Люди здесь жить не могли, зато дикая природа процветала. Особенно койоты, когда в них не стреляли.
Как раз сейчас Харли увидела, как целая стая пробиралась сквозь высокую траву, тявкая и огрызаясь, и, достав камеру, на миг забылась, делая снимки широкофокусным объективом. Воздух по-прежнему был влажным, облака просачивались сквозь деревья, как древесный дым. Неяркое солнце повисло очень низко над горизонтом, прежде чем зайти в розовом сиянии. Наступила полная тьма.
Тяжелый сырой воздух был напоен запахами сосны и поздних осенних полевых цветов. Это было так здорово, что Харли ощутила прилив возбуждения и адреналина и от залитого лунным светом пейзажа, и от природной музыки гор.
– Что теперь? – спросил Ти Джей, когда она убрала камеру.
– Раскинем лагерь.
Что, если уж на то пошло, было его делом. Не ее. Харли немного нервничала, раскладывая спальный мешок в его присутствии, но он позволял ей весь день идти вперед и не спешил брать на себя обустройство лагеря.
Она очень ценила его решение остаться с ней. И его присутствие зажгло ей душу так, как она и не ожидала.
Даже после того как они нашли убитого койота.
На поляне, где они решили провести ночь, Ти Джей обнаружил остатки потухшего костра и покачал головой: может, их оставил тот, кто застрелил койота?
– Не здесь.
Ти Джей взял ее за руку и повел.
– Немного выше?
– Определенно. Мне бы хотелось, чтобы спину защищали горы, а перед нами расстилался прекрасный вид.
Она кивнула и впервые за весь день позволила ему идти впереди, что он делал уверенно, используя мощный фонарь. Они шли так быстро, как позволяла темнота, и менее через десять минут Ти Джей нашел место получше: повыше и, как он и хотел, в прикрытии сплошной стены гор.
И тут Харли впервые осознала, что они проведут ночь вместе.
Тело предательски вздрогнуло, и хотя она старалась справиться с собой, все было зря.
– Это будет не первая ночь с ним, твердила она себе. Но на сей раз она будет полностью одета.
«Только не раздеваться! – повторила она себе несколько раз. – Только не раздеваться…»
– Вот здесь земля сухая.
Ти Джей посветил фонариком на место, которое показалось ему подходящим, опустил рюкзак на землю и взглянул на Харли. Та молча кивнула, прижимая к себе куртку. Выглядела она бледной – наверное, это шок из-за страшной находки, а также холод и сырость.
– Пойду наберу хвороста для костра, – сказал он. – А ты пока переоденься в сухое.
– Нет, – бросила Харли и показала на упавшее дерево: – Садись.
Он удивленно поднял брови:
– Прости, не понял…
– Да, – начала она сухо, но задрожала, чем все испортила. – Ты должен остаться на месте. В точности как приказал раньше мне.
– Но ты не осталась.
– Верно, – кивнула Харли. – Но ты уже пережил грозу, взобрался на дерево, был ранен и таскал камни для могилы койота. И все ради меня. Черт, ты даже отдал мне свой плащ, поэтому будешь сидеть и позволишь мне сделать все остальное. Мне все равно пришлось бы заниматься этим самой… если бы была одна.
Он хотел было возразить: сказать, что разожжет костер через три минуты, что ей нужно поскорее согреться, – но все это противоречило его плану заставить ее расслабиться и наслаждаться происходящим. Ти Джей действительно хотел этого и потому послушно сел.
– Ты и еду приготовишь?
Оба знали, что она способна сжечь даже воду, но Харли только фыркнула:
– Знаете, мистер Умник, думаю, да.
Теперь уже побледнел он, а вот она улыбнулась.
Он подумал, что очередная миссия выполнена, но когда она повернулась к нему спиной и принялась собирать хворост, его улыбка померкла, потому что он не только не расслабился, у него возникли новые вопросы, много вопросов. И большинство касалось той маленькой бомбы, о которой он не мог перестать думать.
У них был секс.
Бог ты мой! Оказывается, он занимался с Харли сексом. Его величайшая фантазия давно осуществилась, а он оказался слишком большим идиотом, чтобы что-то запомнить.
Харли вернулась с охапкой хвороста, опустилась посреди поляны на колени и принялась укладывать его для костра: сначала маленькие прутики, потом крест-накрест веточки, а сверху поместила большое полено. Он хотел было показать, как правильно, но она так сосредоточенно хмурилась и выглядела при этом такой раздосадованной, замерзшей и чертовски милой, что предпочел промолчать.
Он взял ее. Голую. Подмял под себя.
И ничего не помнил.
И это будет преследовать его еще чертовски долго.
Несмотря на то что она не зажгла хворост, прежде чем положить сверху большой обрубок мокрого дерева, костер загорелся, и повалил дым. Она нагнулась над крошечным пламенем и стала его раздувать, бормоча нежные слова, потом подула сильнее и, наконец, добилась своего, после чего торжествующе заявила:
– Смотри! Получилось!
– Прекрасно, – прохрипел Ти Джей и поспешно откашлялся. – Надеюсь, теперь ты переоденешься?
Она продолжала с гордостью наблюдать за огнем, хотя и поймала его на том, что он смотрит на ее рот.
– Позволь мне сказать иначе: ты немедленно переоденешься!
Харли оглянулась и метнула на него взгляд:
– Я знала, что ты слишком альфа, чтобы сидеть здесь и следовать указаниям.
– Я вовсе не настолько аль…
Он осекся и пристально на нее посмотрел.
– Прекрасно. Мне позволено встать и подвинуться ближе к теплу?
– Конечно, – улыбнулась Харли.
И тут огонь погас.
– Черт возьми!
– Может, ты не смогла его уговорить как следует?
Она послала ему такой убийственный взгляд, что он рассмеялся.
– Ты не виновата, Харли, просто все промокло.
Он открыл рюкзак и вытащил пачку чипсов.
– Голоден?
– Да, но это не для еды.
Даже в темноте он увидел, как она краснеет.
– Чипсы – прекрасное средство для разведения костра.
– Брось!
– Я серьезно. Они пропитаны жиром, и следовательно, легко воспламеняются.
Присев рядом с ней, он снял сверху кусок бревна, открыл пачку и, подложив пластинку под сложенный хворост, поднес к ней зажженную спичку. Кусочек картофеля немедленно загорелся, вызвав неподдельный восторг Харли:
– Вот это да!
Он выждал несколько мгновений, пока кучка топлива не занялась, и только тогда положил сверху бревно.
– Здорово! – похвалила она.
А он, глядя в огонь, медленно проговорил:
– Это придумала Сэм.
Харли сникла и, немного помолчав, спросила:
– Ты многому у нее научился?
– Да. Но в основном тому, чего делать не следует. Он улыбнулся, потому что боль наконец притупилась, оставив лишь теплые воспоминания. – Я любил ее, но она была куда более экспрессивной и бесшабашной, чем даже я.
