– Поедем общественным транспортом, – странно улыбаясь, сказал помощник, имени его она к стыду своему не знала. Юлия вопросительно подняла брови, и хотела, было вернуться домой, позвонить мужу, но эта улыбка… и поняла; он специально так сделал, чтобы она отказалась от поездки.
– Это правильно, – сказала Юлия, – в этом есть рациональное зерно. Искусство принадлежит народу, а значит, мы должны двигаться его тернистым путем, чтобы приобщиться к прекрасному.
И довольная собой, Юлия влезла помощнику под руку.
– Ведите, Сусанин.
«Сусанин» несколько напрягся, но повел.
В автобусе Юлия села на свободное сидение «Сусанин» остался было стоять, но молодая женщина подобрала плащ и выразительно посмотрела на своего спутника, тот подчинился.
Фамилия «Сусанина» была Авдеев, Занятый Человек взял его на работу год назад, и с тех пор Юлия общалась с ним по телефону. Она знала про него только то, что Авдеев жил один; этот факт почему-то всегда вызывал любопытство у Юлии. Одинокий мужчина всегда вызывает у женщин любопытство.
– Ну? – сказала Юлия.
– Что, ну? – спросил Авдеев.
– Где светская беседа? Или мы так и будем молчать?
– Отчего же, будем разговаривать, – успокоил девушку Авдеев.
И надолго, задумавшись, выдал:
– Погода хорошая, правда?
– Правда, – согласилась Юлия, она вдруг развеселилась; угрюмый собеседник, не самая лучшая компания, но поскольку это подчиненный мужа, значит над ним можно будет поиздеваться.
– Выходим, – сказал Авдеев.
– Уже доехали?
– До метро.
– Еще на метро поедем?
– Да.
Юлия за два года замужества уже забыла, когда спускалась в метро последний раз. Жизнь с Занятым Человеком имела некоторые особенности. Увидев табличку – «плата за проезд» воскликнула:
– Ого, так дорого, раньше за три рубля на такси можно было ездить, совсем недавно.
– Можно было, – сказал Авдеев, – а сейчас нельзя, перестройка.
– Вы хотели сказать инфляция, – поправила Юлия, это слово она слышала от Занятого Человека ежедневно.
– Сначала перестройка, это первая причина, а уж потом инфляция, как следствие.
– Какие еще следствия, просветите домашнюю хозяйку.
– Быстротечность.
– Быстротечность чего?
– Времени, мадам, ход времени ускоряется.
– Между прочим, – заметила Юлия, – я изучала политическую экономию, Адам Смит, Фрэнсис Бэкон, у меня незаконченное высшее, так там об ускорении времени ничего не сказано.
– Цензура, мадам, – сказал Авдеев.
Спустились в метро, сели в подошедшую электричку. Вагон был переполнен, Авдеев схватился за поручень, висящий над головой, и хотел предложить даме руку, но она вцепилась в него не дожидаясь разрешения. Проехали несколько остановок. Авдеев наклонился к ее уху и шепнул: «Выходим». При этом нечаянно коснулся губами, Юлия вздрогнула.
– Извините, – поспешил сказать Авдеев, – не нарочно.
Юлия кивнула. Вышли из вагона, поднялись на эскалаторе. На улице Авдеев предложил:
– Можем проехаться на троллейбусе, или пойдем пешком, здесь не очень далеко, направо, вниз, налево по набережной.
– По набережной, – повторила Юлия, – обожаю гулять по набережной, и не называйте меня мадам.
– Почему?
– Мне это не нравится.
– Но вы же мадам.
– Нет, я не мадам, мне всего двадцать лет.
Авдеев задумался и сказал:
– Действительно, я как-то об этом не подумал.
Был погожий осенний день, солнце светило тепло и ласково; они прошли вдоль построек восемнадцатого века, выкрашенных в серо-голубой цвет, обогнули огромную лужайку, по которой задумчиво бродил дворник, нанизывая бумажный мусор на длинную палку с металлическим штырем на конце, перешли дорогу, сопровождаемые взглядом регулировщика и спустились к крепостной стене, вдоль которой стояли липовые деревья и роняли красно-желтые листья.
– Как вас зовут? – спросила Юлия.
– Не скажу, – ответил Авдеев.
– Почему? – удивилась Юлия.
– Вы будете смеяться.
– Почему я должна смеяться?
– Не знаю, все смеются.
– Что за глупости, не буду я смеяться.
– Обещаете?
– Обещаю.
– Авдей.
– Вашу фамилию я знаю.
– А я называю свое имя, – Авдеев Авдей.
Юлия прыснула.
– Ну, вот видите, я же говорил, – сурово заметил Авдеев.
– Знаете что, – возмутилась Юлия, – сами виноваты, если бы вы не сказали, я бы и не подумала смеяться; ведь по сути ничего смешного здесь и нет.
И снова засмеялась.
– Вот все так говорят, а все равно смеются.
– Я поняла, – сказала Юлия, – вы специально так делаете, чтобы люди смеялись, а потом чувствовали неловкость перед вами.
– Для чего же, по-вашему, я это делаю?
– А чтобы чувствовать свое превосходство над ними.
– Уверяю вас, мне не нужно предпринимать что-то дополнительно, чтобы ощущать свое превосходство.
– Какая самоуверенность, – сказала Юлия, а про себя подумала – наглость, – значит и надо мной тоже.
– Естественно.
– Отчего же?
– Оттого, что я мужчина.
– Скажите пожалуйста, а над своим боссом вы тоже чувствуете превосходство? – спросила ехидная Юлия.
– Вы имеете в виду вашего мужа?
– Именно его.
– Не во всем, в бизнесе он смелее меня, но многие его проекты терпят фиаско, если, конечно, он не препоручает их мне, а уж я могу вытянуть любой проект.
– Я передам ему ваше мнение, – пообещала Юлия.
– Не трудитесь, это его слова, – сказал Авдеев.
– Понятно, а вы когда-нибудь улыбаетесь?
– Конечно, – сказал Авдеев и улыбнулся.
– Да, действительно, – констатировала Юлия, – и как-то вы похорошели сразу.
– Правда, вы находите?
– Нахожу, иногда, правда, от вашей улыбки бросает в дрожь.
– Ну что вы, просто зябко сегодня, осень все-таки, поэтому в вас происходит подмена ощущений. Вам холодно, вы дрожите, в это время я улыбаюсь, и вам кажется, что причиной дрожи является моя улыбка.
– Кажется, он издевается надо мной, – подумала Юлия и заявила:
– Знаете что, я еще в своем уме, чтобы отличить дрожь от холода, от дрожи от ужаса.
– Хорошо, я больше не буду улыбаться, – согласился Авдеев, – тем более что мы почти пришли.
– Какая связь? – спросила Юлия.
– Иконы надо рассматривать с серьезным выражением лица.
– Почему?
– А вы, когда-нибудь видели икону с изображением улыбающегося святого? Нет! То-то же. Ведь не будешь улыбаться, глядя на серьезного человека, он подумает, что вы с ним заигрываете.
– Кто подумает, – недоуменно спросила Юлия.
– Известно кто – святой.
– Не святотатствуйте, – одернула Авдеева Юлия и осенила себя крестом, затем спросила с подозрением:
– А может быть вы атеист?
– Нет, я просто неверующий.
