Джим дал ей все, чего она ожидала, кроме самого важного и ценного: самого себя.
Линд позвонил Фрэн в среду вечером из Цюриха.
— Я приеду через несколько дней, — сказал он, — ситуация немного осложнилась.
«У него всегда все осложняется», — подумала она.
— Прекрасно, дорогой, — произнесла она ровным голосом. — Я понимаю.
— У тебя все хорошо, Фрэн? — спросил он. Было плохо слышно, она едва разбирала слова.
— Все отлично, — ответила она. — Завтра я иду к доктору Эллерману, я сдала анализы — так, ничего особенного, — и завтра он должен сказать мне результаты. Похоже, я слегка приболела.
— Ну, ты только береги себя. Если не сможешь приехать в аэропорт встретить меня, я возьму такси, — предложил он.
— Ну что ты, конечно же, к тому времени все обойдется, — заверила она. — Пожалуйста, не беспокойся.
— Но как же я могу не беспокоиться, Фрэнни? — удивился он. — Обещай мне, что как только повесишь трубку, сразу ляжешь спать, ладно? Ты сегодня на себя не похожа.
— Просто я устала, — сказала она. — Думаю, мне действительно надо лечь. Похоже, что сегодня я усну сразу, так я устала.
— Ну и отлично. Значит, до понедельника. Береги себя, ладно?
— Хорошо, — пообещала она.
— Я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю, Джим.
Она медленно повесила трубку и поднялась в спальню. И пока она сидела у туалетного столика, расчесывая на ночь волосы, его слова эхом отдавались у нее в голове. «Я люблю тебя… я люблю тебя… я люблю тебя…» Как часто он повторял эти слова! Как часто он улыбался ей и твердил, что она все для него!
Она взглянула на фотографию, стоящую у зеркала, — Джим, счастливый, улыбающийся, в день свадьбы. «Что же ты хочешь от меня на самом деле, Джим? — думала она сейчас. — О чем же ты на самом деле думаешь, глядя на меня?»
Четверг тянулся так медленно, что Фрэн он казался нескончаемым. Уже к двум часам она была так взвинчена, что больше не в силах была ждать и позвонила доктору Эллерману. Ее попросили подождать, и минуты ожидания были, как вечность. Молоденькая ассистентка доктора представлялась сейчас Фрэн зловредной, неприятной особой…
Наконец доктор взял трубку.
— Здравствуйте, миссис Линд, — радостно приветствовал он ее. — Как вы себя чувствуете?
— Кошмарно, — призналась она. — Вы получили результаты анализов?
— А вот они как раз у меня здесь, я держу их в руке, — сообщил он. — Но я же сказал вам еще во вторник, что ничего страшного нет.
— Вы сказали, что наверное нет ничего страшного, — поправила она.
— И я был прав, — ответил он весело. — То, что вас беспокоит, это весьма естественное состояние для такой цветущей молодой женщины, как вы. Миссис Линд, у вас будет ребенок.
Нью-Йорк, май 1956 года
Глядя, как его дочь пересекает зал ресторана, Гаррисон Колби вспомнил про их последний совместный ленч и поморщился при мысли, что Фрэн вновь будет давить на него, жаловаться на Джима Линда, что он чаще бывает за границей, чем в собственном доме. Но Фрэн благоразумна, рано или поздно она поймет, что значит быть женой бизнесмена; да и мать должна была повлиять на нее — так он, по крайней мере, думал. И все же Фрэн так безрассудно и упрямо стоит на своем, требуя разгрузить Джима, что Колби не могло это не беспокоить, ее состояние по-настоящему его волновало.
Он поднялся, когда она подошла. Выглядела Фрэн прекрасно, куда лучше, чем обычно, можно сказать, сияла. На ней был элегантный белый костюм и белая шляпа с широкими полями, золотистые волосы были собраны сзади в тяжелый пучок; подкрашена она была лишь слегка, и это только подчеркивало ее привлекательность, из драгоценностей на ней была лишь скромная нитка бирманского жемчуга, которую он когда-то подарил ей. Прежде чем сесть, она ласково обняла его.
— Спасибо, папа, что ты сразу согласился встретиться со мной, — сказала она. — Я ведь знаю, как ты занят.
Он тоже сел, улыбаясь.
— Для того, чтобы пообедать с тобой, у меня всегда найдется время, ты же знаешь.
— На прошлой неделе я получила длиннющее письмо от Кейт, — сказала она.
— Правда? — Брови его высоко поднялись. — Она все еще в Европе?
— Да, — кивнула Фрэн, — но скоро собирается вернуться.
— Я за нее тревожусь, — признался Колби.
Фрэн удивилась:
— Но почему? Ведь она уже взрослая!
— Я-то надеялся, что она наконец угомонится и выйдет замуж, — нахмурился Колби, — но она, похоже, сопротивляется этому изо всех сил.
— Мне кажется, ты преувеличиваешь, — возразила Фрэн.
— Возможно, конечно, но что-то здесь не то.
— А от Джима у тебя нет вестей? — спросила она.
— Представь себе, есть. Он сказал, что не смог тебе дозвониться, — объяснил Колби. — Ты ходила за покупками?
Она покачала головой:
— Я была у доктора.
— Разве ты нездорова?
— Нет, у меня все прекрасно, лучше быть и не может. Так, обычный осмотр.
Подошел официант, и Колби попросил еще мартини — один стакан он уже выпил, дожидаясь Фрэн. Но Фрэн от аперитива отказалась.
— А как же дайкири? — удивленно переспросил ее отец.
— Вряд ли мне сейчас стоит его пить. — Фрэн помедлила. — Потому я и хотела видеть тебя, папа. У меня будет ребенок.
Колби смотрел на нее с явным недоверием:
— Ты и вправду беременна? Солнышко, да это же прекрасно! А Джим уже знает?
Она отрицательно покачала головой:
— Я и хотела у тебя узнать, что ты знаешь о Джиме. Когда он собирается вернуться домой? — Какое-то время она колебалась, потом все же сказала: — Конечно, его не было всего четыре недели, но для меня они тянулись, как долгие-предолгие месяцы. И он опять не вернулся к нашей годовщине — это после всех моих приготовлений! — он отправился из Парижа в Лондон. Ах, папа, я знаю, что это необходимо, но я не могу, не могу смириться с этим. Вот теперь он должен стать отцом — а он даже не знает об этом. И я иногда думаю — да увидит ли он своего ребенка до того, как тот окончит колледж?
— Фрэнни, мы столько раз говорили с тобой на эту тему…
— У тебя одни и те же отговорки! — воскликнула Фрэн. — Папа, я не могу быть теперь одна, Джим должен быть рядом со мной. Я должна знать, что он будет в соседней комнате, когда сестра выйдет сказать, кто у меня родился — мальчик или девочка. Как бы ты ни был занят, но ты же был, когда мама рожала нас!
— Да, детка, — согласился он, — но у политиков жизнь не такая, как у бизнесменов.
— Я уже не знаю, что и думать, папа, — призналась Фрэн. — Ты только скажи мне — может, Джим не хочет жить со мной и сам просится в эти поездки на другой конец света?
