размерам, и первым делом смотрю на чулки.
Хочешь поиграть? Смотри, не проиграй сам себе.
Я принял душ и надел свежую футболку, чувствуя, как гудят ноги. В этот момент в дверь постучали, и я решил, что это Ева, но зашел худощавый паренек Леня. Судя по словам Марка, он ставит на ноги при самых безнадежных случаях.
– Харитон. Вот здесь препараты. Их нужно ставить каждое утро и вечер.
– Ставить? – не понял.
– Да, в ягодицу. Они болезненные. Но это необходимо, чтобы разгонять кровь в мышцах, иначе наши тренировки будут бесполезны. И еще, Харитон. Мне нужно знать, что вы настроены работать над собой, а не просто баловством занимаетесь.
Мне хотелось послать его к черту. Я не собираюсь перед ним оправдываться. Но тут в дверях показалось видение. Я помню это платье. Синее, шерстяное. И я почти падаю, следя взглядом за Евой, прошелестевшей мимо.
– Харитон, – отвлек меня Леня. – Вы меня слышите.
– Что ты до меня докопался. Я же позвонил? Тренировку мы провели.
– Препараты? Может быть, медсестра нужна?
– Я найду того, кто будет ставить уколы. Не парься и свали уже. Меня раздражает твоя холеная рожа.
Леня, несмотря на оскорбление, улыбнулся.
– Я рад, что вы полны энергии. Она вам понадобится.
– Ты еще по головке меня погладь и в попку чмокни. Хватит десна сушить, свали уже… Навалять я тебе могу и сидя в коляске.
– Не сомневаюсь. Вы же были реслером? Я был на ваших боях… Не хотели бы вернуться?
– Ты решил окончательно меня из себя вывести. Пошел вон! Ева! – заметил я, как она трется возле двери, такая красивая в этом платье, что зубы сводит. – Выведи этого чебурашку, пока я не пришиб его.
– Я и сам дорогу найду. Тогда до четверга?
– Завтра придешь…
– Но вашим мышцам нужен…
– Завтра, я сказал! Или у тебя есть дела поважнее?
– Ну тогда до завтра. Ева, приятно познакомиться, – кивнул он и смылся, а она зашла внутрь с подносом и усмехнулась.
– Ну какие дела могут быть важнее вас. Вы же центр вселенной.
– Посмейся мне еще. Садись, – жадно смотрю на ее ноги в черных колготках. Или… стоп. Я же покупал только чулки.
– Ну уж нет. В этом свинарнике я слушать вас не буду. Пойдемте в библиотеку.
– Каком еще… – осмотрел я комнату, где разве что тараканы еще не завелись, настолько везде все грязно. Вещи разбросаны, а пыль кучками витает в воздухе в солнечном луче, который просачивается сквозь плотные портьеры. – Нормально вроде.
– Пригласить горничную?
– Ну… Пригласи.
– Может быть, тогда еще парикмахера?
– Не наглей, милая. Я еще не знаю, какие у тебя там заросли, чтобы так спешить.
– Что, простите? Какие… – до нее только дошло, о чем речь, и она густо покраснела. – Мои, как вы называете, заросли касаются только меня, и видеть их могу только я. А вы общаетесь с людьми, думаете, им приятно видеть в вашей бороде крошки бисквита?
Я невольно стряхнул бороду и сузил глаза.
– Как только ты покажешь мне свой кустик, я избавлюсь от своего.
– В таком случае быть вам всегда заросшим, – задирает она подбородок и собирается выйти, но я не могу не напомнить о дурацком и таком невечном слове «никогда».
– Ой, не зарекайся, милая. Кстати. Ты умеешь ставить уколы?
– Умею, а зачем… – и тут ей на глаза попадается пакетик с лекарством и шприцами. – Я не буду. Я не медсестра. Или, что, опять будете меня шантажировать?
Она повернулась и посмотрела так строго, что яйца сжались до состояния изюминки. Стереть бы эту извечную строгость, посмотреть, какой она будет, когда я войду в нее очень глубоко.
– Удвою тебе зарплату.
Она открыла рот и тут же его закрыла. Поджала губы, очевидно, считая выгоду.
– Надеюсь, игла большая настолько, насколько велика ваша наглость.
– Не жалеешь ты меня.
– Время уже три. Или мы идем слушать вашу историю, или я пошла готовить ужин. И что вы будете делать без Генриха? Он же везде вам помогал.
– Точно. Хорошо, что напомнила. Иди в библиотеку. Я сейчас буду.
Стоило ей уйти, как я позвонил на пост охраны. Там был паренек, на которого я давно положил глаз. Гриша. Я его еще в армии встретил, когда до дембеля оставалась пара месяцев. Неуравновешенный, но надежный.
– Гришу к телефону позови, – начал без предисловий.
– Харитон Геннадьевич, – тут же отозвался он. – Слушаю.
– Водить машину умеешь?
– Да, конечно. Нужно куда-то…
– Не перебивай. Зайди ко мне. Дам денег. Купишь себе костюм. Теперь ты мой водитель. Ну и по дому там помогать будешь. За горничными следить, чтобы не свинтили ничего.
– Я могу, я готов.
– Даже не сомневаюсь. Жду. И только одно правило. На Еву смотреть, как на мать родную и никак иначе.
– Понял.
Когда дела с новым водителем были покончены, а в мою комнату вторгалась целая орава горничных, я наконец смог доехать до библиотеки, где застал Еву, читающую книжку в кресле. Но она словно почувствовала меня, отложила все и стала наливать чай, даже не посмотрев в мою сторону.
– Скажи, я тебе противен?
– Напротив, – удивляет она меня и замолкает, словно сама не ожидала от себя подобного ответа. А я подъехал ближе, рассматривая, как идеально сидит платье на ее фигуре. Еще приятнее будет его снимать.
– И все. Продолжения не будет?
– Уверена, вы уже все додумали сами. Пейте чай. Ваша история поведает о вашей болезненной тяге к спорам.
Я даже поперхнулся и вытер бороду рукавом. Ева закатила глаза, поднялась и сама, сама, черт возьми, обтерла салфеткой мои губы, потом сложила ее мне на коленях. Я окончательно запутался, но хотел, чтобы она продолжала оставаться так близко. Смотреть в глаза, наклоняться, демонстрируя изгиб спины и кружевную резинку чулок.
Но стоило мне протянуть руку, чтобы поиграть в эту ее игру, как она поднялась и села на свое место.
– С огнем играешь.
– Ну так что. Будет история?
– Конечно. Очередной спор. Но ты и сама знаешь. Это была любовница отца, а мне было лет шестнадцать. Она щеголяла у нас в доме в легком халатике. Под которым было видно все. Я говорил отцу, что это неприлично, но ему было плевать. Он тогда заявил, что я сам ее хочу, но мне ничего не светит, потому что я молокосос. Сам не знаю, что на меня тогда нашло, но я предложил ему поспорить. Если я трахну его телку, он даст мне свою
