тридцать один год, но это ты уже знаешь. Всю жизнь, сколько себя помню, любил тачки. Так что я с ними и работаю. Ну, около них. Вот у тебя есть машина?
– Не так быстро, – просит Кэтрин, – пожалуйста. Так, машина, значит. Я никак не могу ее выбрать, потому что ничего в них не понимаю. Езжу на «убере».
– Ужасно, – морщится Том. – Там работает кто попало, а навигатор вечно водит черт-те как.
– Зато нет проблемы с парковкой.
– А болтливые водители?
– Это худшее, – смеется Кэтрин. – Я слушаю все об их семьях, детях, иногда внуках.
– Тебе нужна своя машина.
– Знаю, – она на секунду прикрывает глаза, – но преподавателя немецкого выбрать и то проще.
Том замечает: она снова начинает расслабляться. Это вызывает в нем что-то вроде гордости и радости одновременно.
– Ты знаешь немецкий?
– Д-да, – Кэтрин кивает, – я учу его с детства, потому что брат часто включал «Раммштайн». И я тоже… люблю такую музыку.
Она покрывается очаровательным румянцем, и Том чувствует, как сердце пытается пробить грудную клетку, и без того потрепанную операцией. Дышать становится сложнее.
– Ничего себе, – восхищенно цокает он языком. – Сколько в тебе секретов.
– А что слушаешь ты?
– В основном наших, – он придвигает поближе к ней бокал вина, который оказывается перед ним, – мерсисайдеров. Старый рок-н-ролл, но и группы помоложе тоже вполне подходят. Но из немецких я только «Раммштайн» и знаю.
Если раньше у него и был шанс забыть сумасбродную искру в глазах доктора Ким, теперь он исчез навсегда. Какая же она яркая девчонка… Том боялся, что такой разговор, когда им только нужно узнать друг друга, выйдет натужным, а еще она сама сказала о собеседовании… Но нет.
Ей правда интересна его жизнь. Том рассказывает о работе, об изобретениях, как придумал «Джей-Фан», когда сидел на заднем сиденье по дороге в Лондон и вспоминал Джун, которая постоянно ныла, как ей скучно ездить к бабушке. Кэтрин не делает вида, а действительно слушает. Кто бы подумал: за строгим азиатским фасадом сидит маленькая оторва, которой только и дай, что потрясти хаером под немецкий рок.
Том пропадает в ее взгляде. Он совсем перестает дышать и больше всего боится, что их разговор закончится. И она снова наденет свою суровую докторскую маску, будет раздавать рекомендации, что ему есть и пить, а не делиться эмоциями и спрятанной внутри энергией.
Страх сбывается. Официант забирает у них пустые тарелки, и Кэтрин вдруг умолкает на полуслове, опуская взгляд.
– Том… – Она прикусывает губу и качает головой: – Прости.
– За что? – спрашивает он, но сердце уже хватает железная рука.
– Заставила тебя подумать… – Она шумно выдыхает и поднимает посерьезневший взгляд: – Мы ведь все еще не в тех отношениях.
– Я тебе нравлюсь? – спокойно повторяет вопрос он.
Если она хотя бы кивнет, Том перевернет весь Нью-Йорк, но решит эту проблему. К черту рак. К черту смерть. Пока Кэтрин будет смотреть на него так, как сегодня, он выживет даже с пулей в сердце.
Потому что иначе он уже не сможет почувствовать себя живым.
– Да, – грустно улыбается она, – и мне очень приятно твое внимание. Но пока ты не выздоровеешь…
– Все будет хорошо, – Том невольно тянется и накрывает ее руку, – обещаю.
Если понадобится, он сменит больницу. Это не так сложно, но Кэтрин не будет его врачом. Ее чертова профессиональная этика не встанет между ними.
– Я заплачу за наш завтрак, – произносит он, поднимаясь, – спасибо, что рассказала мне о себе.
– Ты же не сделаешь ничего… такого?
– Ничего, что может навредить, – кивает Том. – Кейт, разговор между нами не закончен, понимаешь?
– Это и пугает.
– Я же сказал, – он аккуратно приникает губами к ее руке, – все будет хорошо.
Настоящая катастрофа.
Кэтрин готова разрыдаться, глядя на неумолимо ползущую стрелку часов. Она плохо понимает, как дожила до среды, помнит только непрекращающуюся тревогу, которая будит даже посреди ночи.
Она позвала Тома Гибсона поговорить за завтраком, потому что чувствовала: недомолвки между ними помешают работе. К тому же после того, как он ушел с той болью во взгляде, Кэтрин не могла оставить все как есть. Необходимо было что-то сделать, даже речь сама собой выстроилась в голове, и вот подарок судьбы – Том появляется на пороге кафе.
Но когда она поняла, что все же произнесла это проклятое «да», просто потому что это было единственной мыслью в голове, ее прошиб пот. А Том засиял, все для себя решил и почему-то начал повторять «все будет хорошо».
Третий день Кэтрин боится, что он откажется от лечения или просто не придет на прием. Она до сих пор не призналась Жасмин, а стоило бы. Но непрекращающаяся тревога не дает, поедая изнутри, подкидывая все новые варианты исхода событий. И ни один из них не приводит ни к чему хорошему.
Не нужно было признаваться. Но Том оказался таким… невозможно найти этому определение. Он по-настоящему интересовался ею. Даже узнав, что она любит немецкий рок, не поморщился и не назвал это детским увлечением, как когда-то сделал Брайан. Кэтрин не знала, что ее так легко купить – не деньгами, а искренним восторгом в глазах.
И как же он загорелся, когда начал рассказывать о своих изобретениях. Вместо неловкого и странноватого пациента перед Кэтрин сидел парень, влюбленный в то, что он делает. И так хотелось, чтобы это его чувство распространялось и на нее, хоть немного. Чтобы и ее зацепила эта сумасшедшая энергия.
– Пойдем на ланч? – Хейли останавливает ее в коридоре, оглядывает с тревогой. – У тебя что-то произошло.
– Прости?
– Наблюдаю за тобой с понедельника. Что-то случилось, – не спрашивает, а утверждает она.
Значит, маска, за которой она пытается спрятаться, не слишком эффективна. По крайней мере, Хейли заметила, а это уже о многом говорит.
– Ладно, – соглашается Кэтрин. – Пойдем, объясню. Я кое-куда влипла.
Стоит довериться хоть кому-нибудь – в конце концов, Хейли видела их вдвоем. Может, если рассказать ей о том, как облажалась, станет не так тревожно.
Они усаживаются за столик в кафе, но еда все еще не лезет в рот – через два часа Том должен прийти на прием.
– Помнишь пациента, с которым я танцевала в субботу?
– Такое не забывается, – довольно расплывается в улыбке Хейли. – Ты ему нравишься.
– И это моя проблема, – кивает Кэтрин. – Я завтракала с ним в воскресенье и наговорила лишнего.
– Как это завтракала? – удивленно выпучивает глаза Хейли. – Я думала, ты ушла к себе домой.
– Мы не спали, – быстро отвечает она. – Просто живем недалеко друг от
