил Клейтон и обнял ее.
Он не хотел думать о том, что могло заставить Хоуп изменить свое решение. Что-то подтолкнуло ее к этому. То, чего он не понимал. Но разве это могло помешать ему испытывать величайшую радость и облегчение!
Даже если она согласилась принять его предложение из страха, это не имело значения, потому что в глубине души он знал, что им суждено быть вместе, и они будут счастливы.
А любовь, непринужденность, тепло — все придет, потому что начало этому уже положено. Они постараются.
Наконец он заметил, что Хоуп отстраненно смотрит на него, тревожно кусает губы и явно хочет что-то сказать. Из кабинетов, несмотря на воскресный день, доносились приглушенные голоса и телефонные звонки, неподалеку поскрипывал лифт, и Клейтон вдруг понял, что его прекрасная Хоуп ничего этого не слышит. Не обращая внимания на окружающих, он запустил пальцы в ее прекрасные волосы и бережно привлек к себе — куда бережнее, чем ему хотелось. Будь его воля, он не отрывался бы от этого нежного рта, пока в легких оставался воздух. Но Хоуп была настолько взволнована, что, боясь навредить ей, Клейтон сумел сдержаться.
Их поцелуй был таким же легким, как шедший за окном весенний дождь. Руки Слейтера легли на ее талию. Он поднял Хоуп в воздух и, забыв о боли в ребрах, изо всех сил прижал к себе.
