Скоро до слуха донеслись непонятные слова. Когда он полностью открыл глаза и пошевелил пальцами руки, один из «массажистов» исчез. Второй же молча, продолжал колдовать над малочувствительным телом.
«Отказ двигателей… Посадка на воду… Смерть ребят…» — начали один за другим всплывать обрывки последних суток.
Майор рассматривал потолок небольшого помещения. Светло-серая краска, наложенная небрежными мазками широкой кисти, покрывала неровные куски листового металла. Какие-то кабели, трубы… Над входом и по центру, за грубыми, ржавыми решетками, висели два круглых плафона, освещавшие тусклым светом непонятную комнату.
«Если это не преисподняя, то каким же чудом я остался жив?» — удивленно вопрошал Влад и вдруг заметил подошедших почти вплотную людей в незнакомой морской форме.
Круглолицые, коротко остриженные головы с интересом смотрели на пилота, громко при этом переговариваясь между собой. Его перестали растирать и чем-то накрыли. Три человека, по все видимости — офицеры, продолжали стояли рядом и, ожесточенно жестикулируя, спорили. Один, показывая на него пальцем, тонко верещал и постоянно кивал головой куда-то вверх. Второй, чуть постарше, говорил спокойней, и уверенно указывал на постель Берестова. Третий молчал, часто моргая раскосыми глазами и записывая что-то в большой планшетный блокнот.
Матрос приподнял голову летчика и заставил выпить обжигающий «коктейль», как показалось — смесь спирта с отваром или настоем трав. Боль из конечностей понемногу уходила, зато вся кожа и мышцы начинали гореть от, тщательно втертой, желеобразной массы.
Офицеры, взглянув на лежащего человека последний раз, удалились, а возле входа остался дежурить низкорослый, узкоглазый матрос. Кажется, это означало, что процесс реанимации успешно завершился.
«Сдается, что я на военном корабле, — размышлял Владислав, глядя по сторонам и прислушиваясь к едва различимому, ровному гулу, — но, в океане, помниться, был сильный шторм, а эта посудина идет ровно — без качки. Хотя, вполне возможно, — я провалялся без сознания несколько суток, и погода успела наладиться…»
Вскоре его начало знобить и поднялся сильный жар. И снова сознание, будто ещё не сделав окончательного выбора между жизнью и смертью, то едва различало действительность, то надолго покидало Влада. Изредка появлялся один из «массажистов» и опять вливал в него очередную порцию снадобья. Лишь очнувшись через двое суток, он почувствовал долгожданное облегчение.
«Кто же они такие? — в который раз задавался вопросом летчик. — Японцы? Те — народ богатый и вряд ли те плавают на таких допотопных развалюхах… Скорее китайцы, или наши закадычные друзья из Северной Кореи…»
Открылась овальная дверца, и в небольшое помещение вошел матрос, приносивший еду. Аккуратно поставив на маленький откидной столик тарелку и алюминиевую кружку, молча исчез.
«Ни здрасти, ни пока! И ни кусочка хлеба, одна острая вермишель и зеленый чай…»
Чужой камбуз ассортиментом продуктов не баловал. Майор с устойчивым отвращением съел предложенные блюда и, с трудом привстав — сел на постели. Голова чуть закружилась и появилась одышка. Посидев пару минут без движения, Берестов пришел в себя и, встав на ноги, решил выглянуть из маленькой каюты. Но первое, о чем пришлось сразу вспомнить — травма колена. Дикая боль в суставе, прострелила аж до плеча… Он слегка застонал и, едва не упав, оперся рукой о стену. О путешествии до овальной дверцы думать пока было рано.
Спокойно сидевший на корточках до его пируэта часовой, вдруг вскочил и, выхватив нечто похожее на штык-нож, стал выкрикивать непонятные отрывистые команды.
— Ты поаккуратнее мальчик, со своим перочинным ножичком, — проворчал Владислав, усаживаясь обратно на подобие металлической кровати, — а то ведь и в угол поставлю.
Охранник выглянул за дверь и кого-то позвал. Летчик успел рассмотреть, открывшийся перед взором узенький, длинный коридор, сплошь забитый кабелями и непонятными электрощитками на стенах. «Твою мать! Это ж подводная лодка…» — пронеслась в голове ошеломляющая догадка.
Неожиданное открытие несло в себе множество неприятностей. С обычного корабля его могли передать первому же встречному советскому судну. Не исключая и гражданские. Подлодка же, находясь на боевом патрулировании, или выполняя какую-либо иную задачу, светиться перед иностранным флотом, пусть даже союзного государства, никогда не станет. Спасенный на неопределенное время автоматически становился «добровольным» участником «круиза», до возвращения старой посудины в базу. А дальше закрутится долгая канитель: встречи с представителями посольства, переговоры, ожидание…
«Приплыл… — констатировал Влад, сидя на краю постели и потирая распухшее колено, — вот я и участник дальнего океанского похода…»
Прибежавший на крик часового офицер, жестами объяснил, что выходить за пределы крошечного помещения запрещено.
— Бух-бух! — выкрикнул он, злорадно улыбаясь и показывая то на свою здоровенную кобуру с русским «стечкиным», то на грудь пилота, то в направлении коридора…
— Доходчиво… — буркнул в ответ майор и улегся на место.
Позже интерес моряков к «постояльцу» ослаб, и его почти не беспокоили. Изредка приходил какой-то полненький, круглолицый офицер — видимо, один из старших в команде и негромко разговаривал с часовым. Затем что-то спрашивал на своем языке Берестова и, не дождавшись ответа, снова исчезал. Внешность, форма, оружие русского образца, нищета… Почти не оставалось сомнения в том, что его спасители — китайцы. «Старая дизельная подлодка либо наша, либо построена в Поднебесной по устаревшему советскому проекту. Ну, что ж, — заключил он, — сейчас, слава Богу, в их стране завершились времена „больших скачков“ и „культурных революций“ и мое возвращение на Родину, думаю, зависит от длительности путешествия раритетного „Наутилуса“…»
От отвратительной еды пилота уже мутило. Вермишель, обильно политая соевым соусом, с трудом лезла в глотку. Терпимым оставался только несладкий зеленый чай.
— Китайская кухня… Китайские рестораны… — ворчал он, давясь очередной порцией, однообразного меню, — что б вас до пенсии так кормили!
Здоровье, день ото дня, беспокоило меньше. Температура подскакивала ещё несколько раз, но понемногу недуг отступал. Судьба, на сей раз, смилостивилась, и серьезных осложнений от переохлаждения не последовало. Все чаще напоминало о себе колено, но местных эскулапов, после удачного возвращения к жизни спасенного, столь незначительная, с их точки зрения, болячка не интересовала.