И все повторилось снова. Тела их слились воедино. Возбуждение обоих быстро нарастало. И снова они кончили почти одновременно — один сразу после другого.
Только на этот раз все оказалось даже лучше — наслаждение, которое они испытали, было глубже и острее, чем раньше, а возвращение к действительности — более медленным. Обоим казалось, что ничего подобного они не испытывали.
— Замерзла? — хриплым шепотом поинтересовался Грэхем.
Аманда молча покачала головой.
— И промокла, — продолжал он.
Отрицать это было бы глупо, хотя пикантный смысл этой фразы был ясен как день. Грэхем откинулся назад, и его зубы блеснули в усмешке, особенно яркой на фоне черной бороды. Почувствовав знакомое возбуждение, Аманда обхватила мужа за шею и притянула его к себе.
— Ну, так ведь это можно исправить, — лукаво прошептала она.
* * *
Решив, что пора устроить небольшой перерыв, он подошел к окну — тому, возле которого было не так шумно, и набрал ее номер. Она схватила трубку после первого же звонка. Она знала, что он позвонит, и ждала его звонка.
— Сегодня вечером приехать не смогу, — сообщил он.
Какое-то время она молчала. Потом с разочарованием в голосе поинтересовалась:
— Совсем?
— Да. Сегодня никак не смогу выбраться к тебе. Я нужен тут.
— Ты же говорил, что этого не случится.
— Кроме этого я еще говорил, что ситуация очень щекотливая — но это было тогда. Теперь все усложнилось еще больше.
— Почему?
— Возникли некоторые проблемы. Неожиданный поворот событий.
— Каких еще событий?
Он рассеянно провел рукой по волосам. За это время он вымотался, как собака. И чего ему сейчас совсем не хотелось, так это вдаваться в детали.
— У нас сегодня случилось нечто из ряда вон выходящее. Это… это несчастье, понимаешь? Я пытаюсь что-то сделать… хоть что-то исправить. Поверь мне, это очень важно.
— А я считала, что важнее меня для тебя ничего нет!
— Это так, — торопливо пробормотал он, невольно отметив про себя, что его тело не пришло в возбуждение при одной только мысли о ней, как это случалось раньше. Почувствовав невольный укол вины, он уже более мягко продолжал: — Все обойдется, милая, вот увидишь. Мы справимся. И ты действительно очень много значишь для меня. Но — всему свое время.
— Вот времени-то у меня как раз в обрез. Если это протянется еще какое-то время, я успею родить до того, как все решится.
— Только не нужно на меня давить, хорошо? И во всяком случае, не сегодня. Я и без того устал как черт.
— Но ведь и на меня давят, верно? Разве не будет справедливым, если я надавлю немножко и на тебя?
Ему хотелось крикнуть, что — нет, это несправедливо! Хотелось пригрозить, что если она не оставит его в покое, он, мол, никогда не признает этого ребенка своим. Проклятье, он ведь и в самом деле до сих пор сомневался, его ли это ребенок! Она была горячая штучка. И всегда обожала быстрый секс.
Но после событий сегодняшнего вечера он был не в том настроении, чтобы пугать ее или угрожать — слишком устал. Страх, оказывается, очень быстро делает человека терпимым. А он сейчас был терпимым, как никогда.
— Я завтра тебе перезвоню, — примирительно сказал он.
— Ну да, откуда мне знать, перезвонишь или нет? — буркнула она таким недовольным тоном, который взбесил бы его до белых глаз даже в лучшие их времена, когда он был еще без ума от нее. Но эти времена давно прошли. Так что пусть поостережется. Такое он не намерен был ей спускать. А если ребенок не от него, тогда он тем более ей ничего не должен.
— Послушай, считай, что я этого не слышал, хорошо? Сейчас я не могу говорить. Вот так-то. — Швырнув трубку на рычаг, он повернулся спиной к окну, и мысли его вернулись к домашним делам.
* * *
Джорджия планировала, что успеет вернуться домой к ужину, но, к сожалению, вылет отложили. Выскочив из самолета, она едва успела включить телефон, как позвонил Расс. Услышав, что произошло, она окаменела. Но как только прошел первый шок, Джорджия, сообразив, что стоит прямо посреди терминала, двинулась дальше — сначала медленнее, потом все быстрее. Под конец она уже почти бежала. Если у нее еще и были какие-то сомнения в правильности выбранного ею решения, после звонка Расса они растаяли, как снег под ярким весенним солнцем.
Сейчас она отдала бы все на свете, лишь бы оказаться дома.
* * *
Карен разрывалась на части — с одной стороны, ей хотелось остаться в клинике, с Джорди, с другой — она сходила с ума от беспокойства за остальных детей. Правда, с ними обещала побыть Эллисон. К тому времени, как она вернулась, все уже были в постели, однако ни один не спал и всех их нужно было утешить и успокоить. Карен сделала все, что могла: посидела с каждым, подоткнула им одеяла и ласково поцеловала на ночь. Потом спустилась на кухню и набрала номер, который ей дали в клинике. Телефон стоял на тумбочке возле кровати Джорди.
Трубку взял Ли.
— Алло?
— Это я. Как он?
— Вполне прилично. Да вот он сам сейчас тебе скажет.
В трубке послышался неясный шорох, потом приглушенное:
— Привет.
— Привет. Как твоя нога? — поинтересовалась Карен самым бодрым и жизнерадостным тоном, на который только была способна.
— В порядке.
— Болит?
— Угу… еще как.
— Тебе дали что-нибудь, чтобы не так сильно болело?
— Да.
— Это хорошо. Должно быть, ты здорово устал, да?
— Да так… немного.
— Джорди… — Карен замялась. Ей так много нужно было сказать ему, а она не знала, с чего начать.
— Я уже утром буду дома, — объявил Джорди тоном, моментально положившим конец всем попыткам Карен завязать разговор еще до того, как она попыталась это сделать. Карен так и толком и не поняла, почему Джорди не хочется разговаривать — то ли до смерти устал, то ли ему действительно больно, то ли он просто не в духе. Или расстроен. В конце концов, Джорди есть Джорди — если верить Ли, конечно.
— Знаю, милый, знаю, — пробормотала она. — Я за тобой приеду. А сейчас я позвонила просто сказать, что я тебя люблю.
Джорди молчал.
— Джорди… — Глаза Карен наполнились слезами. Он ведь был ее сын, и хотя он поступил очень жестоко, Карен понимала, что и они с Ли вели себя не лучше. Ссориться с мужем — это одно. А вот позволить, чтобы все это отразилось на детях, — совсем другое.
— Я знаю, мам, — упавшим голосом прошептал он. — Я тебя тоже.
* * *
— Нам нужно поговорить, — немного погодя пробормотала Аманда. Они с Грэхемом снова занимались любовью — сначала в душе, а потом — в постели. Теперь она лежала, прижавшись щекой к его плечу. Рука ее покоилась у него на груди, одна нога — между его ног.
— Потом, — прошептал Грэхем, едва шевеля губами от усталости. Глаза его были закрыты, темные ресницы резко выделялись на смуглой коже.
— Мы с тобой почти перестали говорить друг с другом. А это очень важно.
— Ну, сейчас, положим, причина в другом. — Слабая тень улыбки скользнула по его губам и спряталась в бороде.
Аманда коснулась его губ. Почувствовав прикосновение ее пальца, они дрогнули, словно он попытался ее поцеловать, но это оказалось максимум, на что он сейчас был способен. Грудь Грэхема мерно вздымалась и опадала, словно он вот-вот готов был уснуть, длинные руки и ноги покойно раскинулись на постели.
— Так почему же мы перестали? — не отставала Аманда.
Грэхем так долго молчал, что она решила было, что он уже спит. С ним такое случалось часто — после особенно усиленных занятий любовью. А вот Аманда — никогда. Даже сейчас, совершенно измученная их с Джорди приключением, она чувствовала, что не может уснуть.
— Жизнь такая… — пробормотал он наконец.
— Что — жизнь? — не поняла Аманда.
— Она застигла нас врасплох. Такое случается, знаешь ли. — Глубоко вздохнув, Грэхем повернул голову, и глаза его встретились с глазами Аманды. — Я ответил на твой вопрос? Я хочу тебя, малыш! И если мы не сможем иметь ребенка нормальным путем, как все люди, все равно он у нас будет. Мы что-нибудь придумаем.
Аманда затаила дыхание, пытаясь разгадать, что кроется в глубине его глаз. Сердце ее забилось — открытый, честные взгляд Грэхема сказал ей все.
Повинуясь движению его руки, она уронила голову ему на грудь, приложив ухо к тому месту, где билось его сердце, и постаралась дышать в унисон с ним.
— А что, если все это… начнется снова?
— Мы этого не допустим.
— Ну да… мы ведь сами не понимали, что происходит, помнишь? Где гарантия, что так не случится снова?
— Зато теперь у нас появился опыт. Считай, что это была своего рода проверка на прочность.
— Прости, что не верила тебе… что обвинила тебя в интрижке с Гретхен. Сама не знаю, как это получилось. Наверное, от неожиданности. А может, от зависти: как же так, она беременна, а я нет? Тем более, по моим расчетам, ты как раз копался в ее саду, когда она зачала. — Грэхем никак не прокомментировал ее слова, и Аманда, подняв голову, заглянула ему в глаза. Оказывается, он успел задремать. — Как ты думаешь, — осторожно спросила она, — кто же все-таки отец ее ребенка?
