– Уверена, вы пришли не для того, чтобы справляться о моем благополучии, миссис Манчини, – сухо ответила Морана. – Ой, все ведь верно? Миссис? – Она невинно захлопала глазами, зная, что попала в яблочко, когда лицо женщины напряглось.
– Да, я замужем за двоюродным братом Лоренцо, – процедила она сквозь зубы. – Не самый идеальный брак. Впрочем, разве члены мафии прислушиваются, когда женщина обвиняет своего мужа в изнасиловании?
Она не лгала. Морана увидела это по глазам женщины, и ее сердце, каким бы черствым в этот момент ни было, смягчилось.
– Сожалею. – Да и что еще она могла сказать? Некоторые мужчины официально заработали себе статус монстра.
Кьяра заметно вздрогнула, прогоняя терзавшие ее мысли, и снова сосредоточилась на Моране.
– Я не хочу твоего сочувствия. Я хочу, чтобы ты держалась подальше от Данте и Тристана.
Морана наклонила голову набок, ожесточившись вновь, хотя по-прежнему испытывала сочувствие.
– И почему же я должна делать то, что вы хотите?
Кьяра сделала шаг вперед, хлопнула рукой по двери и устремила на Морану сердитый взгляд.
– Потому что они хорошие парни и не заслуживают увязнуть в неприятностях, которые ты создала, принцесса. Ни тот ни другой. И особенно Тристан.
У Мораны свело живот.
– Да что ты знаешь о том, чего он заслуживает?
Кьяра улыбнулась:
– Я знаю, что он почти два года регулярно меня трахал, а Тристану чуждо постоянство.
Пламя.
Невозможно иначе описать ощущение, распространившееся в ее груди и терзавшее все внутри. Она чувствовала, как жар пронесся по спине до самой шеи, обдал щеки и, наконец, затуманил глаза. Но она не могла подать виду, не могла допустить, чтобы это повлияло на нее. Но было больно. По-настоящему больно. Не потому, что Тристан Кейн спал с этой женщиной, а потому, что делал это регулярно. Ведь это подразумевало, что она что-то для него значила. Эмоционально. И это осознание причиняло жгучую боль.
Годы практики пришлись кстати, и Морана сохранила самообладание, не позволив себе даже сжать пальцы в кулак, а затем улыбнулась Кьяре:
– Трахал. В прошедшем времени, миссис Манчини.
Улыбка Кьяры дрогнула.
– Он вернется ко мне.
– Возможно, – пожала плечами Морана, а потом наклонилась ближе. – А может, после меня он не сможет быть больше ни с кем.
Прежде чем Кьяра успела что-то ответить, Морана отступила в сторону:
– Что ж, вы проявили должную осмотрительность и предупредили меня. Я вас услышала. Мы обе знаем свою позицию и обе уверены, что ни одна из нас не сдвинется. Как бы там ни было, я голодна, так что прошу меня простить.
Не сказав больше ни слова, Морана заперла за собой дверь и пошла прочь без оглядки на женщину, которая своим поведением подливала масло в огонь. Теперь пламя полыхало вовсю от жажды уничтожить. Его. Она сделает так, что после нее он станет больше никому не доступен.
Впервые за все время их запутанных отношений она достала телефон и отправила ему сообщение.
Я: Моя киска только что стала для тебя недоступна.
Его ответ пришел почти сразу.
Тристан Кейн:?
Вопросительный знак. Он прислал ей чертов вопросительный знак. Она закипала от злости.
Я: Хотя это все равно неважно. Не сомневаюсь, что твоя постоянная партнерша с радостью примет тебя в своей постели.
Он не спешил с ответом. Ну конечно. Морана спустилась по лестнице, мельком поглядывая на висящие на стенах картины и стараясь смотреть под ноги, пока жгучий узел все крепче сжимался у нее в животе. Телефон завибрировал от входящего сообщения.
Тристан Кейн: Ревнуешь?
Боже, да он, похоже, самый глупый человек на свете. Нельзя спрашивать безумно ревнивую женщину, ревнует ли она. Нельзя.
Я: Задам тебе тот же вопрос, когда найду себе горячего парня на фуршете в поместье.
Он не ответил.
Морана покачала головой, пытаясь прогнать странное помутнение, нависшее над ней, и вернуть себе радостное настроение. Вышло у нее неважно.
Когда она в конце концов спустилась на первый этаж, у лестничной площадки не было никого, кроме двух членов персонала, занятых своими делами. Морана не удостоила их вниманием, как и они ее, и пошла прямиком в обеденную зону (местоположение которой помнила после своего вторжения несколько недель назад). Звук ее шагов приглушал толстый ковер, устилавший пол в фойе и коридоре. По обеим сторонам коридора висели светильники, напоминавшие факелы, которые придавали пространству старинный вид. Окутанная теплым свечением Морана наконец вошла в обеденный зал и остановилась.
В нем не было никого, кроме женщины в форме домработницы, которая расставляла на столе приборы. Морана взглянула на стол – длинный деревянный стол, за которым могли разместиться не меньше тридцати человек – и задумалась, тот ли это стол, на который ее посадили еще младенцем, или же то был другой стол в другой комнате. Эта часть истории была ей неизвестна. А если это в самом деле тот самый стол и та самая комната, в которой невинный мальчик двадцать лет назад получил шрамы на всю жизнь, Морана задалась вопросом, чего ему стоило постоянно сюда возвращаться и есть за столом, на который пролилась кровь его отца.
И когда Морана оказалась в этой комнате, полной демонов, ее сразил весь масштаб пережитых им мучений, заставляя пошатнуться. Она схватилась за край окна, возле которого стояла. Ее сердце разрывалось от сочувствия к нему. Сидеть рядом с людьми, что пытали и тренировали его, видеть, как они смеются и отпускают шутки, молча есть там, где его жизнь превратилась в ад… Как можно от такого оправиться?
Морана встала спиной к комнате и посмотрела в окно, стараясь сосредоточиться, хотя ей хотелось рыдать от боли, которую она испытывала за него, за себя, за них. Неужели они правда обречены? Что она вообще пыталась сделать? С чего вообще решила, что мужчина с такими глубокими травмами способен исцелиться настолько, чтобы быть с ней? Между ними все закончилось, не успев начаться. И эта мысль повергала ее в глубочайшее уныние. Внутри нее разгорался конфликт: одна часть подталкивала к доказательствам последних двух недель, а другая показывала последствия минувших двадцати лет.
Выдохнув, Морана взглянула на бесконечные зеленые луга, окружавшие дом и заканчивавшиеся тенью леса. Красивый полумесяц сиял на темном небе, играя в прятки с облаками. Несколько человек пешком обходили территорию с оружием в руках, пока другие мужчины в костюмах за беседой собрались вокруг небольшого костра.
– Добрый вечер.
Морана обернулась и увидела красивого мужчину в возрасте, который вошел в комнату, одетый в строгий костюм, как и все остальные.
– Добрый вечер, – тихо ответила она.
– Я Лео Манчини, – с улыбкой представился мужчина.
Морана оглядела его с головы до ног и прищурилась.
– Вы тот самый Манчини, который любит насиловать свою жену или то был ваш более жалкий родственник?
Мужчина, который до этого момента улыбался, растерял все свои манеры. Морана собралась с духом и выпрямила спину, не отводя взгляда.
– Будьте очень осторожны, мисс Виталио, – пригрозил он.
Напряжение в комнате нарастало, прерываясь только шумом входящих людей. Морана бросила взгляд на двери и увидела группу незнакомых ей мужчин и женщин, взрослых и подростков, входивших в комнату. Она узнала только троих.
Лоренцо Марони увидел ее возле окна и одарил улыбкой, от которой у нее по рукам побежали мурашки. Морана намеренно отвела взгляд и увидела, как сквозь арку проходит Данте в белой футболке, джинсах и с заправленным за ремень пистолетом. Его влажные волосы были зачесаны назад. Морана впервые видела его в таком непринужденном виде. Данте заметил ее и одарил легкой улыбкой, на которую она ответила, радуясь, что у нее есть друг в этом чуждом ей месте.
