- Грейтесь, грейтесь, - повторяет Алена."
"И здесь какой-то надрыв, юродство", - подумала Ирина с некоторым неудовольствием, но желание понять, как Саша развяжет весь это узел пересилило и она вновь уткнулась в текст.
"Греюсь и думаю, чего же я хочу, зачем вмешиваюсь. Да, это неестественная ситуация, но они - свои, отец - дочь. Я? Посторонний. Покой юности уже нарушен - Алене сейчас никуда не убежать, а ему, кажется, не отказаться от своей идеи. Может быть, мне и хотелось бы убежать на станцию, забарабанить в окошко к придремавшей Аннушке, требуя билет до Москвы. Но и я, как и они оба, уже ничего (пока!) не могу изменить. Степан смотрит на меня выжидающе, скоро ли уйду, а он приступит. Как, собственно, он решил это осуществить? Ну, это пустое любопытство - в любом случае напугает девочку. А это - зло. Не хочу зла.
- Стоп, - говорю я им строго, протирая очки, - утрите слезы. Степан, ты хочешь смерти? Но ты же знаешь, что волен в ней один Бог, не смущай дочку. Ты, Аленушка, еще и не жила, неопытна. Вы сейчас слишком запутались, друг от друга вам не отойти, не разрешив задачу (Достоевского, мы с тобой, Степан, читали!), а я, посторонний, пригожусь, помогу. Я примету знаю или, пожалуй, точнее, способ, как развязать порочный узел. Если встать прямо под звездой, висящей над кладбищем, и взглянуть вправо от себя, то увидишь могилу без креста. Так вот, нужно до того, как погаснет звезда, сделать крест и поставить. Тогда отойдет страшное искушение! Путь станет виден. Втроем, думаю, одолеем, а если нет, то ты, Степан, что задумал, сделать успеешь, это-то от тебя не уйдет."
Ирина опять в задумчивости отложила рукопись - "Как Саша прорабатывал свои суицидальные комплексы и как странно в это замешан ребенок... В жизни был Витя, но это было в слабой форме. В текстах, кстати, и в моем "Витьке", и в его, ну назовем, "Балладе" ребенок - участник, обязательно находящийся в оппозиции. Дети не хотят ухода из жизни пусть и несостоятельных отцов. У самого Сашки тоже было не все благополучно с отцом, как сказано в умной книжке - "психопатический круг". Саша пытался введением этого "третьего" его разомкнуть. Скорее всего - ему это удастся, но дальше что? Видимо, Степан, а значит и сам Саша останутся при "своих". Не знал Саша ответа, хотя мужественно искал, этот "третий", "посторонний", всегда нам всем необходим, когда закручиваемся в истериках. Даже если это просто наш собственный голос разума или совести. Ура! - я понимаю Сашу, он мне все же свой. И он мне поможет". Ирина пробежалась по комнате, на минуту включила телефон, чтобы испытать судьбу, не вклинится ли кто в ее рассуждения. Телефон звонил, она сняла трубку.
- Здравствуйте, Ира, это Георгий, я решился вам позвонить, потому что скоро уезжаю, и все же хотел бы на прощание увидеться и кое-что вам рассказать. Можете? Хотите?
- Хочу. Могу. Я вас вспоминала... Перезвоните мне на днях, вы ведь еще не завтра уезжаете, правда? А просто, в принципе, уезжаете... Мы увидимся. Просто сейчас я мало способна принять какое-то решение или предложение читаю рукопись старого друга, теперь уже покойного.
- Конечно, Ирочка, на днях позвоню. Мне правда очень хочется вас увидеть...
Ирина повесила трубку и выключила телефон. Сама напросилась - как бы вызвала Георгия. Так тому и быть. Ну что ж. Ирина, вздохнув, вновь включилась в выдуманную Сашей историю.
" - Решайтесь, решайтесь, это никому из нас не навредит.
Только по наитию сказал я про могилу без креста, а вдруг бы кладбище оказалась таким ухоженным, что все могилы прибраны, всюду, где нужно, кресты. Тогда что? Но нашлась... И пошла работа. У Степана, как у человека бывалого, нож с собой. Нашли мы дерево подходящее, все спички перевели, пока высматривали, Алена костер поддерживала - мы подходили руки греть. Советовались, рядили так и сяк, пока придумали, как крест нам сладить. Удалось. Но гвоздик где взять, чтобы скрепить? Степан не долго думая из сапога выдрал, мал оказался. Второй. Так с двух сторон по гвоздику вбили держится! А тут ветер предрассветный поднялся, Алена замерзла, едва на ногах держится, но здесь и азарт, и любопытство, и жалость к нелепому отцу. Многое уже стерлось, забылось в этой ночной гонке. За чем? Кажется, за правом жить пока живется. Многое улетучилось, но кое-что и родилась. Степан имени моего не спросил, и Аленушка тоже - просто дело вместе делаем. Вот и последнее - роем ножом, руками снег, землю ледяную и водружаем крест. Пот льется, глаза застит, костер гаснет - не в силах уже девочка, за ним следить. Рассвет скоро. Звезда уходит, а мы стоим втроем и глядим друг на друга, молчим, но мы уже другие. Каждый вернется теперь к себе. Каким? Я не знаю. Я не знаю и каким будет следующий день января 1970 года. И вот втроем идем к станции, за нами цепочка следов. Ветер их быстро заметает. Скоро первая электричка, а в теплой комнатке уже сидит заспанная тетя Поля, кипит у нее чайник, а по радио передают новости. Я, затеявший эту игру, преспокойно откладываю карандаш, и от меня потихоньку начинают отъезжать вдаль эти, согласитесь, мирные картинки и подступает реальность. А она, согласитесь, совсем другого толку. Январь - февраль 1993 года, станция Котуар".
Ирина отложила листки. Вот ведь Саша тоже проговаривался: как и всем ему была нужна соучастница - Степан из дочки хотел такую сделать, но еще более ему, Саше, нужен был помощник - помощница, вот он и вводит этого третьего, то есть он и сам хотел бы в идеале быть "помощником". Все здесь, в этом тексте: и несбывшееся, и непроработанный эгоизм. Вновь через этот рассказ Саша стал ближе. Ирина чувствовала теперь, что ее история как Тонечки, конечно, подходит к концу, но еще осталось понять что-то важное, может быть, жестокое, болезненное. Вспомнился Игорь - все же только с ним пока не свела судьба, но он далеко - в своем Израиле, надо будет позвонить. Ирина собиралась было включить телефон, чтобы сообщить Ота Ираклиевичу о Наде, как позвонили в дверь, как-то очень робко. Ирина открыла, перед ней была дочка Васи, против воли Ирина опять обратила внимание на ее некрасивые ноздри.
- Здравствуйте. Меня мама прислала. К нам тут странные женщины заходили, говорили, что папа умер. Мама не поверила - с ним ведь уже столько раз всякое случалось. Женщины эти нам не понравились, мама потом сказала, что они не с добром к нам приходили и не просто, чтобы про папу сказать. К вам меня мама послала, потому что, она говорит, вы образованная и не злая. Она бы сама пришла, но у нее сейчас зубов нет - у нее одни выпали, а другие она сейчас вставляет. Неловко, говорит...
Ирина наконец прервала лепет девочки и предложила ей войти. Как и в прошлый раз девочка с любопытством осматривала комнату - книги и машинка на столе и в этот раз привлекли ее внимание. Девочка смотрела с интересом, но вопросов не задавала. Ирина усадила ее за стол.
- Хочешь какао? Давай-ка мы с тобой выпьем какао.
- Давайте, - улыбнулась доверчиво.
- Тебя ведь Дашей зовут?
- Да.
- Ну вот очень хорошо, что Даша, - почему-то в задумчивости сказала Ирина. В эту минуту она почему-то подумала о беззубой жене Васи, об их не сложившейся жизни.
Стало вдруг всех жалко и она потеряла нить общения с девочкой. Но, взглянув на нее, скромно сидящую возле стола, она повторила:
- Да, какао, я обещала какао.
Ирина наливала молоко, сыпала сахар и расспрашивала гостью:
- Даша, а как зовут твою маму?
- Надежда Викторовна.
Ирина с ложкой в руках быстро повернулась к Даше:
- Да-а?
- А что? - испугалась девочка.
- Просто очень люблю это имя, - выкрутилась Ирина, не дала молоку убежать и уже спокойнее разъяснила девочке:
- Всем необходима надежда, правда ведь? А те, кто носит это имя, дороги и близки многим, мне, например.
Даша кивнула головой. Ирина угощала девочку и думала: "А не может быть такого, что бедный Вася спутал время и в муке, обращается к прошлому, к жене, а не к этой несчастной "принцессе"? Теоретически может быть. Тогда, может быть, здесь есть какой-то выход. Я же вычитала у Саши, что дети не хотят гибели своих, пусть и "неудачных" отцов. В моем "Витьке" герой находит прибежище у бывшей жены. Может, это подсказки? И Вася как-то достойно будет устроен? Надо обдумать, посоветоваться с Галей. Но может и такое быть, что я притягиваю все это за уши и просто хочу "литературно", по-своему решить трудную житейскую ситуацию".
- Дашенька, а у вас есть телефон? Можно я запишу ваш номер? Я сегодня поеду в больницу, что-то буду знать, вам сообщу, раз мама беспокоится.
- Да, она беспокоится - ведь не чужой же.
Ирина подарила Даше журнал - когда-то в нем выходила ее рецензия на фильм о подростках и Даша довольная ушла. Ирина вымыла чашки и подошла к окну: "Странное утро! Я, кажется, и не сказала с порога Даше, что отец жив. Она сама поняла, иначе бы так спокойно не села пить какао... Надя. Нади... У обеих не хватает зубов. Что же мне сказать Ота Ираклиевичу? А так и скажу, если, конечно, он сам подойдет". Ирина набрала номер.