за стеклами очков. И мне от чего-то кажется, что она боится совсем не двух амбалов, пасущих лежащую в палате бабу. А чего? Моих вопросов? Тогда вообще ничего не понятно.
– Мне вчера медсестра позвонила. Просила вот принести… Тут пеленки и памперсы, ну и гигиенические принадлежности. А еще я селедку купила по пути. Я люблю селедку, знаете такими тонкими ломтиками, с лучком и маслом. И картошки если запечь в мундире… А, еще я пиджак приобрела, другого цвета, не того, что вам не нравится. Ну и вот… А эти у меня на попе искали тату, представляете? Я испугалась. До ужаса.
Слюной бы не захлебнуться. Ну какой к черту омар? И ресторан пусть идет в пень. И сука Зойка, похожая на куклу Барби. Все пусть летит в ад. Я хочу трикотаны с вытянутыми коленями, селедки, диван продавленный и телевизор и бабу эту страшную. Черт, да мне сто лет так хорошо не было, как вчера вечером.
– Для ресторана нарядится надо, наверное? Но это просто ужин же, да? Меня же не пустят в таком виде…
Он как из пулемета тарахтит. Сбивает меня с мыслей, роящихся в голове. Не позволяет мне ухватить за хвост самую важную из моих дум.
– Тебе не надо. Тебя хоть золотом обмажь…
– Вы снова? – наливаются ее глаза слезами Я болван. И мне плевать.
– Я опять. Это деловой ужин. Просто нужно обсудить некоторые нюансы. Обычно то, что надето на моей даме меня интересует только в плане легко ли это снимется. Так что в этом отношении вы можете быть спокойны. Вы вне опасности. Ну и субординация, конечно. Идите в машину, Жора вас проводит. А у меня есть еще небольшое дельце.
Аргентина (Гена-Тина)
Ресторан классный. Мне кажется я перерождаюсь, сама того не желая, когда попадаю в атмосферу роскоши и дорогой еды. Время сейчас неурочное, для обеда поздно, для ужина рано. Поэтому в зале пустынно. Мы одни. Свет приглушен, музыка баюкающая и я наконец-то расслабляюсь, откидываюсь на гнутую спинку мягкого полукресла.
– Ты любишь коктейли, Тина? – мурлычет, словно огромный кот. Демьянов. Щурит глаза, которые в полумраке помещения кажутся раскаленной сталью.
– Предпочитаю хорошее вино, бужоле, например, – ну да, сейчас я играю простушку. И вино называю одно из самых простых и незатейливых, поддерживая имиджу глупенькой нищебродки. – И пиццу очень люблю. Маргариту. Я ее вкусно готовлю.
– Да уж, – хмыкает мой начальник, сканируя меня взглядом. Он явно меня щупает, при чем не особо скрывая это. – Ты не поправила меня, когда я назвал тебя Тиной?
– А смысл? – дергаю плечом. Мне интересно за ним наблюдать. Странный мужчина, вроде имеющий все на свете, но несчастный. Скрывающий свою сущность за вечной маской. Точнее маски две у него – жестокий и жесткий зверь и дурашливый балагур, которые он меняет со скоростью престидижитатора. – Знаете, муж меня звал Арго. Это давно было. Мне нравилось, потомя это имя возненавидела.
– Вы замужем? – ха, он не удивлен. Он знает обо мне все… Почти. Другую сторону моей жизни значит мне удалось скрыть неплохо. Но это лишь дело времени. И игра может стать более острой.
– Была. Так вот. Мама меня звала Геной. Мамы не стало. Я осталась одна. Но Тина – это как то слишком звучит… Ну, не знаю. Как то вульгарно, что ли. Не по-нашенски. Мама так моя говорила. Мне не нравится. Но если уж вам так приспичило…
– Гена, говоришь? – его улыбка сейчас совсем не саркастичная, а мягкая и уставшая.
– Что вы сделали с теми хулиганами? – официант ставит передо мной бокал с вином, ждет когда я сделаю пробный глоток. Делаю вид, что не понимаю. Беру в руки тонкое стекло и по инерции вдыхаю дорогой терпкий аромат, богатый и пьянящий. Демьянов приподнимает бровь. Черт, нужно держать ухо востро и не расслабляться.
– Попробуйте вино, Гена, и скажите, устраивает оно вас или нет, – усмехается Иван Ильич. Делаю огромный глоток, бескультурно давлюсь, распрыскивая шикарный напиток. О, да, колхоз «Заветы Ильича»
– Я вам вопрос задала? – откашлявшись, говорю я, глядя прямо в лицо Демьянова.
– А я не захотел на него отвечать. Пиццу Маргариту нам принеси, – приказывает он официанту, замершему за моей спиной с невозмутимым спокойствием.
– В нашем ресторане не подают…
– Так подайте! – умеет быть убедительным Иван Ильич. Его рык отражается от всех поверхностей пафосного заведения, в котором повар не готовит лепешки из теста с томатным соусом, по причине того, что блюдо слишком незатейливо.
– Послушайте, я ведь могу что-то другое съесть, – шепчу я, хватаясь за меню.
– Ешь. Маргариту я желаю. Хочу пиццу. Чертову лепешку с кетчупом.
– Но политика нашего заведения… – бедный официант. Я бы не хотела сейчас оказаться на его месте. Демьянов похож сейчас на дьявола во плоти. И что его так завело? – Хорошо, я спрошу повара. Минуточку.
Официант исчезает со скоростью света. Растворяется в воздухе. И я остаюсь наедине с моей жертвой. Хотя, называть так, сидящего напротив и внешне абсолютно спокойного Демьянова просто верх цинизма. На жертву он похож меньше всего. Он красив, какой-то яростной дикой красотой. Губы каменные, подбородок волевой, и эти проклятые ямочки на его щеках. От них кружится голова. Или это от вина, выпитого на голодный желудок. Черт, я вдруг понимаю, что адски голодна. И еще осознаю, что страх, сидящий во мне, куда-то исчезает. Чертово вино.
– Пиццу не делают с кетчупом, – что я несу? Нужно просто хоть как-то разогнать странный морок, повисший над столиком, точно между мной и моим начальником. Это дым от свечей, стоящих на столе, но мне сейчас кажется, что он магический и совсем не безобидный. – Там соус особый, и моцарелла и…
– Ты меня так заманиваешь к себе, маленькая птичка? – щурится котом Иван Ильич. Сталь становится тягучей. О черт бы меня подрал. Да такой же он, как все. Что я там себе нафантазировала в своем возбужденном дорогим вином мозгу? Простой козел, изменщик и пуп земли. Венец творения, блин. Но от чего же я не могу заставить себя его ненавидеть? Может потому что страх более сильное чувство? А мне сейчас до одури страшно. И совсем не от того, что он, скорее всего, давно уже меня рассекретил, и теперь добивает меня моим же оружием. Нет, мне страшно то, каким воздействием на меня он обладает. Дышать становится нечем, в груди жжет, а в ушах… Шумит Ниагарский водопад. Оглушающе и одуряюще. Ноги становятся похожи на две переваренные макаронины.
– Что это за вино такое? – шепчу я, чувствую, как мою ладонь накрывает раскаленная огромная рука Демьянова. Я маленькая птичка, попавшая в силки страшного охотника по своей абсолютной глупости.
– Да, крепковатое. Хорошее вино. Эй, ты же не собираешься тут в обмороки падать? Пить ты тоже не умеешь, горе луковое. А я хотел тебя пригласить продолжить вечер. Думал мы продолжим с тобой наш оттяг в «Пушкине». Ты ведь там бывала?
– Пушкин? В-вы ч-что, хотели меня вывезти в другой город? Зачем? Слушайте, вы… Вы не маньяк? Отпустите меня домой, а? Я страшно устала. Прямо до ужаса. И я что-то… Голова у меня кружится, и спать очень хочется. – Да иди, кто тебя держит, – дергает плечом чертов нахальный самовлюбленный павиан. Поднимаюсь со стула слишком резко. Черт. Вино и вправду убойное. Сроду меня так не развозило с одного бокала. Но видимо оно и вправду крепкое, а я голодная и перенервничала. Пол уходит из-под ног.
– Черт, не видать мне проклятой лепешки, – я вскрикиваю. Взлетая в воздух.
– Что вы себе позволяете? – шепчу в широкую грудь, в которую меня вжимают сильные мужские руки. Пахнет он, конечно… Сексом и самоуверенностью. Хихикаю от этих своих мыслей. Заказчица Зоя жаль не видит.
– Молчи уж. Домой тебя отвезу. Негоже, чтобы помощница Демьянова валялась в какой-нибудь подворотне пьяная в дым. Слабачка ты, Аргентина Дмитриевна. Учти, это в первый и в последний раз. Обычно я не таскаю на руках своих пьяных секретарш.
– Вы мой герой, – глупо хихикаю я, чувствуя себя… Блин, как за
