кто бы спорил, но что там помнить?
Да. Именно так. Так – правильно.
Хотя внутри все ликовало: она сделала это! Сделала первый шаг!
Пока Ален поднимался, одевался, брился и говорил с проводницей, Мия чинно стояла у коридорного окна – там же и так же, где и как стояла вчера.
Проводница, чем-то позванивая, прошла за ее спиной. Мия рассчитанно-небрежно полуобернулась. Он смотрел на нее с непонятной легкой улыбкой:
– Доброе утро! Кофе хочешь?
– Доброе, – улыбнулась она в ответ, тоже слегка. – С удовольствием, спасибо.
И все. Ни малейшего намека на то, что они – не просто случайные попутчики и что за этими обыденными репликами кроется нечто большее, чем вежливость. И (она наблюдала исподтишка), похоже, ему эта отстраненность нравилась. Ну или по крайней мере устраивала его. Пусть. Ночной взрыв эмоций должен как следует… отстояться. Чтобы некоторое время казалось вообще непонятным, сон то был или явь? И что это вообще такое: блеснувшее под ногами стеклышко от разбитой бутылки или невесть как очутившийся в дорожной пыли бриллиант?
Мия читала, что один из знаменитых алмазов мира – «Хоуп», «Надежда» (что-то там с надеждами Наполеона было связано) – в какой-то момент исчез. И нашелся как раз таким вот удивительным образом: некий конторщик подобрал его с мостовой.
Вот пусть теперь Ален повспоминает, оценит и решит, случайное ли это приключение или «миллион по трамвайному билету».
Она подождет.
На питерском перроне Мия улыбнулась ему отстраненно – пока-пока! И, уже уходя, повернулась вполоборота и попросила почти жалобно:
– Янке только не говори, ладно?
Его ответный взгляд опять был немного странным. Вопрошающим? Выжидающим? Экзаменующим? Как будто он опять в чем-то сомневался и ждал чего-то от Мии. Но – чего? Слов? Взгляда? Жеста? Бог весть. И – как легчайшая тень удивления – едва заметное движение брови. И улыбка скользнула по губам такой же едва заметной легчайшей тенью.
– Вы же вроде лучшими подругами были? Или я что-то путаю?
– Почему – были? Просто Янка… она очень правильная. Все всерьез воспринимает. Расстроится. А зачем?
И улыбнулась. «Девочковой», почти детской улыбкой – глаза ясные, на щеке ямочка, какая постель, о чем вы, я еще в куклы играю! Эта «девочковая» улыбка Мие очень даже удавалась – она ее специально перед зеркалом репетировала. Во всех мужчинах живет тень Гумберта Гумберта, лелеющего тайное желание: пробудить страсть в невинном создании. Ну ладно, может, не во всех, но Ален – точно из таких. И это, кстати, не имеет никакого отношения к стремлению заполучить девственницу. Мия читала про это в каком-то литературно-психологическом труде. Автор на примере набоковской «Лолиты» протаскивал массу интересных тезисов. Основной был как раз про смешение внешней невинности и скрытой порочности. Или, если выразиться помягче, внешней благопристойности и бушующей под глухо застегнутым платьем страсти. Ибо сие есть парадокс, а парадоксы привлекают своей загадочностью. Ну или необъяснимостью.
На самом деле, размышляла Мия, тут ведь и Гумберт Гумберт с его страстью к маленьким девочкам вовсе ни при чем. Большинство мужчин в этом смысле совершенно нормальные, на связь с малолеткой у них внутреннее табу настолько непреодолимое, что и желаний-то подобных не возникает. Но стремление разбудить огонь, пылающий внутри красотки внешне невозмутимо-недоступной… О! Это совсем другое дело. И белые носочки, бантики, школьные юбочки вовсе не обязательны. Хотя откуда-то берется же популярность секс-костюмов медсестер и монашек?
Мие, смешно сказать, и самой такое нравилось. Не маскарад, а противоречие абсолютного соблюдения внешних приличий с невидимой никому непристойностью. Игра своего рода. Самая, пожалуй, увлекательная из всех. Даже приступ безумной паники, охвативший ее когда-то при мысли, что училка может увидеть собственное карикатурное изображение… даже тот ужас был приправлен странной томительной сладостью…
Впрочем, эмоции – мощный двигатель, но без руля и в болото недолго заехать. Как бы нечаянная Миина фраза «не говори Янке» служила сразу двум целям. Подчеркнуть случайность, спонтанность, неожиданность приключения, обозначив изначальное… она не могла подобрать подходящего слова. Равноправие? Пожалуй, нет, подчеркнутое отсутствие каких бы то ни было требований. И в то же время – напомнить, что отыскать Мию все-таки возможно, что они – не песчинки, на мгновение оказавшиеся рядом по воле бушующего над Землей урагана и в следующее мгновение разнесенные по разным сторонам этой самой Земли безо всякой надежды столкнуться вновь… Потому что она была абсолютно уверена: ему захочется продолжения! Не может не захотеться!
Прощальный его взгляд на перроне не оставлял в том никаких сомнений. И вопрос «кто ты, девочка?» исчез из его глаз, и ожидание какого-то ответа, она так и не поняла – какого. Сейчас в его глазах читались лишь желание и жажда власти. Моя, говорил этот взгляд. Мия чувствовала его лопатками, затылком, плечами, даже, кажется, пятками!
Метро с вечными толпами, слякотью на мраморных полах и вонючими бомжами, устраивающимися спать прямо на диванчиках в вагоне, – сегодня даже вся эта убогость ее не раздражала. Плевать!
Главное – первый шаг сделан!
Конечно, он повелся. Кто бы не повелся, когда «прямо в руки заветный плод»? Мужчины – существа однолинейные. Ими можно управлять на уровне рефлексов. Ну или инстинктов. Даже такими. Успешными. Выдающимися. Умными. Как там в рассказе О. Генри про цивилизованного фермера? «В скорлупку-то им всегда играть приходилось, вечера на ферме долгие». Сколько ни накручивай вокруг отношений «он – она», основа не меняется с первобытных времен.
Линейные-то мужчины линейные, шептал внутри чей-то ехидный голосок, да только инстинкты – штука первобытная. Мужчина – охотник, женщина – добыча. И если она валится «прямо в руки», какая в ней ценность? Попользовался и дальше пошел. Ценна лишь та добыча, которую приходится преследовать. И чем сложнее и дольше преследование – тем ценнее добыча. Но грань тонка, ох как тонка. Слишком легко переборщить с недоступностью…
Она гнала от себя эти мысли. Потому что стать для Алена только преследуемой – вожделенной целью, желанным призом – сейчас было совершенно невозможно. Какие бы яркие и жаркие воспоминания ни оставила в нем эта ночь, он не мальчик, пьяный от гормональных бурь юности, он – взрослый мужчина, вполне способный совладать с любыми инстинктами и рефлексами. Жаждать до безумия – это не про него.
Ладно, успеется. Пусть сперва распробует, а после можно уже будет и покапризничать. И не можно, а нужно! Чтобы обманчивая легкость завоевания не обесценила сладость «приза».
Все-таки она очень постаралась, чтобы эта самая легкость выглядела случайной: ну вот было у красивой девушки в тот вечер такое «приключенческое» настроение, а он просто подвернулся.
И номер телефона Мия ему, в рамках выбранной стратегии, конечно, не оставила. То есть она не возражала бы – но он не спросил. Вот беда. Предлагать же «обменяться
