Вздохнув, она отправилась на задний двор и принялась придирчиво разглядывать лужайку, о которой из-за событий последних дней совсем забыла. Можно было подумать, что после недавних дождей сорняки ожили, приободрились и с новыми силами взялись обживать двор. Если Грэхем и заметил это, то решил оставить все как есть. Он просидел на телефоне до глубокой ночи, а потом они с Амандой как подкошенные рухнули в постель.
Но даже во сне он прижимал ее к себе с той же любовью которую она почувствовала, еще когда он помогал ей спуститься с башни. Однако теперь Аманда жаждала большего. Молчание убивало ее. И даже страсть, вспыхнувшая с новой силой, была бессильна уничтожить этот камень преткновения, выкорчевать его с корнем, как выдергивают сорняк. Аманде отчаянно хотелось, чтобы Грэхем признал это и согласился с ней. Если жизнь дала им последний шанс, то надо признать, что семейка Грэхема вклинилась совсем некстати.
Она устала чувствовать себя какой-то самозванкой. И ей страшно хотелось сказать это ему.
Но Аманда не сделала этого. Она будет молчать и дальше, если потребуется. В конце концов, Дороти серьезно больна, и Грэхем с ума сходит от тревоги за мать. Сейчас не время ссориться.
* * *
Настало утро понедельника. Карен испытывала точно такие же чувства, что и Аманда, — она тоже считала, что сейчас не время выяснять отношения. Впрочем, даже в лучшие времена Карен терпеть не могла этого делать — не та натура. Джорди предстояло ходить в гипсе по меньшей мере шесть недель, а на консультации к психологу — и того дольше. Близнецы, смутно подозревая, что случилось нечто экстраординарное, но не зная, что именно, общались исключительно между собой, отгородившись от всего остального мира, а Джули, наоборот, льнула к матери. Она ходила за ней как хвостик — на кухню, в прачечную. Только утром, когда Джули уезжала в школу, Карен могла вздохнуть свободно. Но и тогда у нее не было ни одной свободной минутки — все это время она использовала на работу в комитете.
А вот Аманда с Грэхемом взяли и уехали на все выходные, с завистью думала она. Впрочем, почему бы и нет? Они живут друг для друга, и какое им дело до всего остального мира? А вот она, Карен, не могла позволить себе такую роскошь. Если она не пропадала в школе, делая вид, что ничего не случилось, чтобы ни одна живая душа не догадалась о том, что творится у них в семье, то торчала дома, корчась от бесконечных унижений, которые выпадали на ее долю. Она не осмеливалась даже пройти по улице, сгорая от стыда при мысли, что Гретхен будет смотреть ей в спину и в глазах ее будет презрение или, еще хуже, сочувствие. И ведь теперь речь идет не только о Ли, но и о Джорди!
Карен собственноручно отмыла нож, уничтожив все следы краски, что еще оставались на нем. Потом, сунув нож в мешок с мусором, выкинула его в контейнер. Так что Гретхен, если захочет, может выдвигать какие угодно обвинения — доказательств-то у нее все равно нет, злорадно думала она.
Правда, оставался еще пистолет. Лучше бы ей его не видеть. Расс завез его как раз этим утром. Он был тщательно завернут в несколько слоев бумаги, а на свертке стояло имя Ли. Мысли о нем не давали Карен покоя.
Вдруг дверь кухни распахнулась, и на пороге появился Ли. Плотно прикрыв за собой дверь, он повернулся к жене:
— Мне передали, что ты звонила. Сказали — срочно.
Очень медленно, словно во сне, Карен вынула из кармана небольшой пистолет. Держа его на уровне груди, она направила его на Ли, который, нахмурившись, инстинктивно шарахнулся в сторону. Дуло пистолета, словно притянутое магнитом, повернулось за ним. Карен почувствовала, как ее рука наливается силой, источника которой она сама еще не понимала.
— Какого дьявола? Что ты еще задумала? — взвизгнул Ли, не сводя глаз с пистолета.
— Его утром привез Расс. Я решила, что это твой.
— Откуда у меня пистолет?!
Карен набрала полную грудь воздуха, словно перед прыжком в воду, и продолжала:
— Я увидела его в ящике твоего шкафа.
— Значит, теперь ты уже шаришь в моем шкафу?! — вспылил Ли. Впрочем, именно этого она и ожидала. По части умения «переводить стрелки» ему поистине не было равных.
Однако сейчас ее это волновало меньше всего. Никаких угрызений совести она не испытывала. Карен несколько дней подряд репетировала этот их разговор и была твердо намерена выяснить все до конца.
— Я разбирала твое белье — отбирала то, что уже пора выкинуть. Пистолет лежал под стопкой твоих трусов, причем уже довольно давно. Это не самое лучшее место для него, Ли. Я давно собиралась тебе это сказать. Джорди не пришлось долго искать. Держу пари, он быстро его нашел.
Сообразив наконец, что глупо отрицать очевидное, Ли принялся возмущаться:
— Почему не самое лучшее? Я решил, что так он будет всегда под рукой, если в дом заберется грабитель, тем более ночью. И потом, с чего ты взяла, что это именно тот, что был у Джорди?
— Потому что твоего нет на месте. А когда Джорди спустили вниз, пистолета при нем не было. И в больнице, когда его раздевали, пистолета тоже не нашли. Я было решила, что это ты забрал его у него. Оказалось — Расс.
Взгляд Ли был по-прежнему прикован к пистолету в ее руке.
— Ради всего святого, положи его. Он может выстрелить.
Карен кивнула. С трудом проглотив рвущиеся из груди истерические рыдания, она посмотрела ему в глаза.
— Этот самый пистолет мог выстрелить и убить нашего сына. Ночью я видела это во сне…
Ли протянул руку:
— Давай его сюда.
— Не сейчас.
— Для чего он тебе?
— Хочу, чтобы ты сначала меня выслушал.
— Слушаю, — вздохнул Ли. На лице у него появилось хорошо знакомое ей терпеливое выражение, словно он имел дело с ребенком.
Карен давно уже думала, что она ему скажет. Конечно, ей трудно тягаться с ним. Как же, он ведь интеллектуал, у него свой бизнес, причем процветающий. И он здорово разбирается во всех этих современных штучках… как их там? Компьютерных технологиях. Куда ей до него!
Но зато она — мать! С этим не поспоришь. Тут она могла дать ему сто очков форы. Может, это пистолет в руке внушил ей такую уверенность в себе? Она не знала. А может, чаша ее терпения наконец переполнилась. Но она не собиралась сдаваться. Она заранее обдумала все и даже вычленила три вещи, с которыми не намерена была дальше мириться.
— Итак, загибай пальцы, Ли. Ложь, измены и жестокое обращение. Все это мне надоело, — объявила она.
Ли сердито фыркнул:
— Это ты о нашем браке? Что-то я не припомню никакого жестокого обращения. Так что если ты намерена подать на развод и упирать именно на это, то, боюсь, тебя ждет разочарование.
— Я не ссоры наши с тобой имею в виду. А то, что остается «за кадром». Ты все проделываешь очень ловко, но я это чувствую. Да и не я одна. Это чувствуют все. Я уже дошла до ручки, Ли. Я даже думать ни о чем не могу.
— Сходи к психиатру. Счет я оплачу.
— Психиатр тут ни при чем. Он не поможет. Я устала мириться со всем этим, Ли, — с другими женщинами, с твоими постоянным задержками, с твоей вечной раздражительностью, которая выплескивается на меня.
Лицо его немного смягчилось.
— Ты преувеличиваешь.
— Ничуть. — Карен с трудом удержалась, чтобы не выругаться. Но у нее в руках пистолет, значит, она просто обязана сдерживаться. — Я видела счета. И счета за прием у гинеколога, кстати. Между прочим, там указано не мое имя. Кто-то ходил к гинекологу каждый месяц, и это точно была не я. Я ничего не преувеличиваю?
Это окончательно выбило у Ли почву из-под ног.
— Так ты и в стол ко мне влезла?! — заорал он.
Итак, она все-таки перешла последний рубеж, в страхе подумала Карен. Одно дело — копаться в его белье, а шарить по столу — совсем другое. Обыска в письменном столе Ли ей ни за что не простит. До этого дня Ли всегда доверял ей. Теперь все изменилось.
Но ведь и ее жизнь тоже изменилась навсегда. Вспомнить хотя бы последние две недели! Старые страхи вновь нахлынули на нее. Карен всегда до смерти боялась остаться одной, без Ли, потому что она знала: без него она — никто. Без него она — нищая. Эти-то страхи и привязывали ее к нему каждый раз, когда она хотела бросить его. Они могли удержать ее и сейчас. Как-никак все это имело огромное значение.
Но теперь она не могла отступить. Просто не могла, и все.
— Да, — повинуясь внезапному порыву, выкрикнула она, — влезла! И не вздумай переворачивать все с ног на голову, потому что на этот раз у тебя ничего не выйдет. Я не верю в разводы. Сама мысль о разводе приводит меня в ужас, и ты прекрасно это знаешь. Именно поэтому я каждый раз прощала тебя, когда ты клялся, что это в последний раз. Но ты продолжал мне изменять, и наши отношения становились все хуже и хуже. Я еще могла мириться с этим, пока дело касалось одной меня. Но сейчас это уже начинает отравлять жизнь и детям.
