— О Боже! Наконец-то! — Я была совершенно измучена.
— Боюсь, — сказал он сердито, бросая шляпу и падая на стул от усталости, — я ничем не смогу вас утешить.
— Когда вас отпустили?
— В полдень.
— А меня утром. Вы знаете что-то об Александре? Умоляю вас, говорите!
Он удрученно покачал головой.
— Мне совсем мало удалось узнать.
— Что именно?
— Александр до сих пор не пойман — это раз. Александр выехал из Ренна еще до того, как пришел приказ закрыть все городские заставы, — это два. Я узнал это от одного жандарма, стоявшего у шлагбаума. Похоже, у Александра плохо с ногой — это три. Он хромал. По-видимому, повредил ногу при прыжке.
— Господи ты Боже мой! — прошептала я, ломая пальцы.
— И, наконец, последнее, что я знаю. Александр не уехал в Англию. Он все еще в Бретани.
— Почему?
— Неизвестно по каким причинам, но он не явился в бухту, где его ожидала шхуна. По всем нашим расчетам, еще позавчера утром он должен был быть в Лондоне. Но он даже не пришел в назначенное место. Человек, который сопровождал его, тоже пропал.
— Но герцог жив, да? Поль Алэн, говорите!
— Черт возьми, я надеюсь, что жив!
Он вскочил на ноги, раздраженно прошелся по гостиной.
— В этом деле так много неясного… почему он действовал совсем не так, как мы условились? Я ждал его на площади с лошадьми. Я понимаю, конечно, что вы значительно осложнили ему дело. И все-таки…
Я промолчала, понимая, что Поль Алэн еще не знает о лейтенанте, которого я притащила в ложу. У меня не хватило мужества признаться. Мне казалось, Поль Алэн просто убьет меня за это.
— Вам нужно поесть, — сказала я вслух.
Он кивнул, соглашаясь со мной.
Я не стала звать прислугу. Сама пошла на кухню, собрала на поднос все, что смогла, поставила две бутылки бургундского. Мне и самой хотелось вина. Уже очень много часов я жила в страшном напряжении. Мне нужна была разрядка.
— Не беспокойтесь, — сказал Поль Алэн, нарезая окорок. — В сущности, все прошло довольно удачно. Александр на свободе. Я сейчас часа два посплю и снова поеду его искать. Я объезжу всех. И Кадудаль поставит на ноги своих людей. Мы отыщем Александра.
Чтобы подбодрить меня еще больше, он ласково сжал мою руку.
— Выше нос, дорогая сестра! Вам трудно, я знаю. Но мы им еще отомстим. Этому мерзавцу Лемальо — в первую очередь. Мы еще зададим ему жару.
Допивая второй стакан вина, он добавил:
— Вы превосходно себя ведете, Сюзанна. Вы просто взбесили всех этих синих, что стоят вокруг дома.
— Вы уедете, Поль Алэн… а мне так страшно оставаться с ними наедине!
— Они ничего не посмеют вам сделать. Только будьте такой же храброй, как прежде. Они именно этого и боятся. Да и я… я ведь тоже буду наведываться.
Он доел свой ужин и, даже не сняв сапог, растянулся на диване и уснул, попросив разбудить его через два часа.
…Я долго стояла у окна, до тех пор, пока не начал заниматься рассвет. Слезы невольно хлынули у меня из глаз. Боже, подумала я, верни мне Александра! Я бы ничего не пожалела для этого! Лишь бы увидеть его еще хоть раз! Или узнать, что он уехал в Англию, что он в безопасности!
Но лучше все-таки — это, конечно, увидеться. Хотя бы попрощаться. Мы так странно расстались… О, почему я не была тогда более умной, более догадливой, более понятливой?
Следующий день прошел ужасно. Поль Алэн, которого я ждала к вечеру, не появлялся. Все висело на мне. Солдаты были так ожесточены против меня, что я опасалась выходить во двор, но все равно ничего им не давала. «Пусть берут сами», — так я передала им через экономку. Они и брали. Я видела, как они тащат кур и уток, украденных из деревень, и жарят их на кострах.
Единственное, в чем я пошла им навстречу, — это было вино. Я приказала раздать им по бутылке, очень надеясь, что так они быстрее заснут и не станут буянить ночью. Кроме того, мне хотелось уменьшить их бдительность.
Совершенно измученная этим тяжелым днем и постоянным напряжением, я поднялась к себе в спальню, заперлась. Не было еще и восьми вечера, но я заснула так крепко, что хотя бы на эти часы сна начисто позабыла о своих тревогах.
Проснулась я уже после полуночи, ясно ощутив, что в комнате кто-то есть.
Я вскинулась на постели. Мне показалось, что я видела чей-то промелькнувший темный силуэт. Я уже готова была закричать и позвать на помощь, но в этот миг сильная рука зажала мне рот.
— Тише! — произнес знакомый голос. — Не надо кричать.
Это был Александр.
Я замерла, чувствуя, как от волнения у меня перехватило дыхание.
— Вы? — прошептала я, едва он убрал свою руку.
В этом коротком слове уместилась вся гамма переживаний, испытываемых мною в тот миг. То, как я любила его, ждала, беспокоилась, боялась, умирала от тревоги за него… То, как я была рада, что теперь он здесь, со мной, и не важно, как ему удалось ко мне пробраться!
Он любит меня. Любит просто безумно, иначе бы он не рисковал до такой степени.
— Боже мой, Боже мой! Вы так много пережили из-за того убийства!
Тихо смеясь, он сел со мной рядом, откинул одеяло и, наклонившись, погладил меня по щеке.
— Как, и это все? Вы даже не прочитаете мне лекцию о человеколюбии и о том, что я совершил смертный грех? Я уже подготовил целую речь для своего оправдания.
— Вам бы только смеяться!
Едва сдерживая слезы, душившие меня, я бросилась к нему, обвила руками его шею.
— Неужели вас уверили, что это было убийство, cara?
— Уверили? Но ведь я сама видела!
— Гош только ранен. Именно таково и было мое задание — вывести его из строя на несколько месяцев. И сорвать сроки нападения на Англию.
Я молча качала головой. Мне в данную минуту было совершенно безразлично, что сталось с Гошем. Миг краткой радости прошел, и я теперь вспомнила, что Александра могут в любую минуту схватить. Стоит только часовому проявить немного наглости и заглянуть в мою спальню.
— Как вы могли? — прошептала я сквозь сдавленные рыдания.
— Что, любовь моя?
— Так рисковать… появиться здесь… Боже мой, ведь я не переживу, если с вами что-то случится!
— Вот как? — проговорил он вполголоса. — А я думал, вам будет лестно то, что я появился.
То, как мне это лестно, проявилось уже через секунду. Страх за мужа словно взорвал меня изнутри. Слезы, которые я так долго сдерживала, хлынули из моих глаз, спазмы рыданий сжали горло. Пытаясь успокоиться, не плакать, я отвернулась, прижав руку ко рту, но это привело только к тому, что слезы стали душить меня и я едва не зарыдала в голос, так, чтобы все услышали, — до такой степени меня охватило отчаяние.
Я чувствовала, как его руки обхватили меня за плечи, скользнули к шее, заключили в крепкий капкан затылок, зарылись в волосы. Он тянул меня к себе, и я чувствовала, как его рука, такая горячая, шершавая и бесконечно нежная, вытирает слезы у меня на щеках. Я прижалась к этой руке, с ужасом сознавая, что мы с Александром, возможно, видимся в последний раз.
Я услышала его голос, звучавший как сквозь сон. Голос такой далекий, но мягкий, родной, до боли любимый.
— Прости меня… — произнес он. — Прости, умоляю тебя. Я причинил тебе так много зла.
— Зло, — повторила я. — Единственное зло состоит в том, что я не смогла заставить вас полюбить меня больше, чем роялизм и все остальное.
— Ну, дорогая, вы говорите глупости. Не драматизируйте все так. Я еще не дошел до крайней точки выбора. А если дойду… то я и сам еще не знаю, что выберу.
Помолчав, он добавил:
— Я очень люблю вас, Сюзанна. Mio dolce amor. Помните?
Прежде чем я успела что-либо ответить, он поднялся, быстрыми шагами направился к столику, принес мне стакан воды.
— Выпейте, carissima. Ну, ради меня.
Я стала пить, а он все так же нежно поглаживал мою руку. Потом он поднес ее к губам, и я ощутила поцелуй на своей ладони. Губы спускались к запястью, волосы Александра щекотнули мой локоть.
— С вами все в порядке? — проговорила я уже спокойнее.
— Что вы имеете в виду?
— Поль Алэн говорил, что вы повредили ногу. Это правда?
Он смотрел на меня, и я растерянно отметила, что глаза его смеются.
— Это был пустяк. Легкий вывих. Я уже забыл об этом.
— Ну а часовые… Они не заметят вас?
— Если мы погасим свет, то, я думаю, все обойдется. Часовые, по-моему, пьяны.
— А ведь это я раздавала им вино.
— Невероятная предусмотрительность…
Его рука потянулась к свече и потушила ее. Последний блик света растаял в темноте. Александр склонился надо мной, и я ощутила такой знакомый мне аромат сигар и нарда… а еще кожи и пороха, чего не было раньше.
— Сколько у нас времени? — прошептала я, когда наши губы почти встретились.
— Двадцать минут, я полагаю.
Мне не хотелось сейчас спрашивать, что он будет делать, когда эти двадцать минут пройдут. Губы Александра мягко коснулись моего виска, потом скользнули ниже и встретились с моими губами. Я полуоткрыла рот, возвращая ему поцелуй, — такой мучительный, исполненный и боли, и любви, и сознания того, что очень скоро мы расстанемся. Александр придвинулся ближе, тяжесть его тела стала ощутимее. Он прильнул губами к моей груди так нежно и преданно, как ребенок, и, хотя в моем тогдашнем состоянии я была не способна ответить ему страстью на страсть, я все же была до глубины души тронута этим обожанием. По тому, как судорожно он сжимал мои руки, заведенные за голову, я догадалась, как он хочет меня.
