запрещал подходить к столу с кофе, с едой или даже конфетами или чипсами. Когда приходил тот паренек, специалист по компьютерам, Кира не удержалась, спросила: что за дикий запрет? Издевательство! Оказалось, что нет, и паренек, ловко клацая по клавишам, пояснил, что залитые клавиатуры ноутбуков и застрявшие крошки — проблема номер один после «краха системы», и устранить ее не всегда так же просто. «Нормальный грамотный подход, — снисходительно пояснил паренек, — если сами не можете, нафига рисковать машиной». Киру это тогда рассердило: в Лене было много расчетливости, совсем как в Викторе, и проклятый компьютер напомнил об этом лишний раз. А сейчас она подумала: как сын, так похожий на своего отца, мог совершить преступление? Не человек, а компьютер?
Открывая свою страничку, Кира чувствовала себя некомфортно. Леня числился в «членах ее семьи», им одним практически все и ограничивалось, завсегдатаем в социальной сети Кира не была, держала аккаунт больше как дань моде, изредка просматривала рецепты или скидки магазинов, но знала, как искать человека. И она не ошиблась: Таня уже не состояла «в отношениях» с Леней, но все еще были фотографии с ней, и Кира вышла на ее профиль. Никогда раньше она не шпионила за собственным сыном. Но все оказалось проще, чем Кира думала: телефон Тани был открыт для «друзей друзей».
«Как легко, оказывается, найти человека», — подумала Кира в какой-то заторможенности. Простота ее испугала. Ей казалось, что раз все получилось так безмерно легко, то дальше будут непреодолимые сложности. Но телефон она записала, потом просмотрела записи. И удивилась: ничего. Как будто с ней ничего не случилось. Разве так ведет себя девушка, которую изнасиловали? Встречается с друзьями, делает сэлфи, обменивается ссылками, живет как ни в чем ни бывало?
Кира вернулась на кухню, держа в руке телефон. Номер Тани уже был вбит в память. Врезался, могла бы сказать Кира, потому что разбуди ее среди ночи — и она назовет его безо всякого труда. Но самое сложное было — позвонить.
Или написать. Кира раздумывала, потом решила, что у звонка есть один недостаток: нет времени даже подумать, найти слова.
«Здравствуйте, Татьяна. Это Кира Игоревна, мама Лени. Мне очень жаль, что так получилось...»
Нет, это было не то.
«Мне жаль, что так вышло. Если вы не против, я хотела бы увидеться с вами и просто поговорить».
Не давая себе передумать, она нажала на стрелку отправки, а потом, резко отложив в сторону, почти отбросив телефон, схватила пульт и сделала телевизор громче.
Там простой и искренний мужчина знакомился с женщиной, героиней фильма. Несчастной, одинокой, никому не нужной женщиной. Одинокой до страха расстаться со своим одиночеством. Каждый раз, когда Кира видела эту сцену, она думала, как много женщин упускают свой тот самый единственный шанс. «Я не знакомлюсь» или еще хуже — матом. И как много мужчин считают эти слова законом. Как будто нет в этом никакого кокетства, никакой игры, только констатация факта, как «Земля круглая».
«Александра, Александра...»
«Дура безмозглая, — обругала Кира дочку главной героини. — Васей она его будет звать. Хамка...»
Телефон вдруг пискнул. Кира спохватилась — сколько времени прошло? Часа полтора? Два? Она должна быть уже на работе!
«Здравствуйте. Хорошо, давайте увидимся. Я сегодня свободна весь день».
У Киры задрожали руки. Этого просто не должно было быть, Таня должна была накричать на нее, обругать, в конце концов, но не соглашаться так просто на встречу.
«В двенадцать, возле памятнику Ломоносову на „Центральной Библиотеке“», — набрала она и отправила сообщение, а потом быстро написала начальнице, что заболела и возьмет пару дней за свой счет.
С работы ответили быстрее, чем Таня: «Хорошо, без проблем. Выздоравливайте».
Кира быстро сделала бутерброд, налила подостывший кофе, наскоро перекусила, сполоснула посуду, потом пошла в ванную. Привычные действия, у обычного человека доведенные до автоматизма, вызывали оторопь: она выдавила зубную пасту вместо шампуня, постоянно роняла мыло, потом сильно обожгла голову горячим потоком воздуха из фена. И в итоге кое-как навертела нечто, похожее на старушечий пучок, трясущимися руками накрасила глаза, вернулась в комнату, убрала с дивана белье, будто в пику пучку волос, кое-как втиснулась в старые джинсы. И, уже выходя из квартиры, подумала, что она выглядит еще очень ничего.
И именно поэтому она рассматривала свое отражение во всех возможных зеркалах и стеклах. Выпрямляла спину, гордо задирала голову, как взнузданная лошадь, пыталась вилять задом... идти «как женщина, а не гренадер». И смотрела по сторонам: там никто не вилял, не стрелял глазками, не вывешивал на публику декольте... Кира будто впервые в жизни увидела, как изменился мир вокруг за странные, туманные пятнадцать лет, и ужаснулась.
Мир упростился до предела. Если женщина на каблуках — ей предстоит мероприятие или на работе требуют жесткий дресс-код. Почти никто не накрашен. Не пахнет духами. Мужчины и парни уткнулись в смартфоны, им дела нет до женщин вокруг. И значит, никогда в этом мире больше не встретится в электричке простой настойчивый человек, которому будет наплевать на условности и мнимую стыдливость.
И Кира вспомнила следователя.
Он тоже такой же серый, как и эти люди вокруг, или все же способен на поступок?
— Центральная библиотека, — равнодушно объявил механический голос, и Кира поспешила на выход.
Она поднималась по эскалатору и разглядывала людей. Ни ярких цветов, ни радостных красок. Люди перестали привлекать к себе внимание, замкнулись в мире электронных новостей. Улыбок было больше, чем раньше, улыбок добрых, и Киру вдруг осенило — люди больше не ищут друг друга в толпе, они потеряли надежду встретить счастье, и поэтому улыбки — без вызова и без агрессии. Этим людям нечего больше делить и не за кого бороться.
«А разве я не перестала бороться еще тогда, когда осталась одна? Раньше, когда поняла, что мой брак — только фикция, штамп и общий бюджет?»
Таня уже ждала ее возле памятника. Худенькая, какая-то плоская и тоже серенькая, несмотря на смазливое личико. Она увидела Киру, помахала ей рукой, но продолжала слушать музыку и вынула наушники только тогда, когда Кира подошла совсем близко.
«Так не смотрят на мать насильника!»
— Здравствуйте.
— Здравствуй.
Они помолчали.
— Не хотите кофе попить? — предложила Таня. Ее лоб все еще украшал телесного цвета пластырь, и Кира подумала: вот он, живой упрек. За столько времени все могло бы зажить, но нет. И она не знала, как правильно реагировать на молчаливое
