На виа деи Коронари было очень людно в этот полуденный час. На нас глазели вовсю.
— Плевать я на них хотел. — Рафаэлло схватил меня за руку. — Теперь ты никуда от меня не денешься, бамбина.
— Рафаэлло, прошу тебя, не устраивай сцен. У меня очень ревнивый муж. Он… он может тебя убить.
Рафаэлло расхохотался.
— Я предложу ему устроить дуэль прямо здесь. Тащи сюда свое дохлое чучело.
— Постой, я все тебе объясню. — Я с опаской озиралась по сторонам. Али должен был появиться с минуты на минуту — он оформлял покупки. — Мой муж… словом, он арабский шейх. Он… он не поймет, если увидит нас вместе.
— Шейх? — В глазах Рафаэлло было недоверие. — Так ты отхватила себе шейха? — Недоверие сменилось восхищением. — Что же ты мне сразу не сказала?
— Уходи, Рафаэлло. Он уже вышел из галереи. Скорей же.
— Нет, моя белиссима. Я и не подумаю уходить. Я прямо-таки жажду познакомиться с обладателем такого бесценного сокровища. Думаю, мы с твоим шейхом найдем общий язык.
— Рафаэлло, ради всего святого! Встретимся потом. Сегодня вечером, если хочешь. Я остановилась в «Эксельсиоре». Приходи в восемь.
Он неохотно выпустил мою руку.
Подошел Али, и я уцепилась за его локоть. Я видела краем глаза, с каким изумлением смотрит нам вслед Рафаэлло.
Когда лимузин медленно и торжественно тронулся с места, Али спросил:
— Что нужно было от тебя тому человеку?
— Он художник. Хотел продать свою картину. Он решил, я очень богатая.
Али смотрел на меня с самодовольной улыбкой.
— Ты на самом деле очень богатая, Ани.
Я сказала Фариде, что случайно встретила друга и он хочет навестить меня сегодня в восемь часов. Еще я сказала, что очень боюсь, как бы об этом не узнал Али.
— Господина не будет. Я провожу вашего друга в ваши апартаменты, госпожа.
— Мне кажется, это опасно, Фарида. Кто-нибудь из гостиничной обслуги может проболтаться. И вообще…
— Вы очень хотите увидеть вашего друга, госпожа?
— Наверное… Я, кажется, по нему соскучилась.
Я не лгала. Я поняла, что рада Рафаэлло, когда мы с Али сели в машину. Я вдруг испытала такой приступ ностальгии, что была готова выпрыгнуть на ходу и бежать назад, к Рафаэлло.
— Может, госпожа боится, что я проболтаюсь господину? — как мне показалось, с насмешкой в голосе спросила Фарида.
— Нет. Но…
— Госпожа забеременела от этого… друга?
— Фарида, ты… ты сошла с ума! Ты несешь такую чушь. — Я почувствовала, как к моим щекам прихлынула кровь. Я поняла вдруг, что мне не провести Фариду, и замолчала. С этой девчонкой нужно играть не в прятки, а в поддавки. — Да. Я давно его люблю. Но он такой бедный. Он художник. Но клянусь тебе, я не искала с ним встречи — просто художники любят шататься по антикварным лавкам.
— Знаю, госпожа, — Фарида мне подмигнула. — Госпожа вела себя очень достойно. Господин очень доволен своей госпожой. Я встречу вашего друга в вестибюле и провожу к вам. Я знаю, как сделать, чтобы никто ничего не заметил. Господин сегодня не скоро вернется.
Фарида определенно знала об Али больше, чем я, женщина, с которой он спал. Нет, нам, европейцам, никогда не постичь тайну Востока.
Рафаэлло полез на меня чуть ли не с порога.
— Ты так сексуально одета. Арабы понимают в этом толк.
— Ты порвешь мне шаровары, Рафаэлло! Ты настоящий медведь. Постой же, я разденусь.
Разумеется, у меня не было никакой возможности не позволить ему сделать то, что он так страстно хотел. Да это было бы и глупо с моей стороны — я сама безумно хотела Рафаэлло.
Он был неуклюж и уж больно тороплив Как любовник, он не шел ни в какое сравнение с Али. Но я так истосковалась по всему европейскому.
— Ты что, на самом деле вышла за этого типа замуж? — спросил он, когда мы плескались в ванне, напоминавшей миниатюрный бассейн.
— Пока еще нет. Я… я еще не дала Али окончательного согласия.
— Ну и глупышка. Чего тут думать?
— Ты разве не ревнуешь меня? Ты ведь, кажется, говорил, что любишь меня.
Рафаэлло ласково ущипнул меня за задницу.
— Ревность — непозволительная роскошь для такого оборванца, как я. Я рад за тебя, бамбина. Считай, мы оба выиграли в рулетку. Ты сказала своему шейху о том, что ждешь ребенка?
Я быстро скумекала, чем может обернуться для меня откровенность — Рафаэлло, я знала, способен на шантаж.
— Я обманула тебя. Прости меня, Рафаэлло. В то время я еще не была беременна.
— Что? Что ты сказала?
Он схватил меня за плечи, и в следующее мгновение мы оба очутились под водой.
— Дурак. Испортил прическу. — Я успела наглотаться отвратительно горькой воды, и меня затошнило. — Ведешь себя как последний дикарь.
Я на самом деле ужасно разозлилась на Рафаэлло — со мной последнее время никто не проделывал такие идиотские штучки.
— Я скажу твоему шейху, что это мой ребенок. Пускай этот индюк знает, что мы, итальянцы, тоже можем делать детей.
Его просто распирало от патриотизма.
— Он тебе не поверит. Он просто не захочет разговаривать с тобой. Он шейх, а ты нищий художник. Таких, как ты, даже в евнухи не берут.
Внезапно Рафаэлло сник.
— Камилла мне то же самое сказала, — пробормотал он.
— Почему вы с Камиллой не поженились? — полюбопытствовала я.
— Она нашла другого. Он настоящий жеребец, этот Антонио. Ну да, ведет спокойную жизнь — у него собачья ферма, понимаешь? А я все время на нервах живу. — Рафаэлло хлюпнул носом. — Камилла сказала, я потенциальный импотент. И никудышный художник. Она…
Рафаэлло по-настоящему расплакался. Мне стало его жаль. Мне всегда жаль тех, кого жизнь опрокидывает на обе лопатки.
— Не обращай внимания. Камилла очень злая. Она ревновала тебя ко мне, и наоборот.
— Знаю. Нанни, она говорит, ты лесбиянка. Она говорит, ты хотела соблазнить ее. Это правда, Нанни?
— Какая тебе разница? — Я усмехнулась. — Мне кажется, то, что мы вытворяли втроем, в сто раз хуже лесбийской любви.
— Я делал это только потому, что боялся потерять Камиллу. Мне было тоже противно.
Мы поужинали втроем. За ужином Рафаэлло бросал на Фариду похотливые взгляды. Похоже, он тоже ей понравился. Что касается меня, то я четко знаю: жалость убивает не только любовь, но и желание. Я так устроена. И ничего тут не поделаешь.
— Лейла-ханум умерла, — сообщила мне утром Фарида. — Мы летим сегодня домой.
Я еще не видела Али. Я не знаю, где он провел ночь, — я заснула и проснулась одна. Не знаю, что мне снилось, — я обычно не помню свои сны, но я проснулась полная решимости сделать ноги из своей золотой клетки.
У меня не было ни паспорта, ни денег.
У меня даже не было европейского костюма.
Ко всему прочему, мне нужно было обвести вокруг пальца эту мудрую девочку Фариду, которая, уверена, возлагала на меня слишком большие надежды.
Я вспомнила Нефисе и усмехнулась. Эта образина на самом деле умна. Не исключено, что это она подсказала мне во сне, что нужно делать ноги.
Нет, я не верю ни в какую мистику. И чисел у меня любимых нет. Разве что дата собственного дня рождения. Проснувшись в то утро, я вспомнила, что мне стукнуло двадцать три.
Когда я принимала ванну, вошла Фарида и сказала:
— Через час мы уезжаем в аэропорт.
Я обратила внимание, что на ней уличные туфли, а в руках сумка. Я сделала вид, что ничего не заметила. И сумела сделать правильный вывод.
Дверца моей клетки была распахнута. Остальное зависело от меня.
Я сказала родителям, что у меня будет ребенок. Еще я сказала им, что ушла от мужа, потому что он меня ревновал и хотел убить.
В подробности я вдаваться не стала, хотя мама и делала попытки вытащить из меня кое-какую информацию. Отец приходил мне на помощь.
— Девочке нужен покой, — говорил он. — Она столько пережила. Мы сами виноваты: были так заняты своей работой, что не смогли помочь ей в трудную минуту.
— Я всегда готова была ей помочь. Не помню, чтобы я отмахивалась от проблем собственной дочери. Дело в том, что нынешняя молодежь стремится порхать по жизни. Согласна, время сейчас непростое, но в любой ситуации нужно оставаться самим собой. Это вовсе не сложно, если у тебя есть нравственные устои…
Отец никогда не вступал в словесную баталию с матерью. Он едва заметно мне подмигивал и шел к буфету, где стояла рябиновая настойка. Отец здорово постарел за то время, что мы не виделись. Мама совсем не изменилась — словно законсервировалась в своей строгой оболочке женщины под пятьдесят или около того, живущей работой, домом и телесериалами. Появление Лени не превратило ее в стопроцентную бабушку. Существует определенный тип женщин, которых даже десяток внуков не способны превратить в бабушку. Мне с этим делом повезло больше, чем моему сыну.
Через три дня после моего воцарения в доме отец поднялся ко мне в мансарду. Дело было утром в воскресенье. В мамины «рыночные» часы.
