С наступлением темноты холм снова был под контролем турок. Впереди бой продолжался. Чья-то дружеская рука протянула Хансу флягу. Он с благодарностью отпил. У воды был странный вкус. Немец не верил, что выжил. Он не знал никого из этих мужчин, которые приняли его за своего брата. Тревога за Орхана не утихала. Ханс заставил себя подняться и отправиться вверх по траншее, стараясь не наступить на изнеможенных бойцов.
— Капитан Кестнер! — окликнул его слабый голос. — Сюда!
Обессиленный юноша лежал на земле, с окровавленной повязкой на колене.
— Гюркан! — воскликнул Ханс. — Ты в порядке?
— Они изуродовали мне ногу, — скривился парень, чуть не плача. — Плохи дела! У вас случайно нет сигаретки?
Ханс быстро начал рыться в карманах.
— Ты знаешь, где Орхан? — спросил он. — Твой дядя полагал, что вы в деревне на передышке, но никто из вашего подразделения не вернулся в тыл.
Дрожащими руками Гюркан зажег сигарету. На сером от пыли лице родимое пятно практически не было заметно. Увидев его стеклянный взгляд, Ханс побледнел.
— Мы пошли в атаку. А повсюду пулеметные очереди, ну вы же понимаете? Он был рядом со мной, когда это произошло. Я хотел перенести его, но это было невозможно. Нас прижали. И мне пришлось оставить его там, вместе с остальными…
Парень начал рыдать, Ханс обнял его. Он думал об Орхане, который был таким перспективным малым. Этот юноша спас ему в Стамбуле жизнь. Огромный удар для Лейлы… Она обожала брата, благодарила Небеса, что уберегли его от Великой Войны. Она будет убита горем, когда узнает о его гибели. Но молодой человек не устоял перед зовом битвы. Ему было недостаточно участия в восстании в Стамбуле. Ему хотелось последовать за товарищами на фронт.
По венам разливалась злость. Ханс еле сдержался, чтобы вслух не проклинать безумие людей и молчание богов. От взрыва снаряда траншею осыпало осколками. Испуганно солдаты принялись читать молитвы. Офицер приказал оставаться в укрытии.
— Мы все умрем, не так ли? — пробормотал Гюркан, парализованный страхом.
Ханс потянул раненого в укрытие под скалистый выступ, нацепил на него каску.
— Мы выживем и победим! — выкрикнул он, а взрывы раздавались все ближе. — Клянусь тебе!
Несколько недель спустя Ангора ликовала. Под синим небом развевались флаги. Витрины кафе и лавок были украшены портретами Мустафы Кемаль-паши. Великая Ассамблея удостоила его звания маршала и почетного звания Гази, Воин священной войны, поскольку его военная стратегия, гениальная тактика принесли неожиданную победу на реке Сакарья.
— Вот здесь я жила несколько месяцев, — улыбаясь, объявила Лейла и показала на домик в окружении заброшенного сада.
Переводя дух, Луи Гардель вытер затылок платком. Несмотря на сентябрь, стояла удушающая жара. Они взобрались на крутой склон. Деревушка без единого деревца или кустика раскинулась под палящим солнцем, насколько хватало глаз. «Это земля, куда пришел Тамерлан победить Баязета», — подумал Луи.
— Все-таки это суровая местность, — тихо проговорил он, щурясь от яркого света.
— Страна правды и победителей, — объявила Лейла с гордостью.
Луи был приятно удивлен, открыв в ней дерзкую смелость турок. Она, не раздумывая, согласилась поехать с ним. Ее не пугала война. Что вообще ее могло напугать?
Молодая женщина выглядела счастливой, словно ребенок. Ее присутствие здесь было чудом, которому она полностью обязана Луи Гарделю. После победы на Сакарье он сообщил Селиму, что его снова отправляют в Анатолию. Франция желала безотлагательного возобновления диалога с Мустафой Кемалем. Задача — стать первой европейской страной, признавшей юридически новую турецкую нацию. Больше никто не сомневался, что султан со своим окружением доживал последние деньки. Даже Селим был вынужден смириться с очевидным. Падишах не смог приспособиться к изменчивому современному миру после Великой Войны. По всеобщему мнению, будущее Ближнего Востока теперь разыгрывалось в Ангоре.
Французское правительство выбрало эмиссара. Первые переговоры с Мустафой Кемалем в июне были удачными. Добрая воля посла Анри Франклен-Буйона и ящик коньяка способствовали разрядке обстановки. В эти солнечные дни посол вернулся в Анатолию с твердым намерением подписать договор.
Луи предложил Лейле-ханым поехать с ним, так как ей, как журналисту, наверняка будет интересно сделать репортаж о событиях — как и другим собратьям по цеху, отправившимся в Ангору. На самом деле французского капитана волновало состояние молодой женщины. Она слишком долго была заперта в конаке, исполняла капризы Селима, не имея возможности уехать в йали на Босфоре, куда муж отказывался переезжать. Одна лишь журналистика не позволяла угаснуть огню ее души. Вопреки ожиданиям Селим дал разрешение. Он уже научился ориентироваться в доме. В сопровождении телохранителя-лаза он посещал дворец Йылдыз, где со всей остротой ощущал лихорадочную гибель господства падишаха.
Лейла сопровождала французскую делегацию вместе с миссией Красного Креста Стамбула, к которой также присоединились две американки из благотворительной ассоциации Фонд Ближнего Востока, приехавшие для оценки положения в регионе. Их рапорт вовсе не радовал. Во время отступления на запад греческие войска уничтожили все на своем пути: посевы, деревни, местных жителей. Это нечеловеческое поведение было засвидетельствовано иностранными наблюдателями и повергло в ужас западные страны. Крестьяне в ярости требовали от Гази «уничтожить христиан», отомстить им и их детям.
Луи опасался репрессий со стороны кемалистов. Участь греков на черноморском побережье не была радужной. Сможет ли Мустафа Кемаль предотвратить кровопролитие? Хочет ли он этого на самом деле? Самую большую проблему представляли христиане Киликии, после того как турецкие войска нанесли поражение французам, которые вынуждены были отступить в Сирию и Ливан. Целью Гази было отбросить греков к морю и взять под контроль Измир. Луи волновался о Розе и Марии. Прибрежный город страдал, отрезанный от остальной страны, и, подвергаясь лишениям, стал символом войны за независимость. Было бы разумно жене и дочери вернуться во Францию. Но послушает ли его Роза? Она до сих не простила ему связь с Ниной и продолжала упрямиться, таким образом заставляя его платить за измену.
— Капитан, вы идете? — спросила Лейла-ханым.
Он поспешил ее догнать. Хорошее настроение улетучилось. Пусть Роза сама выкручивается, если отказывается слышать голос разума! Монахини Нотр-Дам-де-Сион смогут противостоять любым неприятностям и зря рисковать не будут.
В конце дня Лейла бродила по городу. Она пробиралась через толпу торговцев, чьи караваны верблюдов готовились отправиться к Черному морю. Она не ожидала, что испытает такую огромную радость, очутившись здесь. Однако именно в этом городе-мираже, возникшем ниоткуда посреди степи и ставшим столицей кемалистов с правительством и депутатами, беями и пашами, изгнанными из Стамбула, она обрела любовь и независимость. Она едва решалась поверить в то, что наконец после шести месяцев расставания она увидит Ханса. Время казалось ей бесконечным.
Группа всадников на полудиких лошадях пронеслась мимо в безумном галопе. Вокруг сновали прохожие. Город был оживлен. Вернулись налоги, чиновники и военные получали жалование. Представители посольств Афганистана, Персии придавали Ангоре дипломатическую важность. Сомнительный Севрский мирный договор был окончательно погребен благодаря ниспосланному Провидением человеку, который проявил невероятную смелость восстать против него и повести за собой народ.
Лейла была переполнена надеждой. Она возносила благодарность Аллаху Милосердному за то, что счастье не приходит в одиночку. Теперь, когда Селим смирился со свержением падишаха, он стал более покладистым. Его злоба и страх притупились, казалось, что он принял неизбежное. Перед отъездом Лейлы в Ангору он поблагодарил ее за преданность. На холме Чанкая, недалеко от резиденции Мустафы Кемаль-паши, Лейла встретилась с несколькими женами офицеров, обосновавшимися в уютных домиках среди виноградников, принадлежавших раньше армянским и греческим торговцам шерстью. Воздух здесь был чище, чем в старом городе, и обстановка спокойней. Она уточнила дорогу у девушки, и та указала на здание с красной черепичной крышей. Именно там Ханс назначил встречу. Лейла еле сдерживалась, чтобы не бежать. Это был скромный каменный домик с небольшим садом. Фонтан дарил немного свежести. Лейла постучала в дверь. Она почувствовала, как ее охватывает волнительная радость.
К ее огромному изумлению, двери открыл Рахми-бей. Она проследовала за ним в гостиную, окно которой выходило в сад. В комнате стояли тахты, в глубине помещения — бильярд. На низком столике рядом с грязными стаканами лежал револьвер в кожаной кобуре. Офицер предложил гостье сесть. Рубаха с расстегнутым воротником, мятые форменные штаны, старые ботинки Рахми-бея — его мрачный вид говорил, что он вовсе не удовлетворен военной службой.
