Снова вперед.
Делаю шаг. Другой. Иду к углу, за который завернул Борис Александрович.
Хотя много чести ему называться полным именем. Распутин. Теперь только Распутин.
Месяц назад он говорил, что хочет моей любви, верности, а сегодня собирается развлекаться с какой-то девкой? И снова вопрос, «зачем я ему», светится в мозгу неоновой вывеской.
Перед моим носом возникает дверь, но я прикасаюсь рукой к прохладной древесине. Может быть хоть она остудит огонь, что полыхает в мозгу и готов спалить дотла все мои чувства.
Чувства. А зачем они вообще возникли? Как они возникли? И главное, что это за чувства?
Рядом появляется мужчина в сером костюме, и в мозгу тут же возникает картинка. Воспоминание сквозь туман обильных слез. Он был там в ночь моего выпускного. Один из охранников Распутина.
Он специально пришел именно сюда? Ведь не мог же не знать, где я нахожусь, раз постоянно наблюдает.
Что он хочет доказать? Что нравится женщинам? Что ему все можно?
А я?
Отворачиваюсь резко, бегу вниз, взмахом руки открываю шторку.
– Виталик, я освежилась, можем идти.
Он подрывается, чуть не расплескивает пиво изо рта. И когда заказать успел?
– То есть, то есть ты готова? Сейчас, погоди, счет надо попросить, – мечется он, бежит за официантом, а я так и стою, прокручивая фразы Распутина: любить, любить, любить.
Рука Виталия ложится мне на талию, и мы идем к выходу. Глупо притворяться, что я хоть чем-то напоминаю ту красотку, но хотя бы делаю спину ровно и даже позволяю помочь надеть на меня легкий плащ.
Да, мы небогатые, но гордости в нас не занимать. Понял, Распутин!?
Выходим в прохладу позднего вечера. Воздух немного остужает жар обиды и злости. Дышать становится легче. А слезы остаются дорожками.
Виталий даже не замечает моего напряженного состояния, просто тащит куда-то по улице. В арку между домами. Там, лучезарно улыбаясь, показывает на железную, исписанную дверь подъезда.
В центре города всегда так. Снаружи все красиво и так грязно внутри. Это очень напоминает некоторых людей, в которых с красивой оболочкой много дерьма.
Смотрю на счастливого, неприлично радостного Виталика и задумываюсь, а что из себя на самом деле представляет он? Я ведь совсем его не знаю, а все равно иду неизвестно куда.
С другой стороны, хоть кто-то в этот вечер счастлив. Из-за меня. Скоро будет еще счастливее, ведь я отдам ему то, что хранила для любимого.
Только вот любимого больше нет. Никого нет. И меня настоящей больше не существует. Осталась оболочка, в которую вливают еще бокал вина, кормят приторным виноградом и садят на скрипучий диван.
Виталик садится неприлично близко, что-то привычно шепчет в ухо, активно вылизывает, начинает поглаживать по спине. По прямой, как палка, спине.
Лезет под свитер, а я только смотрю в одну точку на стене с ободранными желтыми обоями. Думаю, что через час другой магнат будет точно так же ласкать красавицу блондинку. Снимать с нее дорогие одежды, накрывать тело и заставлять стонать.
И ей наверняка будет хорошо.
А мне будет? Нравится ли мне то, что вытворяет Виталик. Как стягивает полосатый свитер, как садится передо мной и цепляется пальцами за пояс брюк.
– Давай, давай, детка, сейчас тебе будет очень хорошо.
Не будет, потому что я ничего не чувствую. От слова совсем. Мне неприятны его касания, и я лучше уйду с учебы, поработаю год и поступлю заново, но не буду отдавать себя нелюбимому человеку. Ради мнимой ревности. Или тем более ради возможности стать свободной от магната.
Я не шлюха! – решила я и хотела встать. Подняться. Оттолкнуть Виталия. Но тот даже не обратил на это внимания. Стал настойчивее сдирать нижнее белье.
– Хватит! Виталик! Мне не нравится! Я передумала! – кричу ему в лицо и трескаю ладонью по голове. В следующий миг щеку обжигает хлесткое касание. Удар, бросивший меня на кровать.
С ума сошел?
– Поздно, Сука! Ты уже здесь. Будь добра раздвинуть ноги и не рыпаться. Я и так на тебя месяц прое*ал.
– Я тебя не заставляла! Ты мог отказаться.
– Закрой рот! Мне бабки нужны! И ты поможешь мне их заработать.
– Остановись! – закричала я, ничего не понимая, но он уже разворачивает меня на живот, наваливается, дергает за волосы и со злым смехом показывает огромный, яркий прожектор, возле которого стояла небольшая камера.
Страх ледяными иглами пронзает все тело. Он собирается заснять мое изнасилование? Зачем?! Зачем?!
– Прекрати! Прекрати! Помогите! – стала дергаться активнее, но Виталик уже тянул трусы.
– Заткнись и улыбайся. Вдруг тебе понравится, и ты станешь порно-актрисой. А..?
Глава 22.
Это конец. Нет ничего хуже, чем ощущать себя полной дурой. Наступать на одни и те же грабли. Снова и снова. Я просто не понимаю, почему до моего «нет» никому нет дела. Никому.
Я просто кукла, которую тянут в разные стороны и вот сейчас хотят проткнуть, пронзить отростком. Сдуть даже оболочку и не оставить ничего. Пустое место. И я уже кричу, не собираюсь сдерживать рыданий, как вдруг комнату сотрясает грохот такой силы, что закладывает уши.
И мой крик утопает в нем, как камень тонет в озере. Стремительно и безвозвратно.
Неужели началась война?
Тело Виталика больше не давит на спину и первое, что я делаю, ощутив свободу, заползаю на диван и подбираю ноги к груди.
В глазах пляшут искры, но вижу около десяти человек в черном и задыхаюсь от облегчения.
Повезло. Господи, спасибо. Спасибо, что ты спас меня и на этот раз. Обещаю, что буду вести себя внимательно и не ходить с непонятными личностями по их квартирам, я вообще собираюсь только учиться. Честно, честно.
Пока слух начинает возвращаться, а Виталика в два счета скручивают на полу голой задницей кверху. Один из мужчин, что на меня не обращали ровно никакого внимания, подходит к камере. Той самой, что чуть не сделала меня порно-звездой, и кидает ее на пол.
– Уроды! – слышу я гнусавый голос Виталика. – Она же кучу бабла стоит.
– Гораздо дороже, чем твоя жизнь.
Этот голос скоро будет сниться мне не только в кошмарах, но и мерещиться в реальности. Кажется, за свое спасение я снова обязана совсем не Богу.
Смотрю, как входит в комнату Распутин и оглядывается, смотрит на Виталика, как червяка и не многим лучше на меня.
Ему тут же подносят флеш-карту с записью. Он роняет ее и давит низким каблуком лакированных ботинок. Все это время прожигая меня недовольным взглядом.
– Вставай и одевайся, – требует он, но я только беспомощно смотрю на свои изорванные вещи и сильнее подбираю ноги, обхватываю их руками.
Хочется уткнуться в стенку, дождаться, когда все уйдут, и уже тогда найти целые вещи, чтобы одеться. Убежать, спрятаться под одеялом.
Но разве такие люди как магнат считаются с чужими чувствами? Сомневаюсь. Скорее всего, он просто не захочет ждать, когда я приду в себя. Отворачиваю
