— Я — Лемальо, гражданка, комиссар Директории в департаменте. Я предъявляю вам обвинение в убийстве генерала Гоша и сообщаю вам, что вы будете задержаны и посажены в тюрьму.
Черкнув что-то в бумагах, он спросил:
— Можете ли вы сказать что-то насчет того, куда скрылся ваш муж и сообщник? Это смягчило бы вашу вину.
Вздох облегчения вырвался у меня из груди, едва я поняла, что Александр скрылся. Поль Алэн повернулся ко мне и тихо, сквозь зубы, произнес:
— Сюзанна, ни слова. Ни единого слова. Они ловят вас на крючок.
Лемальо раздраженно махнул рукой.
— Эй, гвардейцы! Выведите преступника. Хотя нет… Это вы сделаете потом. А сейчас очистите кабинет, и немедленно!
Гвардейцы, звеня шпорами, принялись выталкивать людей из зала. Я бросила неосторожный взгляд на Лемальо: он, видимо, пользовался здесь почти неограниченной властью. Одному Богу известно, что он со мной сделает. Я помнила совет Поля Алэна и решила молчать, что бы у меня ни спрашивали. Уж кто-кто, а брат Александра мне плохого не посоветует.
Гвардейцы как раз закрывали дверь, когда Лемальо вышел из-за стола и, любезно улыбаясь, стал между нами.
— Мне приятно сообщить вам, что по вашему делу сюда приедут разбираться люди из Парижа. Ну, а пока их нет, вами займусь я. Вы ведь будете говорить, гражданка? Нам крайне важно поймать вашего мужа.
Почти дьявольская гримаса исказила его черты. Резко наклонившись вперед, он с силой ударил меня по щеке — так, что моя голова мотнулась в сторону, в ушах раздался звон. С таким же наслаждением он закатил мне вторую пощечину.
— Вас ждет именно такое обращение, гражданка.
С проклятием Поль Алэн рванулся с места. Глаза его полыхнули такой яростью, что испугала бы и дьявола.
— Подонок! Не советую вам повторять это. Вы будете висеть на первой же осине, как только выедете из Ренна, за то, что посмели ударить жену моего брата!
— Молодой человек, смотрите, как бы не повесили вас, — произнес Лемальо, обнажая в улыбке редкие зубы.
Поль Алэн смотрел на него с ненавистью.
— Мерзавец, — процедил он сквозь зубы.
— Вы заговорили бы иначе, если бы знали меня, молодой человек. Знаете, зачем я ударил вашу прелестную невестку?
Поль Алэн молчал, и я, понемногу приходя в себя, видела, как судорожно он сжимает кулаки.
— Я это сделал затем, чтобы, если вас выпустят, вы передали своему брату, как грубо здесь обращаются с прекрасной герцогиней. Может быть, тогда он явится с повинной.
Он махнул рукой гвардейцам.
— А теперь уведите преступника. Мы побеседуем с гражданкой наедине.
Поля Алэна подняли и поволокли к двери. Я успела взглянуть на него. Он кивнул мне так, словно хотел повторить свои предыдущие слова. Да, видимо, он просит меня молчать…
Лемальо снова уселся за стол, внимательно меня разглядывая.
— Гражданка, меч закона висит не только над вашим мужем. Генерал Гош убит, и у нас есть основания полагать, что все ваше семейство виновно в этом. Знаете, как взяли вашего деверя?
Я молчала, сжимая зубы. Ненависть, которую я чувствовала к этому человеку, порой доходила до тошноты. Мне комок подступал к горлу, едва я вспоминала, что он посмел меня ударить, да еще пытался этим устроить ловушку для Александра.
— Поля Алэна дю Шатлэ арестовали на площади перед театром. Ничего подозрительного у него не обнаружили, но есть свидетели, которые точно видели, что он долгое время держал под уздцы нескольких лошадей, словно поджидая кого-то. С ним был сообщник, которому удалось скрыться. Ну, что вы на это скажете?
Сердце у меня упало. Я поняла, что совершила большую глупость. Поль Алэн, пожалуй, был арестован из-за меня. У них с Александром все, наверное, было условлено. Он ждал герцога у площади, но я смешала их планы. Герцог ушел другим путем, он просто не мог поступить иначе и не мог предупредить брата. Хорошо, что Поль Алэн вовремя понял ситуацию и успел избавиться от лошадей. Если бы его взяли с лошадьми, тогда вообще было бы трудно оправдаться.
— Ваш муж, гражданка, этот подлый убийца, — вкрадчиво произнес Лемальо, перегибаясь через стол и чуть ли не оскаливаясь, — непременно будет пойман. Мы не простим убийце смерти знаменитого генерала. Гоша. Так что будет лучше, если вы нам поможете.
— Каким образом? — спросила я презрительно.
— Скажете, какое место вы выбрали для убежища, черт подери!
Я не ответила. Неожиданная мысль мелькнула у меня в голове. Его лицо было так близко ко мне, почти на расстоянии вытянутой руки. Да ведь я не была связана, как Поль Алэн. Подумать только, этот плебей, этот урод, этот ублюдок посмел ударить меня, ударить дважды…
Резко поднявшись к нему, я плюнула ему прямо в лицо.
Замешательство длилось лишь несколько секунд. Похоже, сначала он остолбенел. Потом его рука поднялась и он снова ударил меня с такой силой, что я полетела на пол.
Вошли гвардейцы. Он указал им на меня и приказал отвести в соседнюю комнату под арест. Ночь, таким образом, я должна была провести не в тюрьме, а в Ратуше.
— Если вы думаете, гражданка, — почти любезно сказал он, наблюдая, как меня тянут к выходу, — что я еще раз снизойду до разговора с вами, то вы ошибаетесь. Даже если бы вы теперь сами умоляли меня выслушать ваши признания, я не стал бы вас слушать. Завтра вечером здесь будет другой комиссар Директории, он обойдется с вами куда хуже, чем я.
Ухмыляясь, он стал собирать на столе бумаги. А меня почему-то не покидало странное чувство того, что этого человека я уже когда-то видела.
Эту ночь я почти не спала. Сначала просто лежала неподвижно, бросившись на какой-то топчан и уставившись невидящими глазами в потолок, потом понемногу стала размышлять. Первые мысли были, конечно, об Александре.
Я хорошо понимала, как его подвела. Я, вероятно, испортила всю договоренность и наделала много такого, о чем я сама пока не догадываюсь. Больше всего меня мучило то, что мы теперь надолго разлучены. Я даже о себе не думала, думала только об этой разлуке. Все жандармы Бретани будут поставлены на ноги. Раз Гош убит, и убит Александром, стало быть, на поимку моего мужа будут брошены все лучшие силы. Говорил же мне этот мерзавец Лемальо, что следователи едут из Парижа. Теперь для Александра, если только ему удастся ускользнуть, есть лишь одно спасение: спешный отъезд в Англию. Кто знает, сколько мы не увидимся. Месяц, год… Никто не может сказать, когда он вернется.
Мы с ним даже не попрощались.
И подумать только, всего этого могло и не быть, если бы он мне доверял и послушался меня. Я так его просила, так отговаривала. А он с такой легкостью все поставил на карту — наше счастье, наш дом, наше будущее. И все разом проиграл.
Чего мы теперь могли ждать от жизни? Разве что короткой встречи. Она бы стала венцом всех желаний.
Я прикусила пальцы, чтобы не плакать. Я не сомневалась, что за мной ведется наблюдение, и не хотела никому показывать свое отчаяние. Они считают меня сообщницей — ну и пусть. Я даже оправдываться сейчас не хотела. Только бы Александр не попался в ловушку, расставленную Лемальо. Он ведь вполне может, услышав о том, что я арестована вместо него и что со мной дурно обращаются, явиться и дать себя арестовать, лишь бы освободить меня.
Я так люблю его. Но, Боже праведный, смогу ли я когда-нибудь простить ему, что он решился на этот злосчастный выстрел, что он так легко променял семью на сомнительную славу роялиста-заговорщика?! Он хоть думал, чем это кончится? Впрочем, все мужчины так поступают — совершают подвиги, воюют, стреляются, полагая, что делают что-то в высшей мере славное и полезное, и нисколько не думают о том, как много горя причиняют окружающим.
Лемальо сдержал слово. Меня ни ночью, ни днем никуда не вызывали. Мне даже не принесли еды. Только раз мне удалось уговорить часового дать стакан воды. Сентябрьский тусклый день тянулся неимоверно долго. Я вышагивала по комнате, отбрасывая назад распустившиеся спутанные волосы. Заснуть мне не удавалось. Когда я поглядывала на себя в зеркало, то видела распухшее лицо, разбитые ударом губы, синяк на виске. У меня даже не было воды, чтобы умыться, не было мокрого полотенца, чтобы хоть немного охладить лицо после тех пощечин. Кошмар… Можно ли поверить, что еще недавно я была на Корфу, острове любви? Все ужасно изменилось. Я снова в этой проклятой стране, и снова начался все тот же ужас…
Часовые, сменяющиеся каждые четыре часа, кричали мне через дверь самые грязные ругательства, вплоть до нецензурных. Я не подавала виду, что слышу. Эти люди, похоже, очень любили Гоша. И, кажется, их вполне уверили в том, что это я нажала на спусковой крючок.
В десять вечера дверь распахнулась. Я поняла, что приехал тот самый обещанный мне комиссар — поняла это еще раньше, услышав шум в соседнем кабинете.
