– Ты знала, что была здесь много лет назад, Морана? – непринужденно начал Марони, потягивая напиток. – Сидела и играла прямо на этом столе.
Морана ощущала, как Тристан Кейн напрягся рядом с ней, и впервые инстинктивно опустила руку на его бедро в надежде, что ее прикосновение успокоит его так же, как его. Она нащупала напряженные мышцы в его ноге и крепко сжала.
– Отец, – предостерег Данте.
– Однако тогда выдался ужасный день, – продолжил Марони. – Какой же ужасный день. Ты помнишь, Морана?
Она ответила ему расслабленной улыбкой:
– Конечно, не помню. В отличие от вас, я еще не старая, мистер Марони.
Данте закашлялся, чтобы скрыть смешок, и улыбка Марони испарилась от ее насмешки.
– Я и впрямь прожил немало. И у того, что живу до сих пор, есть причина.
Улыбка Мораны не дрогнула.
– Внушение страха.
– Власть.
Морана кивнула, изображая согласие:
– Маразм. Один из признаков старости.
Воцарившаяся за столом тишина была бы пугающей, если бы не ладонь, которая опустилась на ее бедро и слегка его сжала.
– Ты забываешься, девочка, – произнес Марони так тихо, что она смогла уловить его злость.
Она была сыта по горло.
– Позвольте, я кое-что вам проясню. Мне кажется, вы приняли меня за ту, кем можно помыкать, мистер Марони, – сказала Морана со стальными нотами в голосе, выпрямив спину. – Но я не такая. Я ваш ящик Пандоры. Так что на вашем месте я бы очень постаралась сохранить мне жизнь и осчастливить. Ведь как только ящик откроется, ваша власть, ваша империя рухнет, и вы никак не сможете это остановить.
Кьяра Манчини фыркнула, и Морана устремила взгляд к ней. Прикосновение руки Тристана Кейна, сжимавшей бедро, стало неприятным. Сытая по горло ужасным вечером, Морана отодвинула стул и смахнула его руку.
– А теперь прошу меня простить, – обратилась она к Марони.
Не дожидаясь ни от кого ответа, она встала, развернулась и покинула комнату. Вышла на улицу через боковую дверь, чтобы глотнуть свежего воздуха. Оказавшись на террасе, она огляделась вокруг в поисках тихого места и увидела костер в паре метров с левой стороны и людей, обходивших территорию, с правой. Повернув, Морана обошла дом, вдыхая свежий воздух и заглядывая в темные окна. Те, за которыми горел свет, были зашторены.
– Будь осторожна одна на улице.
Морана остановилась и проследила, как к ней подошел Данте, не сводящий глаз с мужчин у костра.
– Меня уже тошнит, потому что все вокруг велят мне быть осторожной.
Его внушительная фигура расслабилась, и, достав сигарету, он сделал глубокую затяжку. Морана удивленно моргнула:
– Ты куришь?
– Раньше курил, – ответил он, выдыхая облако дыма. – Теперь только по особому поводу.
– И какой сейчас повод?
Губы Данте изогнулись в улыбке.
– Посмотрел прекрасное шоу за ужином. Кстати, спасибо. Продолжай в том же духе, и у старика случится сердечный приступ от шока из-за того, что кто-то, кроме Тристана, невосприимчив к его власти.
Морана издала смешок, прекрасно его понимая:
– Буду стараться изо всех сил.
Несколько мгновений они простояли в тишине: Данте курил, а Морана погрузилась в размышления, а потом нарушила молчание:
– Так что там у него с Кьярой?
– У кого?
Морана закатила глаза:
– Данте!
Он с улыбкой покосился на нее и снова отвернулся.
– Тебе стоит поговорить об этом с ним.
– Поговорю. Я хотела узнать, что думаешь ты, – пояснила она.
Данте издал смешок:
– Кьяра – змея, холеная, красивая, ядовитая.
Морана отвела взгляд:
– Она сказала мне, что ее изнасиловал муж.
– Так и было, – подтвердил Данте. – А потом она начала охотиться на едва совершеннолетних мальчиков, которые не напоминали ей о муже. Не трать сочувствие на эту женщину, Морана.
Какое же безумие. Она почувствовала легкую тошноту.
– Ну ладно. – Морана переступила с носков на пятки. – Кстати, спасибо, что вступился за меня сегодня.
Данте ответил коротким кивком. Стремясь избежать неловкости, Морана пожелала ему спокойной ночи и пошла обратно в дом, окончательно устав от этого вечера. Ей нужно было хорошенько выспаться, а когда она проснется, этот кошмар покажется ей уже не таким ужасным.
Она поднялась наверх, к счастью, не повстречав никого по пути, подошла к своей комнате и отперла дверь. Вошла и прикрыла ее за собой. Но звук удара дерева о дерево так и не раздался. Морана замерла, а обернувшись, увидела, что Тристан Кейн придерживает дверь, прислонившись к косяку.
О нет. Нет, ни за что. Она была не в настроении разбираться с ним сегодня вечером.
Не удостоив его вниманием, Морана снова отвернулась и направилась к комоду, на ходу скидывая туфли. Дверь позади нее захлопнулась. Раздался щелчок замка. Судя по реакции своего тела, она поняла, что он все еще в комнате.
– Красивое платье.
Морана замерла, взявшись за сережку, и принялась наблюдать, как он в отражении зеркала присоединился к ней.
– Спасибо, – ответила она, сняв серьгу. – Марони прислал его в качестве приветственного подарка.
Его глаза вспыхнули в отражении. Один-ноль в ее пользу.
Он шагнул ближе, встав почти вплотную позади нее:
– Тебе понравился фуршет?
Морана сделала глубокий вдох, не сводя с него глаз:
– Пока я только видела блюда. Но, судя по виду, уверена, что они очень вкусные.
Не успев и глазом моргнуть, она оказалась прижата к зеркалу, ее голова запрокинута назад. Они встретились взглядом в отражении, его теплое, мягкое дыхание овевало ее шею. Его грудь прижималась к ее спине, расширяясь с каждым вдохом в такт ее дыханию. Сердце Мораны забилось быстрее, кровь неслась под кожей, а все тело трепетало, оттого что она заставила его сорваться, заставила отреагировать.
– Смотри на все блюда, какие пожелаешь, дикая кошечка, – голос виски и греха коснулся ее уха и окутал тело, – но единственное блюдо, которым ты сможешь насытиться, находится прямо здесь.
Морана подавила стон, когда он коснулся зубами ее уха, не сводя с нее глаз.
– Я не делюсь.
Тристан Кейн слегка запрокинул ей голову, вдыхая ее запах.
– И я тоже.
Тупик. Они оба тяжело дышали. И тут Морана вспомнила, что в комнате установлена прослушка.
– Нас могут услышать, – напомнила она.
– Пусть слышат, – заявил он, водя носом вдоль ее шеи. – А заодно пусть услышат, что я сделаю с любым, кто к тебе прикоснется.
Тристан Кейн отпустил ее волосы и обхватил за шею, чувствуя, как бьется пульс под ладонью.
– Я переломаю все пальцы на его руке, – прошептал он, запечатлевая смерть на ее коже.
Морана смотрела на их отражение в зеркале, а ее соски затвердели, будто он ласкал их своими словами, стоя позади нее.
– Потом я вспорю ему горло, но не глубоко, чтобы он истекал кровью и выл, пока я заживо сдираю с него кожу, – продолжил он, заставляя ее содрогнуться от страха и удовольствия. Его глаза, сверкая, смотрели ей в глаза, рука придерживала за горло. – А затем подожгу.
Она чувствовала, будто ей обладают.
– А если я сама захочу, чтобы ко мне прикоснулись? – задала она тот же вопрос, который задавала Марони.
Его губы дрогнули, и Тристан Кейн крепче прижал ее к своему телу:
– Не захочешь.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю, – он прильнул к ее шее, едва ощутимо водя губами по коже, и сказал: – Потому что ты оживаешь только для меня.
Морана задрожала и сжала пальцами ног ковер, чувствуя, как дрожит подбородок. Он прав.
Не желая отставать, Морана дерзко потерлась бедрами о его бедра и, почувствовав, как он возбуждается, заявила:
– Мой.
И впервые за все время, что знала его, Морана увидела, как на его лице появилась легкая улыбка. Совсем легкая, едва изогнувшая губы, но все же искренняя и заметная. И она накренила ее мир на оси, потому что у него на щеке была ямочка.
У него.
Была.
Чертова.
Ямочка.
Морана в изумлении уставилась на нее, отчего-то ошарашенная такой мелочью, и гадала, кем был последний человек, видевший эту ямочку.
