Линн с тяжелым вздохом прошла мимо бара в аэропорту. Она бы с удовольствием пропустила сейчас стаканчик, это обошлось бы всего в четыре доллара, но с алкоголем Линн покончила, как и с сигаретами, и со всем остальным, чего ей теперь так не хватало.
Она подумала о Мэдди. Интересно, что та скажет, когда обнаружит, что Линн случайно прихватил а ее мобильник вместо своего: сестры сходились во вкусах и выбрали одинаковые чехлы для телефонов. Или когда узнает, что она воспользовалась кредиткой Мэдди, найденной в чехле, чтобы купить билет на самолет.
О господи! Линн попробовала отвлечься от этих мыслей воспоминаниями о Бене. Она создала серию изысканных украшений для его галереи, вложив в эти изделия свою душу. И дело было не только в творческом порыве.
Бен внимательно следил за ее работой. Не столько проверял, сколько наблюдал, изучая процесс. Это условие оговаривалось в контракте, на нем настоял Бен. Он любил участвовать в создании произведений искусства, которые приобретал и продавал.
Линн несколько раз отправлялась к нему в Новый Орлеан с эскизами украшений, а когда приступала к изготовлению, Бен летел на Стоун-Кей, чтобы наблюдать за ее работой.
Линн думала, что Бен окажется старым занудой, возможно – толстяком, и уж точно заносчивым. Клиенты Рика всегда бывали надменными. Люди с большими деньгами, наделенные чрезмерной властью, обычно избалованны и своевольны. Они знали, что любой их каприз будет мгновенно исполнен.
Линн по привычке готова была возненавидеть Бена. А потом она попала в его галерею.
Это был просторный, залитый светом зал. Разбросанные тут и там яркие цветовые пятна создавали удивительный эффект. Линн мгновенно ощутила необычайное воодушевление, прилив сил, желание действовать. Она вдруг почувствовала себя… счастливой. В тот первый день Бен вышел к ней в потертых до белизны джинсах, белой футболке и высоких шнурованных ботинках, весь в краске. Он было приветливо протянул ей руку, но заметив на пальцах цветные разводы, рассмеялся и отдернул ладонь, боясь испачкать Линн.
– Извините, – пробормотал Бен низким, грубоватым голосом с явным ирландским акцентом. – Я работал.
Линн растерянно моргнула, удивленная тем, что владелец галереи абсолютно не соответствовал ее представлениям. Этот высокий худой парень выглядел лет на тридцать. И все в нем, от измазанных краской ботинок до проницательных глаз шоколадного оттенка, выдавало художника.
Линн понравилась ему. Очень понравилась. Он хотел бы познакомиться с ней поближе, чувствуя, что их симпатия взаимна, но девушка приехала в Новый Орлеан по делу. Вернее, по делам Рика.
Линн удалось вернуться в город еще несколько раз, под предлогом работы над серией украшений. На самом деле она лишь искала повод еще раз увидеться с Беном.
Линн не сомневалась, что он знает о ее намерениях, но Кингман всегда оставался неизменно милым и любезным, и сердце таяло от одного звука его чарующего хрипловатого голоса с ирландским акцентом…
Хотя Линн и старалась всеми силами тянуть время, в конце концов завершила работу для его галереи. Рик сам передал украшения заказчику, и, разумеется, на месте драгоценных камней красовались фальшивые.
Что же до Линн, она получила щедрое вознаграждение за свою работу и с тех пор больше не видела Бена.
Он звонил ей несколько раз, но Линн не отвечала: ее терзал мучительный стыд и ужас при мысли о том, какую роль она сыграла в омерзительной афере Рика.
Из-за Бена она еще больше возненавидела дядю. И себя.
А теперь Линн собиралась искупить свою вину.
Броуди стоял в центре кухни, дожидаясь, пока закипит проклятая вода.
Он никогда не понимал, что хорошего находят в горячем чае, напитке с затхлым запахом и вкусом травы, однако сейчас охотно вызвался приготовить его, лишь бы занять руки. А руки нужно было срочно чем-то занять. Броуди надеялся, что, когда он принесет чай, Мэдди будет укрыта одеялом до самого подбородка. Потому что в подбородке нет ничего сексуального. Они не распаляют воображение и не заставляют сгорать от желания.
Еще Броуди надеялся, что к тому времени как чай будет готов, жар покинет тело. Хотя, сказать по правде, он не слишком на это рассчитывал. После той маленькой сцены наверху ему понадобилось бы использовать все чайные запасы Китая, чтобы успокоиться, и то без какой-либо гарантии успеха.
У него тряслись руки. Его била дрожь. Тело взбунтовалось, не желая подчиняться рассудку.
Достав из шкафчика кружку, Броуди в сотый раз проверил, не нагрелась ли вода. Она даже не думала закипать.
Он посмотрел на коробочки с чаем, выстроившиеся в длинный ряд. Семь штук. Бергамотовый «Эрл Грей», чай с черной вишней, с мелиссой, ромашкой, зеленый, черный и белый… Кому могло понадобиться семь сортов чая? Тупая боль пульсировала в висках. Закрыв глаза, Броуди схватил первую попавшуюся коробку.
Мелисса. Почему бы и нет. Какая разница? Теперь дело встало за кипятком.
– Ну что тебе стоит, – обратился Броуди к чайнику, который начал наконец подавать признаки жизни.
Его вдруг осенило, что неплохо бы принести Мэдди что-нибудь поесть. За последнее время она потеряла в весе. Броуди засунул в тостер несколько ломтиков хлеба. Ну просто образцовый семьянин.
Приготовив чай и тосты, он поднялся на второй этаж и двинулся вдоль коридора, оглядывая комнаты. Его насторожила наступившая в доме тишина. Елубокая тишина, какая обычно наступает после громкой ссоры, и вдруг Броуди почувствовал, как его охватывает страх.
Он шагнул к окну в спальне Мэдди. Пустой спальни. Один беглый взгляд поставил все на свои места. Джип Мэдди исчез, а вместе с ним и взятый напрокат автомобиль. Она сбежала, как и ее сестра. Достойное завершение этого проклятого дня.
Броуди вдруг захотелось, чтобы сестры оказались тройняшками. Нет, лучше пусть их будет четыре, а то и пять. Потому что мысль о том, что две женщины обвели его вокруг пальца, казалась нелепой до безумия.
Сумочка Мэдди тоже пропала. Черная, со множеством карманов и серебристых застежек. Раньше она лежала в ящике комода. Испарился и мобильный телефон. Броуди достал свой и набрал номер Мэдди. Его нисколько не удивило, что звонок был перенаправлен на голосовую почту. Дьявольщина.
Куда же отправилась Мэдди? Без угрызений совести Броуди выдвинул до предела ящик комода в надежде отыскать хоть какую-нибудь зацепку, но нашел лишь ворох шелкового белья. Подцепив черную атласную материю, он вытянул ее из ящика и хмуро оглядел трусики размером со свою ладонь. Швырнув находку обратно в комод, Броуди пошарил среди белья и нащупал коробку с… патронами.
Сердце его бешено заколотилось – казалось, ребра вот-вот треснут. Мэдди хранила в ящике пистолет. Его она тоже прихватила с собой. Броуди еще пытался осмыслить ужасное открытие, когда позвонил Шейн.
