– То есть как – случится с тобой? – не поняла Мадлен.
Рэнсом пожал плечами:
– В случае если меня пристрелят, повесят, отравят и так далее. Позвони по этому номеру – тебя немедленно доставят в безопасное место и не выпустят оттуда до тех пор, пока не пришлют кого-нибудь другого. На мое место…
– Что?! – Глаза Мадлен широко раскрылись. Рэнсом говорил обо всем этом на удивление спокойно – словно о самых обыденных вещах.
– Это стандартная процедура, – пояснил он ей и добавил: – Конечно, если ты не пристрелишь меня сама…
Мадлен прокашлялась, однако решила все же не вступать с ним в словесные баталии.
– Слушай, зачем ты этим занимаешься? Чтобы свести счеты со мной?
Рэнсом нахмурился:
– Моя работа – защищать людей. И никакие приключения с таинственными безымянными блондинками не заставят меня плохо ее выполнять.
Это был довольно жесткий ответ, но, в конце концов, Мадлен сама на него напросилась.
– Понимаю, – спокойно ответила она. – Ну, если ни ты, ни мой отец не хотите уступать, то, надеюсь, ты хотя бы будешь вести себя прилично?
– Приличное поведение не самая сильная моя сторона. – Рэнсом внезапно почувствовал непреодолимое желание уйти из офиса Мадлен как можно скорее. – Мы наконец закончили?
– Да.
– Тогда заеду за тобой послезавтра. В восемь утра. И пожалуйста, не заставляй меня ждать.
– Я буду готова ровно в восемь. – От тона ее голоса, казалось, могли замерзнуть стекла в окнах.
– Хорошо.
Еще какое-то мгновение Рэнсом неподвижно стоял на месте, пристально смотря на Мадлен – невозмутимую, в прекрасном шелковом костюме, с дорогими украшениями, умело наложенным макияжем. По плечам рассыпались золотистые волосы, но выражение лица было высокомерным и холодным. Он внезапно вспомнил, как она лежала рядом с ним, обнаженная, расслабленная и счастливая, светящаяся от наслаждения, – ее густые волосы в беспорядке рассыпались по подушке… и как она, крепко прижав его к себе, умоляла не останавливаться… Рэнсом вздрогнул. Больше всего на свете он хотел пережить такое еще раз. Хотел увидеть, как она, забыв обо всем на свете, отдается страсти и наслаждению. Отдается ему. Он почувствовал, что она нужна ему больше, чем воздух, – и, глубоко и тяжело вздохнув, повернулся и вышел из офиса, не сказав ни слова.
– У тебя усталый вид, – с беспокойством сказал Престон, открывая Мадлен дверцу своего «мерседеса».
Осенний ветер был холодным и резким, и Мадлен, выходя в ночную прохладу, запахнула элегантное пальто.
– Я поздно легла, – ответила она. – Нужно было столько всего уладить до отъезда…
В самом деле, добрая половина всех дел так и осталась незавершенной – Мадлен было неимоверно трудно сосредоточиться на работе. После того как Рэнсом, покидая ее офис, окинул ее жарким, жадным взглядом и ушел, не сказав ни слова, вся она превратилась в комок нервов.
– Ты слишком много работаешь. – Престон заботливо взял ее под локоть и повел по выложенной цветным камнем дорожке, ведущей к Шато-Камилль – семейному владению Баррингтонов на Лонг-Айленде.
– Мне нравится много работать, – пробормотала Мадлен, спрашивая себя, будет ли Престон говорить ей подобные банальности в течение последующих пятидесяти лет, если она таки решится выйти за него замуж.
В прошлом веке Шато-Камилль принадлежало любовнице великого французского писателя Александра Дюма. Когда дедушка Мадлен путешествовал по Европе около шестидесяти лет назад, замок приглянулся ему, и он купил его, а потом перенес – камень за камнем – на северное побережье Лонг-Айленда, где он был выстроен заново и полностью обновлен изнутри. Грубо обтесанные камни, красная черепица крыши и романтические башенки создавали волшебный, неповторимый образ, особенно в окружении ухоженного сада с множеством извилистых тропинок.
Сегодня вечером огромные окна здания ярко светились – три сестры, дочери Баррингтона, были приглашены на ужин. Ева, экономка, открыла дверь Мадлен и Престону, впуская их в холл Его дубовая обшивка вполне могла бы соперничать с интерьерами европейских музеев. Взяв у них верхнюю одежду, Ева проводила Мадлен и Престона в зеленую гостиную – по мнению Мадлен, самую уютную комнату на первом этаже замка, за исключением, конечно, кухни.
Мадлен не удивилась, узнав, что прибыла первой. Пунктуальность не являлась отличительной чертой ее сестер. Мадлен поцеловала мать, взяла бокал у отца и приготовилась слушать семейные новости. Как всегда, исходили они от ее матери. Что касается отца Мадлен, то он был типичным трудоголиком, интересовавшимся прежде всего своей огромной империей.
Однако, как и раньше, большинство новостей, припасенных Элеонорой Баррингтон для Мадлен, касалось ее самой. Впрочем, Мадлен не на шутку встревожилась, узнав, что ее юная сестра Кэролайн опять арестована полицией. На сей раз причиной ареста стало ее участие в студенческой демонстрации протеста против компании «Рэндалл косметикс». Однако, как ни пыталась Мадлен добиться хоть каких-нибудь подробностей о Кэролайн, в ответ мать неизменно рассказывала о собственной реакции на события.
– Просто ума не приложу, как она могла учинить такое! – восклицала Элеонора. – Ведь Рэндалл – ее родственник, муж ее родной сестры!
– Ну и что в этом такого? – сухо возразила Мадлен. – Тут нет никакого предательства: ведь Кэролайн никогда не выказывала особой нежности к Рэндаллу.
– Не понимаю, о чем думает эта девица! – продолжала Элеонора, не обращавшая никакого внимания на реплики дочери. – Нет, ты должна, обязана как следует поговорить с ней, Мадлен! Я так встревожена! Ведь все – абсолютно все! – на Лонг-Айленде в курсе этой истории. Удивляюсь, как ты не слышала об этом раньше…
– Я ведь не живу на Лонг-Айленде с восемнадцати лет, – уточнила Мадлен. – А когда это случилось?
– На прошлой неделе. Нас пригласили на благотворительный ужин в музей «Метрополитен». Ну а когда все стало известно – как я могла туда пойти? Представляю, как бы на меня там смотрели…
– Кэролайн, надеюсь, цела и невредима? – взволнованно спросила Мадлен.
– Ну разумеется, что с ней станется? Это я была от волнения в совершенной прострации два дня. А что касается Кэролайн, она уже на следующее утро после скандала отправилась сочинять статью для своего радикального, хиппового журнала, в котором подвизалась писать.
– Понятно. – Поймав взгляд Престона, Мадлен увидела, что тот с трудом сдерживается, чтобы не рассмеяться. Чересчур радикальные политические взгляды и социальная активность Кэролайн Баррингтон всегда воспринимались окружающими как своего рода проклятие семьи Баррингтон.
