— Ладно, — смилостивился над ней Джо. — До завтрашнего утра.
По-видимому, он не обнаружил ничего существенного. Но Габриеллу это не удивляло, она знала, что он ничего не найдет.
— Ты уходишь?
Джо посмотрел ей в глаза, и на его губах мелькнула улыбка.
— Только не говори, что будешь скучать без меня.
— Нет, конечно, но как же стеллажи? Что я скажу Кевину?
— Скажи, что я начну завтра. — Он достал из кармана солнцезащитные очки. — Мне нужно поставить прослушивающее устройство на ваш телефон. Поэтому приходи завтра пораньше. Установка «жучка» займет у меня всего насколько минут.
— Ты собираешься прослушивать мой телефон? А разве на это не требуется разрешение судьи?
— Нет. Мне достаточно твоего разрешения.
— Я не разрешаю.
Джо нахмурился, и глаза его стали колючими.
— Какого черта? Ты, по-моему, сказала, что не имеешь никакого отношения к краже картины Моне.
— Именно.
— Тогда не веди себя так, будто тебе есть что скрывать.
— Я и не веду. Просто считаю это ужасным вторжением в личную жизнь.
Джо качнулся на каблуках и недобро прищурился.
— Только если ты виновна. Твое разрешение, возможно, поможет доказать, что вы с Кевином невинны как младенцы.
— Но ты же не веришь этому, так?
— Нет, — без колебаний ответил Джо.
Габриелле стоило огромных усилий не сказать ему, куда он может засунуть свое прослушивающее устройство. Он был слишком уверен в себе. Настолько, что даже не подозревал, что глубоко заблуждается. Прослушивающее устройство ничего ему не даст, и доказать это можно только одним способом.
— Прекрасно, — сказала Габриелла. — Делай что хочешь. Установи видеокамеру. Привези сюда детектор лжи. Или тиски для зажимания пальцев.
— Прослушивающего устройства на сегодня достаточно. — Джо открыл дверь и нацепил на нос очки. — Я приберегу тиски для своих двинутых умом осведомителей, помешанных на подобных вещах. — Его чувственный рот скривился в улыбке, способной заставить Габриеллу почти простить его за то, что он надел на нее наручники и оттащил в участок. — Тебя это интересует?
Габриелла уставилась на свои ноги, чтобы избежать гипнотического эффекта его улыбки. Она испытывала неподдельный ужас, что Джо может так действовать на нее.
— Нет.
Он поднял пальцем ее подбородок, заставляя Габриеллу вновь взглянуть ему в глаза.
— Я могу быть по-настоящему нежным.
Чарующий голос Джо ласковым ветерком коснулся ее кожи. Проклятые темные очки мешали Габриелле видеть его глаза, она не могла понять, шутит он или говорит серьезно. Старается соблазнить ее, или виной всему ее воображение.
— Я обойдусь без этого.
— Цыпленочек. — Джо опустил руку. — Сообщи мне, если передумаешь.
После его ухода Габриелла несколько мгновений таращилась на закрытую дверь. Какое-то щемящее чувство терзало ее, и она пыталась уговорить себя, что причиной тому голод. Но убедить себя ей не удалось. После ухода Джо ей полагалось почувствовать себя лучше, но этого не происходило.
Завтра он вернется с «жучком» и начнет подслушивать их телефонные разговоры.
Когда Габриелла покидала магазин в конце рабочего дня, у нее было ощущение, словно мозг ее распух, а голова вот-вот разлетится на куски.
Поездка домой, обычно занимавшая у Габриеллы десять минут, завершилась всего за пять. Она гнала свою голубую «тойоту» в потоке машин и никогда еще не испытывала радости подобной той, которую испытала, поставив машину в гараж.
Кирпичный дом, купленный ею год назад, был небольшим, но всем дорогим сердцу Габриеллы вещам хватило в нем места. На подоконнике стрельчатого окна огромная черная кошка, слишком толстая и ленивая, чтобы дружески приветствовать хозяйку, потягивалась среди подушек персикового цвета. Сквозь многослойное стекло окна лился солнечный свет, играя бликами на сосновом паркете и на цветастых коврах. Диван и стулья имели зелено-розовую обивку пастельных тонов, а пышные растения освежали обстановку продолговатой комнаты. Акварель, изображающая черного котенка, удобно расположившегося на стуле с высокой спинкой, висела над блестевшим чистотой камином.
Когда Габриелла впервые увидела этот дом, то влюбилась в него. Он, как и его прежние владельцы, был старым и отличался особым характером, свидетельствующим о древнем и аристократическом происхождении. Маленькая столовая была оборудована встроенными шкафами и вела в кухню с высокими, почти до самого потолка, буфетами. В доме было две спальни, одну из которых Габриелла приспособила под студию.
В трубах время от времени раздавались звуки, похожие на стон. Пол из соснового паркета был холодным, в ванной текла раковина, а в туалете унитаз. Окна в спальне имели столько слоев краски, что не открывались. И тем не менее Габриелла любила свой дом — и несмотря на его недостатки, и именно за них.
Сбрасывая с себя на ходу одежду, она направилась в студию, и, когда оказалась у двери, на ней не осталось ничего, кроме трусиков.
В центре комнаты на мольберте висела цветастая рубаха. Надев ее и застегнув на несколько пуговиц, Габриелла приступила к снятию стресса. Она знала единственный способ избавить себя от демонического гнева и окружавшей ее черной ауры. Она давно уже перестала медитировать, не прибегала и к ароматерапии, поэтому оставался единственный способ дать выход своему гневу и бушующему внутри шторму. Единственный способ изгнать их из себя.
Габриелла не потрудилась подготовить холст, не потрудилась соскоблить толстый слой масляной краски. Она даже точно не представляла, что собирается рисовать. Она просто рисовала.
Она не тратила времени на то, чтобы мазки ложились ровно, и ее не заботило то, что она портит полотно. Она просто рисовала.
Демон, выписанный кистью Габриеллы, оказался удивительно похожим на Джо Шенегэна, а у бедной овечки, закованной в серебряные кандалы, вместо шерсти на голове были рыжие волосы.
Габриелла отступила на шаг и критически осмотрела картину. Она не считала себя великой художницей, она писала картины из любви к самому занятию, но эта картина ей явно не удалась. Краска лежала слишком толстыми слоями, а нимб над головой овечки больше походил на венок. Качеством картина резко контрастировала с другими работами, стоявшими у белых стен мастерской. И точно так же, как обычно поступала с другими неудачными работами, Габриелла оставила эту до следующего раза.
Ей стало легче на сердце, и улыбка осветила лицо.
— Мне нравится! — объявила она пустой комнате и, окунув кисть в черную краску, пририсовала демону пару зловещих крыльев.
