Лев чувствовал, что поймал волну, которая несет его по жизни от одного успеха к другому, и видел, что ему все по плечу. У них с отцом сложился тандем: отец разрабатывал сложные схемы защиты и нападения, а сын, двигаясь к цели с уверенностью танка, воплощал это в жизнь. Среди прочих задач Лев все еще осуществлял надзор за благотворительным фондом Соловейчика. Однако его отношение к благотворительности поменялось. Каждый судит по себе, Лев воспринимал жизнь как череду успехов с вкраплением праздников. И каждый сам несет ответственность, если он допускает в этот ряд провалы. Все эти женщины в опасности, бездомные, молодые таланты, нуждающиеся в поддержке, сами должны обеспечить себе благоприятные условия. Только потеря здоровья воспринималась Львом как уважительная причина для оказания помощи, да и то с оговорками. Например, смерть главы семьи, оставившая без средств к существованию его детей, не воспринималась им как повод для оказания помощи. Он рассуждал так: «Почему этот кормилец при жизни был так беспечен, что даже не побеспокоился создать минимальный запас средств для своих детей и жены, пока они не встанут на ноги после удара от его потери?»
Лев стал открыто тяготится делами фонда, но обязанность наблюдения отец не снимал с сына. Сергей Аркадьевич хотел сохранить управление фондом в надежных руках. Фонд еще решал чисто практические задачи: продвижение положительного образа бизнеса Соловейчика, завязывание нужных контактов среди влиятельных людей от политиков до богемы и госбезопасности. Многие фонды создаются для того, чтобы рыхлить почву, в которую в дальнейшем засевается частно-государственное партнерство со значительным интересом владельцев таких фондов. Но фонд Соловейчика такими делами не занимался. Сергей Аркадьевич считал, что его фонд создан как десятина Создателю, и брать с Него откат считал безумием.
Лев переложил решение текущих вопросов на секретаря Любу с чем она прекрасно справлялась и за что Лев ее очень ценил. А планирование осуществлял директор фонда. Только раза два в месяц Лев посещал их, чтобы принять доклад о делах, молча покивать головой и удалиться.
Лев Сергеевич слушал доклад секретаря о заявках на гранты.
– Объединение «Друзья» подало заявку на получение частичного финансирования на организацию праздников в центрах временного содержания детей и подростков в кризисной ситуации.
– Люба, я этих друзей помню с прошлого года. Им тогда отказали.
– Они хорошо в этот раз подготовились: у них рекомендации комитетов по социальной политике местных администраций и трех наших попечителей. Отказать будет против наших правил.
Лев недовольно поджал губы.
– А что это вообще за деятельность?
– Дети в центры попадают с улицы или после изъятия из семей. Изъятия разные бывают: кого-то забрали – спасли, не дали покалечить, а кого-то против воли забрали. На изъятых детей программа и рассчитана: они в любом случае в тяжелом стрессе, праздник должен облегчить им переживания.
– А уличные тоже на этих праздниках будут?
– Вероятно. Центры обычно смешанные. Детей не делят. Как это, одних поведут на представление, а других нет? Затраты на шоу все равно не меняются, – Люба была отлично вышколена и обучена не включаться эмоционально в суть обсуждаемых вопросов. Но какая-тот мелочная придирчивость младшего Соловейчика ее удивила.
– Мне не нравится. А если мне не нравится, надо отказать.
– Лев Сергеевич, директор уже согласовал.
Согласование директора фонда было предварительным этапом, и могло быть отозвано. Но причины для этого должны были быть достаточно серьезные. Не станет же Лев унижаться, чтобы воспрепятствовать этим проходимцам получить деньги на свои нелепые праздники! Лев разозлился.
– Куда он торопится? – повышая голос произнес он.
Люба решила, что Соловейчик не в настроении и стала стараться не смотреть на него. Он это заметил сразу.
– Люба, что с вами? – проговорил он тем спокойным голосом, за которым обычно следует взрыв.
– Лев Сергеевич, может быть, перерыв сделать? Кофе хотите?
– Вы не ответили.
– Ничего.
– Это не правда! Я что-то не так сказал? – Лев чувствовал, что зацепился за пустяк, но уже не мог остановиться.
– Лев Сергеевич, позвольте мне ненадолго выйти.
– Зачем? – зловеще тихо произнес он.
Из этой нелепой ситуации, в которую себя и Любу загнал своим неожиданным упрямством Лев, уже не было достойного выхода. Он показал себя капризным самодуром перед женщиной, которую уважал за ум и деловые качества и ценил за красоту. Какой-то демон-капризный ребенок распалял его злость на себя и на нее. Люба сидела напротив него через широкий стол. Она попыталась подняться.
– Ну-ка, сядь! – рявкнул Лев.
Люба опустилась и, потупив взгляд, покраснела.
Он, сам не понимая, что и с какой целью делает, поднялся и, обойдя стол, приблизился к ней, встав наискосок сзади. Он смотрел на нее, проникаясь незнакомым прежде чувством полной власти над беззащитным существом при полной безнаказанности. В какой-то момент это переживание достигло такой интенсивности, что он стал задыхаться. И тут же он испытал прилив неудержимого желания и взрывной силы, схватил Любу, порвал на ней одежду и так легко овладел ею, будто она была не человеческим телом, обладающим массой и мышечной силой, а небольшим куском мягкого теста.
На следующий день он заехал в фонд без предупреждения и, проходя мимо Любы, сказал ей как ни в чем не бывало:
– Вчера мы не закончили обсуждение. Жду вас с материалами.
А когда она вошла в кабинет, Лев оглядел ее и без предисловий приказал:
– Раздевайся!
Люба послушно стала снимать одежду. Лев разглядывал ее стройное тело, ее прекрасное лицо и волосы, опять наслаждался полной властью над ней. Но в этот день, в отличие от предыдущего, он почувствовал, как разогнал в ней горячую волну, и как эта волна стала захлестывать и лишать сознания его самого. Ничего подобного он не испытывал с Верой. И Вера это сразу поняла. Внешне ничего не изменилось. Лев все также жил с Верой, все также они были близки. Но как чай, заваренный после того, как заварка уже была один раз слита, отличается от свежего ароматного настоя, так стали отличаться их отношения до и после измены Льва. Лев, конечно, прекрасно понимал, что произошло непоправимое, но его мотивы и действия казались ему понятными и объяснимыми, а, значит, по-другому и не могло быть. Он был очень занят делами и почти не переживал. Поначалу он думал, что эпизод, который он считал случайной глупостью позабудется без последствий. Но получалось иначе. Люба, которую Лев ценил и уважал за ее деловые качества и женское обаяние, разом рухнула в его глазах до положения бессловесного животного, вещи, которой можно распоряжаться. Но она стала необходима ему именно в этом качестве, и день
