о нем забыл совсем, только сбитые костяшки чуть саднят. Это благо, не дает мне свалиться в пучины из которых будет почти нереально выползти. Еще немного и я…
– Ты ведь знаешь, кто она? – насмешливые слова поверженного врага похожи на жалящие уколы. А в глазах Гены что-то мелькает, похожее на ужас. Что это? Она боится его? Или того, что он сейчас выдавливает из себя, вместе с кровавой пеной, пузырящейся в уголке его рта. – Моя жена настоящая шкатулка с сюрпризом. Правда, дорогая? У нее два лица.
– Миша, просто уйди, – шепчет Аргентина, отпрянув от меня, как от прокаженного. И рассыпается чертово гипнотическое нечто, слепившее меня с этой женщиной. Она ведь вообще не в моем вкусе. Она обычная, среднестатистическая неудачница. И мужика себе нашла под стать. Урода с самомнением, комнатного бойца, абьюзера. И сейчас он глумится над ней, я это вижу. Ему нравится. И мне по идее должно быть наплевать. Должно быть… А у меня дома жена. И меня там никто не ждет. Поэтому я, человек, у которого есть в жизни все, сейчас в этом убогом баре бью морду козлу, не стоящему и секунды моего внимания. Что-то определенно стало с этим гребаным светом.
– Да пожалуйста. Я позвоню, детка. Нам нужно кое-что обсудить, – многообещающе он говорит. Многообещающе и зло. Бледное лицо Гены в полумраке бара кажется маской сейчас. Спрятать ее хочется, укрыть.
– Буду ждать, – слишком быстро она берет себя в руки, как шпионка обученная, или… – Мы уходим, Иван Ильич. Мы ведь не позволим этому ничтожеству испортить нам вечер? Вы вроде обещали разврат и утопление во грехе?
Она ровно говорит, но я знаю, чувствую. Ей просто сбежать хочется. Странная баба, абсолютно непознаваемая и не логичная. В ней словно действительно живет несколько сущностей. Но сейчас я готов за ней хоть на край света. Слишком многообещающе звучит ее грудной голос, тягуче, как восточный парфюм, который обожает Зойка. Она бежит от мужа, я от жены. Все честно.
Она меня берет под руку и тянет к выходу. Невозможно противиться такому приглашению. Да уж, погрязнуть во грехе с чиним чулком, наряженным как Буратино, оказывается весьма заманчиво. И не предполагал в себе такой склонности к маниакальному психозу.
– От себя бежишь? – контрольным добивает чертов хмырь. Я чувствую, как напрягается эта поганая мелкая воробьиха. Но лишь на миг. Всего на крошечное мгновение, позволяющее мне выдохнуть и дать знак охранникам.
– Помогите ему ненадолго заткнуться. А то порушит мои планы, и мне придется вас всех поувольнять, – скалюсь, чувствуя себя полным придурком. Мишка этот. Черт он вроде зять генерала. Плевать, на проблемы. На все плевать. – Фас, мальчики.
– Спасибо, – выдыхает Гена с облачком пара, когда мы наконец выходим на улицу. – Ну, наверное, спасибо.
– Почему, наверное?
– Потому что решать вопросы посредством насилия не самое правильное решение. Но за то что заступились – спасибо, – она дышит на чертовы крошечные кулачки, озябшие и побелевшие. А у меня, кажется, сейчас напрочь снесет крышу. Это странно и пугающе. Это вообще ни в одни ворота. Она же страшненькая, чужая и не от мира сего. Она же…
– Надо было тебе мне там это сказать. Когда этот урод тебя собирался ударить. Точно. Я бы и не полез тогда. Насилие, рыба моя, порождает насилие. Заруби это на своем носу курносом. И не морочь мне голову. Лучше расскажи, что твой бывший муж имел в виду, когда сказал, что у тебя два лица, Гена?
Снова это затравленное выражение. Тоскливое в ее глазах. Они словно дымкой подергиваются. Мне не нравится ее пугать. Мне нравится ее расшифровывать. Только получается херово.
– Потому что… – нервно облизывает она язычком свои припухшие губы. Черт бы ее подрал, эту гребаную царевну лягушку.
Аргентина (Гена)
Темно. Я знаю, что рядом со мной сидит самый страшный хищник наэтой планете. Но вижу лишь его силуэт. Все органы чувств звенят от напряжения. Начинаю понимать слепых, которые чувствуют собеседника иначе. Машина мчится по улицам, за окном фонари сливаются в световую линию. Мне страшно, но в то же время парадоксально спокойно.
– Куда вы меня везете? – наконец прерываю затянушееся молчание. Втягиваю ноздрями прохладный воздух, стараясь выгнать из головы отзвуки поцелуя, от которого губы до сих пор щиплет раскаленными молниями.
– Сегодня мы на ты, – равнодушно и отрешенно отвечает Демьянов. Странный мужчина. Двуликий и непонятный мне. – Ой, не начинай. Субординация и прочее фуфло сегодня не работает, – он не дает мне рта раскрыть. Мерзавец и нахал.
«И он обычный мужик, абсолютно такой же как и все» – напоминаю я себе. Словно мантру повторяю про себя, чтобы не дай бог не забыть зачем я рядом с ним. Зачем?
– Так куда мы едем?
– Куда глядят глаза. Слушай, а ты любишь грузинскую кухню?
– Я всеядная, – дергаю плечом. Зря я согласилась ехать с ним. Зря я согласилась существовать рядом с ним. Зря я… – могу и бургер съест.
– За фигурой не следишь, значит, – хмыкает Иван Ильич, – странная ты баба.
– Я не баба, – выдыхаю я, отвернувшись к окну, которое тут же запотевает. И я веду пальцем по влаге, рисую какие-то загогулины, решая, что же мне все таки сегодня делать.
– Это точно. В этих тряпках убогих ты больше похожа на страшненького мальчика. Кстати, ты ведь что-то хотела мне сказать. Там в баре…
– А сейчас я вообще не хочу с вами разговаривать, – суплюсь я, хотя вот сейчас горло мое рвет истеричное хихиканье. Там, в «Пушкине», давно, в другой жизни, он смотрел на меня равнодушно. Но хотел. Я это чувствовала тогда, я это знала на девяносто процентов. Тогда я была Тиной, дикой кошкой и он смотрел на меня оценивающе. А я знала, что если бы он был моей жертвой на тот момент, я бы его развела. А сейчас… Сейчас я не понимаю ни черта, и эта игра совсем не кажется мне увлекательной. – Почему вы всегда меня начинаете оскорблять? Неужели это вам доставляет такое удовольствие?
– Не знаю. Я что-то чувствую, Гена, но что не могу себе объяснить. Ты кажешься мне жутко знакомой. Словно во сне я тебя видел. И там ты другой была, – задумчиво говорит Иван. Завороженно сканируя сталью текущие линии на окне.
– Вы большой фантазер.
– Ты.
– Что?
– Мы договорились, что сегодня у нас встреча без галстуков.
Машина замедляет ход. Тяжелый джип, словно в пространстве зависает. Все зависает в пространстве, весь этот мир.
– Так что ты не сказала мне, Тина? Ну же.
Горло стягивает болью, связки кажется рвутся от сдерживаемых слов. Он ведь может все. Надо просто… Просто лишить себя надежды на осуществление моей мечты. А он послушает, вывернется из сетей, расставленных на него хитрой Зоей, уничтожит жену и просто выкинет меня за ненадобностью.
– Мы приехали, – смотрю прямо в стальные омуты. Я не верю ему. Я никому не верю. Зато теперь я его вижу. Крыльцо странного ресторана освещено слишком даже. Почему странного? Заведение похоже на дешевую забегаловку снаружи, но я прекрасно знаю цену такой вот простоте. И видео камеры, натыканные по всему периметру здания могут говорить только об одном, безопасности тут уделяется огромное внимание. А это значит, что скорее всего, простым смертным вход в это царство запрещен. Включаю тупицу и простушку. Но точно знаю, этот манёвр его совсем не отвлекает. – Вы уверены, что нам сюда? Я думала миллиардеры ужинают в более шикарных местах.
– Я ведь все равно тебя разгадаю, Гена, – пугающий шепот. Внизу живота свивается змеей болезненно-тугой ком. И это возбуждение, от которого кружится голова, хотя все во мне буквально орет об опасности. Но, я глупая. Коготок увяз, всей птичке пропасть. Или про́пасть, которая нас разделяет, схлопнется, и все равно меня поглотит. – Разгадаю и проглочу. Вместе с шапкой. Уродскими трениками и твоими секретиками темными. Муж же твой сказал, что ты шкатулка.
Ресторан и вправду ошеломительный. Лакшери,
