— Сколько у нас времени? — прошептала я, когда наши губы почти встретились.
— Двадцать минут, я полагаю.
Мне не хотелось сейчас спрашивать, что он будет делать, когда эти двадцать минут пройдут. Губы Александра мягко коснулись моего виска, потом скользнули ниже и встретились с моими губами. Я полуоткрыла рот, возвращая ему поцелуй, — такой мучительный, исполненный и боли, и любви, и сознания того, что очень скоро мы расстанемся. Александр придвинулся ближе, тяжесть его тела стала ощутимее. Он прильнул губами к моей груди так нежно и преданно, как ребенок, и, хотя в моем тогдашнем состоянии я была не способна ответить ему страстью на страсть, я все же была до глубины души тронута этим обожанием. По тому, как судорожно он сжимал мои руки, заведенные за голову, я догадалась, как он хочет меня.
— Сейчас? — прошептала я.
Желание переполняло его, но он, подняв на меня глаза, напомнил — честно, но нерешительно:
— У нас мало времени.
— Это все чепуха. Если вы хотите…
Но мне уже не нужно было продолжать. Он сам стягивал с меня ночную рубашку. Его прикосновения были так горячи, словно меня касались языки пламени. А еще слегка царапалась его жесткая кожаная перевязь. Но, честно говоря, тогда это было не важно.
Ведь мы оба не знали, когда увидимся в следующий раз.
Он был очень осторожен, даже бережен: одной рукой опираясь на локоть, он раздвинул мои ноги, не спеша, чтобы не оцарапать меня, просунул другую руку под мою талию, и вот так, окружив меня со всех сторон собой, мягко вошел внутрь. Его движения были медлительны и так нежны, что я, даже не ощутив наслаждения, почувствовала себя на вершине блаженства и была бесконечно счастлива.
Первым взглядом Александра, когда мы оба пришли в себя, был взгляд, брошенный на часы.
— Вам пора? — спросила я, по-женски печалясь, что мой час миновал.
— Да, дорогая. Пора.
— Но Боже мой, вы даже ничего о себе не рассказали!
Он повернулся ко мне, слегка улыбнулся, потом, быстро застегиваясь и надевая камзол, стал рассказывать. Из Ренна ему удалось выйти пешком еще до того, как захлопнулись заставы. Сразу за городом ему посчастливилось, как и было условлено, повстречать Гариба, который, несмотря на опоздание герцога, продолжал преданно ждать. Вдвоем они отыскали лошадей. Вся ночь прошла в бешеной скачке. Остальное время они скрывались на небольшой ферме близ Пемполя.
Неожиданное подозрение охватило меня.
— Погодите-ка… — сказала я настороженно. — Не та ли это ферма, которую получила от вашей матери некая служанка?
— Да, верно.
— И эта служанка была когда-то вашей первой любовью, вот как! — воскликнула я почти разгневанно.
— Я и не думал, что вы запомните.
— Еще бы не запомнить! Да как вы только могли поехать к ней!
Он, уже взяв со стола пистолеты, внезапно положил их. Потом порывисто приблизился, легко опрокинул меня на спину и, смеясь, поцеловал в губы.
— Ну что вы за дуреха, Сюзанна. Я в восторге, конечно, от того, что вы ревнуете. Но мне жаль, что вы выдумываете то, чего нет, а потом страдаете от этого.
— А вам не хочется, чтобы я страдала?
— О, вовсе нет.
Он стал собираться, теперь уже торопливее, чем прежде Опираясь на локоть, я следила за ним.
— Александр, но почему же вы не уехали в Англию? Шхуна ждала вас, правда?
— Если я отвечу, вы слишком возгордитесь.
— О, пожалуйста, ответьте! — взмолилась я, невольно улыбаясь.
— Я приехал, потому что безумно хотел увидеть свою жену перед разлукой. А еще…
Помолчав, он уже вполне серьезно добавил:
— А еще я знал, что моя жена хочет ребенка. Может быть, на этот раз у нас что-то и получится, а, дорогая?
Я застыла с полуоткрытым ртом от удивления и жестокого разочарования. Его слова напомнили о том, что так меня огорчало. А сейчас огорчило еще больше. Нынешней ночью… о, словом, эта ночь оставляла очень мало шансов на то, что что-то получится. Да, до ужаса мало! Теперь Александр уедет и…
— Как бы там ни было, — пробормотала я, — я очень счастлива, что видела вас… что вы были здесь… если бы вам теперь удалось выбраться из этого осиного гнезда!
Он не успел ответить. Стук раздался в дверь. Меня бросило в холодный пот от страха. Мы с Александром молниеносно переглянулись, и он, выхватывая пистолет, молча кивнул мне: дескать, откройте…
Открыть? Ноги едва слушались меня. Я даже не понимала, что делаю, так заполнило меня чувство страха. Дрожащими пальцами я повернула ключ в замке и увидела за порогом Поля Алэна.
— Впустите меня побыстрее, — сказал он шепотом, отстраняя меня.
Он вошел. Братья в изумлении уставились друг на друга. Я с полным основанием могла бы сказать, что в этот миг сохранила наибольшую ясность мыслей.
— Послушайте, — сказала я, — теперь Александру будет легче выбраться, да? Правда, Поль Алэн, вы поможете?
— Разумеется, я помогу, но… Черт побери! Я искал тебя по всей Бретани!
— Так получилось, что я не мог предупредить тебя.
— Но ты мог бы проявить больше благоразумия. Ты пришел в самое пекло. Это трудно понять.
Возвращая пистолет на место, Александр с улыбкой произнес:
— Всякий, кто знает мою жену, скажет, что она достойна этого безумия. Я всего лишь повторил подвиг Орфея, Поль Алэн. А ведь Сюзанна, без сомнения, лучше, чем Эвридика.
Поль Алэн поглядел сначала на брата, потом на меня и, видимо, посчитал, что лучше не высказывать своего мнения.
— Где Гариб, Александр?
— Ждет у мельницы.
— Что же мы теперь будем делать?
— Прежде всего уедем отсюда — пожалуй, к заброшенному имению барона де Лостанжа. Потом к мельнице. А уж потом двинемся к заливу, в нашу бухту.
— Но нас там теперь никто не ждет.
— Не важно. Наймем какую-нибудь лодку. Мне лишь бы добраться до Джерси или до любого из английских кораблей… Сколько у тебя людей?
— Шестеро.
— Дай им знак ждать у Чарующего озера.
— Мы пойдем поодиночке?
— Да. И встретимся там же через два часа.
Поглядев на часы, герцог уточнил:
— Стало быть, в пять утра.
Я не выдержала.
— Но я-то, я-то смогу пойти с вами? Хотя бы проводить?
— Нет. Это слишком опасно для вас — быть рядом со мной.
Они двинулись к двери, Поль Алэн осторожно приоткрыл ее. И тогда Александр внезапно притянул меня к себе:
— Через два часа там же, у Чарующего озера. Постарайтесь не привести хвост.
Они уже почти выходили, когда он добавил:
— У нас будет десять минут для еще одного прощания.
Я шла, почти бежала по аллее, обсаженной сиренью, жимолостью и кустами коричнево-красной лещины. Сквозь камни, покрытые мхом и беспорядочно разбросанные, проглядывали деревья и кустарники; еле заметно просматривались тропинки, не имеющие определенного направления. Почти дикая местность… Я свернула на одну из таких тропинок, нырнула под своды полуразрушенной каменной арки и, проскользнув между двумя дубами, побежала вдоль узкого говорливого ручья.
Едва светало. Прохладный туман стоял в воздухе, окутывал деревья и кусты, придавая им причудливые расплывчатые очертания. Темное небо становилось опаловым на востоке. Ветер пробегал по тяжелой от росы листве. Парк шумел сердито, тревожно и загадочно.
Из замка я выскочила через террасу в куропаточной гостиной и, пока не отошла достаточно далеко, поминутно оглядывалась и шла медленно. Потом мне стало ясно, что за мной не наблюдают, и, охваченная страхом опоздать, я помчалась по лесу почти напрямик — так, что у меня перехватило дыхание.
Задыхаясь, я выбежала на берег озера и застыла в сумраке старых ясеней. Я была на месте. Но пока никого не видела.
Мне пришло в голову поглядеть на часы, но тихий шепот остановил меня.
— Мадам герцогиня, идемте, я провожу вас.
Я узнала Фан-Лера.
— Где герцог?
— В двух шагах, мадам герцогиня.
Он привел меня в грот, где начиналась та самая подземная река, так поразившая меня когда-то. Александр стоял в лодке. Чуть в глубине я заметила лодку Поля Алэна.
— Сколько у нас времени? — выдохнула я.
— Столько, сколько нужно, чтобы оказаться на другой стороне, у шлюза.
— Чего же мы ждем?
— Мы не ждем. Мы сейчас же отправляемся. Надо уехать, пока не рассвело окончательно. Сабр-Ту сейчас приведет лошадей.
Он дал знак, и лодка качнулась. Мы поплыли. Я тоскливо смотрела на приближающееся к нам отверстие первого люка, в который заглядывали звезды, ибо знала, что каждый такой люк приближает нас к шлюзу и, разумеется, к расставанию. Дрожь пронзила меня. Александр повернулся, обнял меня, порывисто поцеловал мои холодные губы. Потом нежно поцеловал каждую мою руку. Его ладонь коснулась изумрудного кольца, того самого, тяжелого, обручального, надетого на мой палец.
