всё купе, но спать, конечно же, сына отдельно класть не собиралась.
– Козики, мама, – попросил рассказать свою любимую сказку Петя.
Я обняла его, прикрыла одеялом и начала тихо рассказывать сказку, на середине которой он уже засопел. Меня тоже клонило в сон, я проверила, нет ли сообщений в рабочей почте, поставила будильник и, поцеловав Петю в прохладный лобик, уснула и сама.
Вскинулась я от того, что мозг сигналил о дичайшем чувстве опасности. Не знаю, какие включились механизмы, но пожарная тревога, от которой лопаются барабанные перепонки, по силе своей куда слабее.
Рукой рядом я нащупала вместо сына пустоту, ещё тёплую постель, а в темноте купе увидела, что его спящего держит на руках какой-то мужчина.
Крик застрял в горле в момент, когда к моему рту прижалась тряпка с едким запахом и меня толкнуло в тяжёлую темноту.
* * *
Очнувшись, я была полностью дезориентирована. Боль в затылке, но не от удара, скорее от того наркотического вещества, которое меня вынудили вдохнуть, головокружение и тошнота.
Попытавшись пошевелиться, я поняла, что мои руки связаны за спиной и прикреплены к чему-то. Судя по всему, к спинке стула. Как и ноги.
Повязка на глазах не давала увидеть, где я нахожусь.
Я была в ужасе. Бешеный пульс отдавался в ушах, дыхание сбивалось. Мысли о том, где Петя и что с ним, в чьи руки мы попали и что будет дальше, налезали друг на дружку, и казалось, будто моя голова сейчас лопнет.
Я попыталась взять над собой контроль, выровнять дыхание хотя бы немного. Сконцентрироваться на тех чувствах, что были мне доступны.
Запах. Не резкий, не затхлый. Значит, не подвал.
Звуки. Тихо.
Тепло.
Но вдруг я поняла, что в комнате не одна. Будто кожей ощутила на себе чей-то взгляд.
– Где мой сын? – спросила я насколько смогла твёрдо, но горло засаднило, словно обожжённое. – Что с ним?
– С ним всё хорошо, – ответил до боли знакомый голос, только теперь в нём сквозила не нежность, а сталь и презрение. – И он там, где должен быть.
– Нафиз… – выдохнула я, и голос сел окончательно.
– Для тебя мой господин, Хэриб. Ты утратила право называть меня по имени.
– Прошу тебя… – прошептала я, потому что говорить больше не получалось.
– И это право ты тоже утратила, – в его голосе не было и оттенка былого бархата. Со мной в комнате будто находился совершенно другой человек. Но… это был он. – Ты меня предала, Хэриб, а я предательства не прощаю.
Столько чувств, которые я годами держала под контролем, столько воспоминаний, вспыхнули болью. Повязка на глазах стала влажной от слёз.
– У меня были причины, Наф… мой господин. Были. Мне тоже было очень больно, но выбора не было.
– Выбор есть всегда.
– Разве? Ты мне его оставил, когда опоил и увёз в свою страну без спроса?
Я замолчала и прикусила щёку изнутри, осознавая, что перехожу черту. Особенно в нынешней ситуации. Вызвать его гнев – не самое лучшее решение.
Но в груди так клокотало, так болело. Было так страшно!
Я успела лишь вдохнуть, когда услышала его шаги. Вздрогнула, когда он ухватил меня за подбородок и сжал его. Сдёрнул повязку, которая больно зацепила волосы, и посмотрел в глаза.
Сначала я зажмурилась от яркого света, но потом прикипела взглядом к лицу Нафиза.
Это был уже совсем не тот мужчина, которым я его помнила. Не мой нежный принц из восточной сказки.
Он изменился.
Сильно.
В чёрных глазах плескалась тьма. Губы сжаты, черты лица заострились. В нём проступала жёсткость, если не жестокость.
Что же с ним произошло за эти несколько лет? Неужели этой ужасной метаморфозе причиной стала я и мой побег?
– Я бросил к твоим ногам всё, – его голос, до этого холодный и спокойный, дрогнул яростью. – Что бы ты ни попросила. Чего бы ни пожелала – был готов на всё. А ты растоптала моё сердце и мою гордость. Опозорила. Ты лишила меня сына, Хэриб!
– Прости, – рыдания я больше сдержать не могла. Всхлипнула и закрыла глаза. – Прости меня, Нафиз, но я не могла поступить иначе. Меня пытались убить. Меня и нашего сына! Я должна была спасти его.
– Тогда почему ты не пришла ко мне?! – он отступил на шаг. Его тоже хлестало эмоциями. – Считаешь, я бы не смог защитить вас?
– А если бы не смог?! – я тоже сорвалась на крик. Дёрнула связанные руки, отчего острые края скотча впились в кожу. – Ты хоть понимаешь цену этой ошибки?!
То, что я ему не доверилась, хлестнуло по его самолюбию. Он будто окаменел. Лицо стало бледным и злым.
– А теперь ты сполна познаешь цену своей ошибки, Хэриб.
Он бросил мне эту фразу в лицо и быстрым шагом вышел за дверь, проигнорировав мой крик ему вслед.
Глава 30. «Он тебя возненавидит»
Когда дверь за ним закрылась, я со всей силы, срывая голосовые связки, закричала. Громко, хрипло, больно – как смогла.
Слёзы теперь уже не текли, они брызнули из глаз и потекли неостановимым потоком. Я разрыдалась так сильно, что казалось, вот – вот начну задыхаться. Все мышцы в груди и между рёбрами встали каким-то спазмом, сдавливая лёгкие.
Я действительно не могла вдохнуть. Закашлялась, дёрнулась как-то неудачно и свалилась вместе со стулом на бок. И теперь уже взвыла от острой боли в плече.
Через несколько секунд дверь отворилась, и в комнату вошла какая-то женщина. Она развязала мне руки и помогла подняться.
Меня трясло крупной дрожью от боли, страха и переживаний. Зубы стучали, лицо было всё мокрое от слёз, на него налипли волосы, и я ничего не видела.
Женщина усадила меня на что-то мягкое и ушла, закрыв дверь на ключ. А я просто легла, продолжая дрожать, свернулась в клубок и закрыла глаза. Даже волосы с лица убирать не стала. Мне было просто плевать, что там вокруг меня, где я и что со мной сделают.
Всё что меня волновало – это мой сын. Где он, что с ним, что ему, наверное, очень страшно оказаться без мамы.
– Я тебя найду, малыш. Обязательно, – прошептала я, а потом провалилась в забытье.
И то ли сон это был, то ли обморок, я так и не поняла. А когда проснулась, то едва могла пошевелиться от боли в плече и тяжести в затылке.
Теперь я была хотя бы в состоянии осмотреться.
Меня заперли в небольшой комнате без окон. Серые стены, под одной узкая кровать, рядом стол и тот самый стул. Дверь, через которую вышла женщина и ещё одна узкая. Надеюсь, уборная.
Тюрьма?
Что-то сродни.
Я с трудом заставила себя подняться и проковылять до узкой двери. Ноги казались слабыми, ушибленное во время падения со стула плечо нещадно ныло. Мне жутко хотелось пить.
За узкой дверью действительно оказалась уборная. Я открыла кран и плеснула в лицо холодной водой. Это немного помогло.
Я понятия не имела, какое сейчас время суток и как долго я тут уже нахожусь. И где я вообще. Ещё в России? Уже в Эмиратах?
Полная дезориентированность пугала и не позволяла собраться, свести мысли воедино.
Подойдя к входной двери, я постучала. Когда ответа не последовало, постучала громче. Меня явно игнорировали, и я стала колотить в дверь здоровой рукой что было сил.
Внезапно замок щёлкнул, и дверь открылась. На пороге стояла та самая женщина.
– Чего шумишь? – сердито спросила она по-арабски, но я разобрала, хотя уже несколько лет не слышала этот язык и не пыталась на нём говорить.
– Я хочу видеть Господина.
– Ты не можешь требовать встреч, когда тебе заблагорассудится. Не в том положении.
– Я хочу видеть Господина! – упёрто повторила я.
– Только он сам может решать, хочет тебя видеть или нет. Не исключено, что вообще никогда не захочет.
Она захлопнула у меня перед носом дверь, оставив снова одну.
Тяжело вздохнув, я вернулась к постели и села на неё. Замерла, будто погрузившись в какой-то транс. Тело окаменело, заперев мысли и эмоции внутри. И даже когда мне спустя время принесли еду, я не шелохнулась.
Это выходило
