— Даже не знаю. Это довольно долгий путь. Я был очень молод тогда.
— Ну а мы возьмем с собой что-нибудь подкрепиться. Я уверена, что твой отец не заскучает, если мы будем отсутствовать несколько часов. Что ни говори, а он все-таки вечно недовольный старый затворник, вот и все. Он сказал тебе, как давно он уже болеет?
Адам покачал головой.
— Наверно, не очень давно. Его ящик набит болеутоляющими таблетками, и еще я видел столько же в ванной комнате. Это очень сильные медикаментозные средства. Несчастный отец. Ни за что на свете я не пожелал бы ему такой доли.
Рано утром на следующий день они вышли из дома. Томас остался один и тяжелой поступью направился в церковь. Адам нес на плече сумку, в которой лежала еда и бутылка вина, которую они купили предыдущим вечером в баре отеля. Они пересекли реку и направились вверх по тропинке, по бокам которой росли деревья и кустарники. Уже через несколько минут у них перехватило дух.
— Мне кажется, много лет назад эта тропинка не была такой крутой, я просто в этом уверен.
Джейн рассмеялась.
— Может быть, ты сожалеешь сейчас о том, что не стал ходить со мной играть в сквош? — Она сделала несколько танцевальных движений, стоя в нескольких шагах от него. Затем спустилась к нему снова. — Здесь так красиво, Адам. Просто не могу поверить, что кому-то посчастливилось постоянно жить здесь.
— Ты знаешь, когда я жил здесь, я совсем не был счастлив. Наоборот, после смерти матери я чувствовал себя очень несчастным.
Они остановились и посмотрели вниз на глубокое ущелье. Там река огибала склон холма, под яркими солнечными лучами холодные брызги радугой разлетались в разные стороны, зависая на некоторое время над высокими деревьями. Шум воды был оглушительным.
— Пойдем, нам сюда. — Пытаясь восстановить дыхание, он широким шагом обогнал ее и стал подниматься вверх по тропинке. Иногда пройти по ней было не так легко и приходилось нагибаться под бледно-зелеными лишайниками, которые беспорядочными лохмотьями свисали с деревьев. Когда наконец они вышли на открытое плато, Адам остановился, чтобы отдышаться. — Вон там, наверху, видишь?
Джейн проследила взглядом за его указательным пальцем и увидела, как на самом верху, на фоне неба, вырисовывается силуэт камня.
— Зрелище довольно впечатляющее.
Когда они наконец достигли своей цели, оба задыхались от усталости. Опустив сумку на землю, Адам наклонился и с глубоким стоном дотронулся до пальцев своих ног.
— Господи, как колет. Я совсем не приспособлен для подобного маршрута. Ну, и что ты думаешь обо всем этом?
— Странно. — Джейн прошла вокруг и пальцами поводила по вырезанным на камне рисункам. — Так ты говоришь, этому камню не одна сотня лет?
— Больше тысячи. — Он улыбнулся. — Пикты пользовались удивительной репутацией. Они были волшебниками, так же как и друиды. Все это сильно потрясло мое воображение. Это очень зловещее место. Когда я был еще маленьким, вершина горы всегда утопала в густом тумане. Я был очень впечатлительным и был готов поверить во что угодно. Ну, а когда я встретил Брид… — Он осекся и посмотрел вниз. Взгляд его проследовал по склону холма в направлении долины.
— И что? — Джейн снова вернула его в реальный мир.
— Я иногда следовал за ней туда, где, как мне казалось, был совсем другой мир. Это было странное, захватывающее путешествие, и я чувствовал себя героем. — Он сел на горный уступ в нескольких шагах от нее и продолжал смотреть вдаль. — Я очень плохо себя чувствовал, когда оставил ее и вернулся в Эдинбург. — Адам замолчал. Он, как мог, пытался отогнать от себя подальше образ Брид, выкинуть ее из головы. Но это было чувственное эротическое видение. Все это было очень тесно связано с его снами и, в некотором роде, с той красивой злопамятной кошкой, с которой он подружился. Сейчас он чувствовал себя так же, как и во время своих снов.
Возникла довольно долгая пауза. Оба стояли и наблюдали, как высоко в небе кружил коршун. Вдруг он резко сложил крылья и исчез, нырнув в глубокую лощину. Они потеряли его из виду и остались одни. В раскаленном воздухе повисла зловещая тишина. Высоко над ними горные вершины утопали в огненном цвете вереска.
— Ну, скажи мне, наконец, что все это значит? — Она снова встала и положила свою ладонь на камень.
Не дотрагивайся, не касайся его.
Сначала он подумал, что сказал это вслух, но она не пошевелилась. Ее ладони следовали за глубоко выщербленными символами, за жезлом в виде буквы «Z», за полумесяцем, за змеей и зеркалом.
— Это послание потомкам.
— И что в нем говорится?
— Что это особенное место.
Далеко внизу над долиной стал сгущаться туман.
Стояли сумерки. Лиза облокотилась на ворота сада и наблюдала, как над яблонями стремительно летают летучие мыши. Она набрала полную грудь воздуха и удовлетворенно выдохнула. Здесь, стоя у ворот, она видела, как в амбаре у Филиппа горел свет. Незадолго до этого он вернулся в дом, поужинал вместе с ней и детьми, а затем, даже не дождавшись его окончания, снова отправился в амбар. Лицо мужа было сосредоточенным и озабоченным. Все это говорило о том, что, может быть, он и находился за столом в окружении родных и близких ему людей, но мысленно все равно стоял перед огромным холстом, на котором писал пейзаж в стиле абстракционизма. Он не произнес ни слова и просто отправился на свое рабочее место. Можно сказать, что его уход остался даже незамеченным. Скорее всего, он будет работать всю ночь, и, наверное, только когда забрезжит рассвет, он на цыпочках будет прокрадываться в постель. А может, наступит утро следующего дня, а он будет все еще работать, и тогда она принесет ему в амбар чашку кофе. Он работал с таким остервенением, что иногда это даже пугало Лизу. Когда она осторожно предлагала ему немного передохнуть, говорила, что жизнь на этом не остановилась, он только печально качал головой.
— Я не могу, я и так потерял слишком много времени. Я потерял все те годы, пока занимался преподаванием и управлял отделом. Вместо всего этого я должен был писать. А сейчас я не могу терять время на бесполезные передышки. Мне так много еще нужно успеть сделать, а времени осталось очень мало.
Что касается ее работы, то свой последний портрет она давно закончила. Еще шесть недель назад он был тщательно упакован в деревянный ящик и отправлен на пароходе в Париж. Сейчас ее рабочее место было пусто, в настоящий момент она ни над чем не работала. Стоя в сгущающейся темноте, она мысленно воссоздала обстановку студии. Там было тщательно прибрано, все краски и пустые холсты аккуратно уложены. Она сунула руку в карман хлопчатобумажного свитера, достала пачку сигарет и зажгла одну, вдыхая на холодном ночном воздухе резкий табачный запах. Когда она проводила подобным образом время, ожидая рождения новой картины, то считала это лучшим периодом в жизни. Она постоянно делала какие-то наброски, прорисовывала какие-то мелочи, детали, акварели. Это была предварительная ступень, потому что большие портреты ждали своего рождения иногда месяцами. Ей нужно было тщательно обдумать каждую работу, чтобы не упустить возможность заглянуть людям в душу. Ей это удавалось. Она могла выбирать из тех людей, которые сами хотели, чтобы она изобразила их. Она должна была иметь о них полную информацию, беседовать с ними. И только тогда, когда она была уверена, что время настало, она принималась за предварительные зарисовки.
Вдруг откуда ни возьмись подул легкий бриз. Он шелестел листьями яблонь и причесывал траву. Было очень темно, но все равно ее острый глаз мог различить силуэты низких холмов, располагающихся на дальней стороне долины. Там, далеко, случайный луч света перемещался в темноте. Это была машина, которая ехала по извилистой дороге по направлению к городу. А может быть, кто-то заблудился и петлял по сети узких тропинок, которые вели в глубь пригорода.
Лиза поежилась, бросила сигарету на землю и затушила ее каблуком. После ужина дети ушли на прогулку. Она видела, как они пересекли поле, раскинувшееся за их домом. Она повернулась спиной к поросшим мхом воротам, попыталась вглядеться в темноту в том направлении, куда ушли дети, надеясь услышать их голоса. Где-то довольно-таки далеко одиноко ухала сова.
Будто в забытьи она начала свой путь назад к дому, но вдруг на полдороге остановилась. Ей захотелось заглянуть в свою студию. Где-то в глубине души она почувствовала острую потребность начать работать. Она уже выбрала образ женщины, свою будущую жертву, как обычно любила шутить Джульетта. Это была французская поэтесса, уже немолодая, мудрая женщина, у которой за плечами был огромный багаж знаний. У женщины были довольно резкие черты лица, но тем не менее оно сохранило остатки былой красоты, а взгляд ее был острым, полным интереса к жизни. Лиза повернулась и решительным шагом направилась к студии. Когда она дотронулась рукой до двери, то с удивлением обнаружила, что та открыта. На некоторое время она задумалась. Неужели она оставила ее незапертой? Навряд ли. Обычно она никогда не забывала запирать амбар. Тем более тогда, когда постоянно не работала над какой-нибудь картиной. Может быть, она просто утратила бдительность и все-таки не заперла дверь? Хотя, возможно, и Филипп заходил, чтобы позаимствовать у нее что-нибудь. Он часто это делал, не испытывая при этом никаких угрызений совести, когда ему нужны были самые дорогие красители или ее драгоценный альбом для зарисовок. В тот момент он был настолько поглощен работой, что мог не задумываясь не запереть за собой дверь.
