Она прикрыла глаза ладонью, чтобы побороть искушение смотреть на Броуди. Но в следующий миг Мэдди вдруг почувствовала, как он приподнял ее ногу и, расстегнув «молнию», стянул сапог. Потом второй.
Теперь Броуди держал ее босые ноги в своих огромных, загрубевших от работы ладонях, разглядывая ногти, покрытые пурпурным лаком. Педикюр не значил ровным счетом ничего. Просто накануне вечером ей было нечем заняться. Ничего не означало и серебряное колечко на пальце правой ноги. В последнее время Мэдди казалось, что все вокруг потеряло смысл, и, откровенно говоря, это начинало ее пугать. Она желала всей душой, чтобы во всей этой бессмыслице появилось что-то значимое. Все изменилось бы с приходом Броуди. Боже, как же ей хотелось не отталкивать его, впустить в свою жизнь. Если бы она только могла…
Броуди медленно провел рукой от щиколотки до пальцев ног, и кожа Мэдди запылала, тело обдало жаром, будто он ласкал ее куда смелее, касаясь самых потаенных местечек. Стараясь изо всех сил не терять самообладания, Мэдди снова задала вопрос, который не давал ей покоя.
– Где ты научился так драться?
Он встретил ее взгляд. В его серых глазах застыло упрямство.
– А ты где?
– Ты всегда отвечаешь вопросом на вопрос?
Броуди вздохнул.
– Я вырос в Комптоне[5]. Тощим белым мальчишкам там приходится несладко, если они не могут себя защитить.
Мэдди всмотрелась в лицо Броуди, пытаясь разглядеть того беззащитного паренька, которым он когда-то был.
– Ты никогда не рассказывал о своей семье.
– Да.
– Почему?
– Потому. – Мэдди молча посмотрела на него, и Броуди сдался. – Моих родителей больше заботил вопрос, как добыть очередную дозу. Где им было заниматься уличным сорванцом.
– Я понимаю.
Мэдди знала, что у Броуди было трудное детство, но не подозревала насколько. Вот уже год она сходила с ума по этому загадочному сногсшибательному красавцу пилоту, и все это время видела в нем лишь надежного, уверенного в себе, умного, искушенного в житейских делах мужчину. Мужчину, который то смешил ее, то доводил до бешенства, когда ей хотелось рвать на себе волосы от неутоленного желания и злости.
Мэдди никогда не задумывалась, что ему, подобно ей самой, пришлось многое пережить, чтобы добиться успеха. А виной тому ее эгоизм.
– Значит, ты научился драться по мере необходимости.
– Закон естественного отбора. Выживает сильнейший.
А Броуди был силен. Еще как силен. При одном взгляде на его бицепсы у Мэдди текли слюнки. Но ей еще предстояло поломать голову, в чем его секрет – в счастливом сочетании генов или в любви к спортивному залу.
– Теперь твоя очередь, – произнес он.
– Я брала уроки, – призналась Мэдди, не считая нужным это скрывать. – Я занималась единоборствами и прошла хорошую школу выживания.
– Зачем?
– Девушке нужно уметь защищать себя.
Броуди помолчал, пристально глядя ей в глаза.
– Обычно девушки об этом не заботятся. Тем более совсем юные. Сколько тебе было лет?
– Когда?
– Когда тебе понадобилось научиться защищаться.
Он подобрался слишком близко к опасной теме. Мэдди скрестила руки, поздно осознав, что это далеко не лучшая мысль. Боль пронзила плечо, и Мэдди поморщилась, на этот раз без всякого притворства. Губы Броуди сурово сжались.
– Приподнимись, – скомандовал он, и когда Мэдди послушалась, вытянул из-под нее одеяло, а затем заботливо укутал.
Этого она и добивалась. Заставить Броуди уложить ее в постель.
Однако он, похоже, вовсе не собирался никуда уходить. Мэдди рассчитывала избавиться от него надолго, чтобы успеть сбежать вместе с Линн. Единственная мысль, пришедшая ей в голову, была подлой. Мэдди стало не по себе. Это было чересчур даже для нее. Однако выбирать ей не приходилось.
– Я не могу спать в одежде.
Броуди на мгновение оцепенел.
– Да?
– Мне нужно помочь раздеться.
Броуди замер в нерешительности. На его лице читались желание и смущение.
– А-а, – протянул он.
– Да. Почему бы тебе не съездить для меня в почтовое отделение, тогда я попрошу Линн помочь.
Наблюдая за лицом Броуди, Мэдди поняла, что выиграла этот раунд. Наконец-то. Он готов был бежать без оглядки, как испуганная девчонка.
Броуди смотрел на лежавшую в постели Мэдди, бледную, измученную, совершенно непохожую на себя. Если бы он не поцеловал ее пять минут назад, то, возможно, усомнился бы, та ли сестра перед ним. Наконец Броуди медленно повторил ее слова, желая удостовериться, что не ослышался.
– Значит, тебе нужно помочь раздеться?
– Да. – Мэдди отбросила одеяло, напомнив, как мало на ней надето. – Но не беспокойся. Линн поможет мне раздеться, приготовит горячий чай и даст болеутоляющее, пока тебя не будет.
Броуди готов был согласиться, но в голосе Мэдди проскользнули нотки нетерпения. Она слишком явно хотела отделаться от него. Вот уж сюрприз так сюрприз!
Броуди мрачно оглядел мини-юбку, от которой прежде старательно отводил глаза. Она высоко задралась, открыв гладкие белые бедра и краешек шелкового белья. Ажурная кофточка, тесно прилегавшая к телу, поднялась, обнажив полоску живота и пирсинг, манящий, словно спасительный свет.
Господи…
Пальцы Мэдди скользнули по животу и потрогали край кофточки.
– Я не уверена, что смогу снять это без твоей помощи.
И словно в доказательство своих слов, она потянула кофту вверх здоровой рукой, выгибая спину и пытаясь высвободить локоть из рукава. Ей удалось справиться с задачей лишь наполовину – рука застряла, а голова запуталась в эластичном кружеве. Под кофточкой оказался шелковый бюстгальтер тигровой окраски, такой откровенный, что каждое движение Мэдди грозило обнажить грудь.
Теория Броуди о соблюдении дистанции рушилась на глазах, улетая в пропасть.
Мэдди, простонав, выгнулась дугой и бессильно упала на подушки, сражаясь с кофточкой. Броуди показалось, что у него вот-вот случится сердечный приступ: ее грудь трепетала, подпрыгивала, дрожала… дело запросто могло для него кончиться больницей.
И тут один сосок выскочил наружу. Восхитительный, темно-розовый. Броуди застыл на месте, не в силах оторвать взгляд. Сердце его бешено колотилось, громом отдаваясь в ушах. Казалось, вся его кровь яростным потоком устремилась к точке ниже пояса.
– Черт побери, я застряла. Ты не мог бы позвать Линн?
Голос Мэдди звучал приглушенно из-под кружева кофточки. Больная рука вытянулась вдоль тела, а здоровая оказалась плотно прижата к голове кофточкой. Сосок по-прежнему не был прикрыт и выглядел самым провокационным образом.
Броуди пришлось откашляться, но даже прочистив горло, он заговорил совсем тихо:
