суждено умереть!
В помещение ворвались тяжелый топот ног. Она в прострации, как будто, откуда-то сверху, слышала голоса:
— Томас, ты так сегодня развлекаешься? Это уж через чур!
И ответ на это:
— Вы идите отсюда! Это женщина мне должна совсем по-другому и вас не должно ничего волновать! Не мешайте мне больше!
Дверь захлопнулась. И она оказалась в капкане, как маленькая беззащитная зверюшка с огромным, жестоким хищником! Так кроликов скармливают львам и тиграм и этот жуткий страх даже металлическим привкусом во рту стал вперемежку с тошнотой. Эти чувства невозможно передать! Если ты рожден на этой земле человеком и если судьбой тебе зачем-то было приготовлено испытать, хотя бы только толику этих чувств, то пока в тебе в этой жизни сохраняется только капля человечности, ты никогда не пойдешь на охоту, ты никогда не загонишь беззащитного зверя в тупик, потому что, пережив это, даже напоминания об этих ощущениях будут переворачивать твою душу вверх дном!
Она с ужасом ждала новых ударов и уже лучше бы было провалиться в небытие, только бы избавиться от этой боли, но ударов больше не было. Через какое-то время, она стала совершать попытки подняться. Хищник находился рядом, над ней и чего-то ждал. Это было неимоверно трудно! Руки, которыми она хотела оттолкнуться от пола, чтобы хотя бы сесть, не держали тело. В них не было силы. Она падала и падала на пол снова. Возле лица она увидела его начищенные сапоги и закрыла лицо. Но …он наклонился и силой поднял её с пола. Как пушинка, она повисла в его руках. Он тряхнул её за плечи и она бессильно упала всем телом ему на грудь. Он, видя, что у неё уже нет сил сопротивляться, как ватную куклу приставил её к столу. Грубо перевернул к себе спиной, и она неистово разразилась рыданиями, поняв, что он собирается с ней делать. Она рванулась в бок, опрокинула подсвечники и …с другой стороны её настиг сильный удар плашмя, со всего размаху. Она отлетела к стене, стукнувшись плечом об неё и опять оказалась на полу. Только теперь, так как удар пришелся больше на шею и видимо, слабея, она не теряла кратковременно сознание. Сделав усилие, она села, упершись спиной в стенку. Он поднял все подсвечники и поставил их назад. Несколько свечей потухли и горела только одна. Комната стала почти темной. Как кролик на удава, она смотрела на него снизу-вверх. Это нестерпимо, когда ты ожидаешь новых побоев и новой боли. Тебя ломают, и …женщин к тому же подавляют духовно насилием над её природными «чакрами», которые отвечают за самое сокровенное в жизни — рождение ребенка. Когда он наклонился над ней вновь, чтобы силой поднять с пола и уже зная с какими намерениями, она выставила вперед руки и завизжала как кошка. Он с легкостью подхватил её с пола, рванув за запястья и приставил к столу как играя с игрушкой. Её попытки сделать сопротивления, карались тут же, сбоку ударами. Согнув ей спину, и положив грудью на стол, она почувствовала поднимающееся вверх подол платья, и его похотливые липкие руки на своих бедрах. Он её сломал и застонав, она в ожесточении сжала ладошки в кулаки до боли, издав глубокий, долгий, неистовый стон и после до боли стиснула зубы в жгучем яростном чувстве человеческого омерзения. И затем испытывая только лишь одно единственное, преобладающее желание над всеми остальными, чтобы поскорее все закончилось. В мозгу как вспышками кто-то кровью писал один и тот же вопрос — неужели это происходит на самом деле?
А когда все закончилось, и, видимо, смягчившись от полученного удовольствия, он перевернул её к себе, как игрушку и положив руку на затылок, притянул её голову к себе. Лишь только подняв свой взгляд к его лицу и увидев эти ненавистные для неё темные глаза, пытающиеся что-то найти в её лице, волна безумия завладела ею и жгучим потоком поднявшись снизу, оттуда, где устанавливается связь с богом через родовые каналы и где эту связь сейчас насильно пресекли, взлетев вверх и дойдя до сердца, вырвавшись гордым и вызывающим плевком в это исчадие ада! И сама ужаснулась от того, что сделала, но, чувство омерзения и ненависти превозобладали!
Вот он, он сейчас ошалел! Она поняла, это её самые последние минуты жизни! Она от этого впала в ступор. Не шелохнувшись, её глаза в упор смотрели на него, не мигая.
Он её отпустил и самое интересное, что, если бы не её уже больное воображение, она бы увидела, как в его глазах появилось восхищение!
Он стал почему-то отходить от неё, пятясь медленно назад и все такое же восхищение сквозило в его взгляде. А вот это было уже сильнее его!
Остановившись посередине комнаты, он решил взять тайм аут, но его мысли способны были порождать только зло. Он стал думать, что ему делать со всем этим дальше. Отдавать её на утехи свои собутыльникам, ему еще не хотелось. Он еще не выжал с неё все воображаемые для него удовольствия и …придумал. Просто с таким проворством и шустростью, что она и опомниться не успела, он исчез за дверью и снова появился, но уже с плеткой в руке. И она услышала его слова и протянутую, чтобы ей хорошо видно было плетку.
— Помнишь! Ты решилась меня наказать! Вот, испытай это, и ты! — и молниеносно щелкнул разрезающий воздух свист и Анни пронзила горячая струя, как «ошпар» кипятком, жгучая боль на предплечье.
О! Он возликовал от удовольствия, когда от боли она скривила лицо и схватилась за руку.
Удар. Еще удар, еще удар. Она подставила спину, чтобы защититься и удары один за одним разрезали своим свистом воздух. Под башмачками образовалась лужица крови и мочи, одежда висела лохмотьями и покрылась расползающимися по ткани красными пятнами, которые тут же темнели и у неё перед глазами все закружилось, а к горлу подкатила уже явная тошнота и её словно стало выворачивать наружу, но тошнить оказалось нечем и свет померк перед глазами, она плавно падала в какой-то огромный котлован сплошной, безмолвной черноты. Ничего больше не ощущая, ни холода, ни боли, ни воздуха.
И очнулась она на лавке, лежа вниз лицом, на животе. И комната уже была в серой, тусклой дымке, за окном брезжил
