Барбара залилась румянцем, но все же приняла предложение мисс Карлайл провести остаток дня в Ист-Линне. Приближалось время обеда, и Изабель отправилась наверх переодеться. Джойс, которая уже ожидала ее, снова заговорила о своей службе.
— Миледи, я переговорила с мисс Карлайл, и она не возражает против моего перехода к вам, но говорит, что я сначала должна ознакомить вас с некоторыми неприятными фактами моей биографии; мне и самой эта мысль уже приходила в голову. Мисс Карлайл, возможно, не самая приятная особа в общении, но очень прямая и справедливая.
— Что это за факты? — спросила леди Изабель, присаживаясь, чтобы дать Джойс причесать свои волосы.
— Миледи, я постараюсь изложить все как можно короче. Мой отец служил клерком в конторе мистера Карлайла — разумеется, покойного мистера Карлайла. Моя мать умерла, когда мне было восемь лет, и отец впоследствии женился вторично на сестре жены мистера Кейна…
— Учителя музыки?
— Да, миледи. Она была гувернанткой, как, впрочем, и миссис Кейн; они обе были очень аристократичными во всем, что касалось образованности и хороших манер. Все в Вест-Линне считали, что, снизойдя до брака с моим отцом, она уронила собственное достоинство. Но он был весьма привлекательным и умным мужчиной, хотя и самоучкой. Как бы то ни было, они поженились, и к концу года родилась Эфи…
— Кто? — перебила леди Изабель.
— Моя единокровная сестра, Эфи. Еще через год умерла и ее мать, после чего ее захотела взять на воспитание тетка матери. Я осталась с отцом, ходила в дневную школу, а когда подросла, стала учиться шить шляпки и платья. Мы жили в чудесном коттедже, миледи, который стоял в лесу. Он был собственностью моего отца. Став взрослой, я стала шить для местных дам и продолжала заботиться об отце, поскольку женщина, выполнявшая домашнюю работу, приходила всего на несколько часов в день. Так прошло несколько лет, а затем Эфи вернулась домой. Тетка умерла, ничего не оставив ей. Эфи просто испугала нас. У нее были изысканные манеры, нарядные платья, она была веселой, легкомысленной и занималась только чтением книг, которые брала в библиотеке. Отцу это не нравилось: мы были простыми работящими людьми, а она хотела быть леди — вот вам результат воспитания, не соответствующего положению. Мы часто ссорились главным образом из-за ее платьев. Потом она познакомилась с молодым Ричардом Хэйром.
Леди Изабель подняла голову и посмотрела на нее.
— Единственным сыном судьи Хэйра, родным братом Барбары, — продолжала Джойс, понизив голос, словно Барбара, находившаяся в гостиной, могла ее услышать.
— О, она была очень ветреной, поощряла его ухаживания, и вскоре он влюбился в нее по уши. Он был таким простаком, что она посмеивалась над ним за глаза. Она заигрывала и с другими кавалерами, которые приходили по вечерам, когда в доме никого не было. Мой отец два вечера в неделю, отработав днем в конторе мистера Карлайла, подрабатывал секретарем в литературном обществе. Он также любил охоту и, придя домой в обычные дни, когда не подрабатывал, любил побродить по лесу с ружьем. Я редко приходила раньше девяти, Эфи часто оставалась одна и пользовалась случаем, чтобы пригласить кого-либо из своих воздыхателей.
— А что, у нее их было много? — шутливо спросила леди Изабель, которую, казалось, эта история немало позабавила.
— Главным поклонником, миледи, был Ричард Хэйр. Но она также умудрилась познакомиться еще с одним человеком, нездешним, который приезжал к ней издалека. На мой взгляд, в этом не было ничего серьезного; мистер Ричард был ее главным поклонником. И так продолжалось до тех пор, пока… он не убил нашего отца.
— Кто? — воскликнула пораженная леди Изабель.
— Ричард Хэйр, миледи. Отец заявил Эфи, что она не должна более принимать мистера Ричарда, поскольку известно: если джентльмен втайне ухаживает за бедной девушкой, у него вовсе не женитьба на уме. Отец вмешался бы более решительно, если бы не был хорошего мнения о мистере Ричарде и не считал, что тот не способен причинить вреда Эфи. Увы, он не знал, какая она ветреная. Но однажды он услышал в Вест-Линне разговор, в котором неприличным образом связывались имена Эфи и мистера Ричарда. Вечером того же дня, в моем присутствии, он сказал Эфи, что так больше не может продолжаться и она не должна поощрять его ухаживаний. И на следующий вечер, миледи, Ричард Хэйр застрелил моего отца.
— Какой ужас!
— Я не знаю, было ли это сделано с умыслом или же ружье выстрелило в завязавшейся потасовке: все думают, что это было предумышленное убийство. Мне, миледи, никогда не забыть той сцены, которую я увидела, вернувшись домой от судьи Хэйра, в доме которого работала в тот день. Отец лежал на полу мертвый, а в доме было полно людей. Эфи ничего не могла сказать о том, что произошло: она вышла прогуляться по лесной тропинке, за домом, и ничего не слышала, а вернувшись, обнаружила тело отца, над которым склонился мистер Локсли. Он сказал, что услышал выстрел и, подойдя к дому, видел, как Ричард Хэйр отшвырнул в сторону ружье и бросился бежать прочь от коттеджа, причем его ботинки были забрызганы кровью.
— Ах, Джойс, я не люблю слушать про такие ужасы. Что же сделали с Ричардом Хэйром?
— Он скрылся, миледи. Убежал в ту же ночь, и с тех пор о нем ничего неслышно. Ему вынесли обвинение в убийстве, и собственный отец первым передаст его в руки правосудия. Какое ужасное несчастье свалилось на семью Хэйров, таких прекрасных, уважаемых людей: оно понемногу убивает миссис Хэйр. Эфи…
— Что это за имя, Джойс?
— Миледи, при крещении она получила прекрасное имя: Афродита. Поэтому мы с отцом называли ее не иначе, как Эфи. Но я еще не все рассказала вам, миледи. Как только закончилось следствие, она последовала за Ричардом Хэйром.
Леди Изабель невольно воскликнула.
— Да, миледи, — сказала Джойс, отвернувшись от своей хозяйки, чтобы та не видела ее увлажнившихся глаз и щек, покрасневших от стыда. — С тех пор о них ничего не слышно: скорее всего, они оба уехали из Англии — в Австралию или в Америку, кто знает! От пережитого мною стыда и горя в связи со смертью отца я заболела. Это была нервная лихорадка, и она продолжалась довольно долго. Мисс Карлайл взяла меня в свой дом и выходила меня вместе со своими слугами. Она ведь добрая в глубине души, просто у нее не самые лучшие манеры, и она считает себя умнее других людей. После этой болезни я осталась у мисс Карлайл в качестве старшей служанки и на других людей больше не работала.
— Как давно это случилось?
— В сентябре будет четыре года, миледи. Коттедж с тех пор стоит пустой, поскольку в нем никто не хочет жить: говорят, в нем пахнет убийством. И продать его я не могу, потому что у Эфи на него такие же права, как и у меня. Я иногда прихожу туда, открываю окна и проветриваю дом. Именно это я должна была рассказать вам, миледи, прежде чем вы примете решение взять меня на службу: не всякая дама захочет взять девушку, сестра которой так опозорила себя.
Леди Изабель сказала то, что думала: она по-прежнему хотела взять Джойс в горничные. После этого она откинулась в кресле и задумалась.
— Какое платье, миледи?
— Джойс, о чем это вы сплетничали возле двери, ты и Сьюзен? — внезапно спросила леди Изабель. — Что-то насчет чаши с ядом, которую мне может дать мисс Хэйр. Ты должна сказать Сьюзен, что шептаться нужно потише.
Джойс улыбнулась, хотя и смутилась.
— Конечно, это чепуха, миледи. Люди считают, что мисс Барбара была очень привязана к мистеру Карлайлу, можно сказать, любила его, и многим казалось, что это была бы неплохая пара. Но, мне кажется, она, даже при всей ее любви, не смогла бы сделать его счастливым.
Внезапно кровь прилила к лицу леди Изабель, и она почувствовала нечто похожее на ревность. Нет такой женщины, которой было бы приятно услышать, что другая женщина привязана к ее мужу, даже если это было в прошлом: где гарантия, что это чувство осталось неразделенным?
Леди Изабель спустилась к обеду в платье из дорогих черных кружев, расшитом черным янтарем; низкий лиф и рукава платья были отделаны белыми кружевами, такими же дорогими, как и черные. Она выглядела неописуемо прекрасной, и Барбара отвела от нее глаза, почувствовав невыносимую зависть: к ее красоте, ее наряду, даже к мягкому и изящному платочку с графской короной, напоминающей, чьей дочерью она была. Барбара и сама выглядела недурно в своем светло-голубом платье и с раскрасневшимися от волнения щеками. На шее у нее была надета золотая цепочка, подаренная ей мистером Карлайлом — она не смогла отказаться от нее.
Так они и стояли у окна вдвоем, когда м-р Карлайл, поднимавшийся по аллее, увидел их и поклонился. Леди Изабель заметила, как алые щеки соседки сделались малиновыми.
— Как поживаешь, Барбара? — воскликнул он, пожимая руку гостье. — Наконец-то ты нанесла нам визит, хотя и подзадержалась с ним! А как твои дела, моя дорогая? — прошептал он, наклонившись к жене, но не поцеловав ее.
