неспециально. Просто тело будто омертвело. Застыло.
Я продолжала дышать, слышать своё сердцебиение, но будто обратилась вся внутрь. А то, что было снаружи, ощущалось словно через толстое – толстое стекло. Звуки были приглушены и размыты. Возмущения женщины о том, что я ничего не съела, звучали как через толщу воды. Размывались и искажались.
– Вот так и сидит уже десять часов кряду! – стенала женщина, тыча в меня пальцем и жалуясь кому-то. – Не ест, не реагирует, глаза стеклянные. Что с ней делать-то? Помрёт ещё…
– Хэриб, – раздался строгий голос, от которого я вздрогнула. – Ты слышишь меня?
– Слышу… – сил хватило только на шёпот.
– Почему ты не ешь?
– А зачем? – взгляд сфокусировать не получалось. Я понимала, что со мной разговаривает Нафиз. Или это уже была галлюцинация?
А потом я вдохнула так резко, что в груди отдалось острой болью. Потому что в лицо мне плеснули ледяной водой. Вода потекла по шее и намочила кофту.
Пелена спала, а в тело снова вернулась боль. И в душу тоже.
– Очнулась? – так же грубо спросил Нафиз. Всё же он оказался реальным, а не привиделся мне. – Отвечай на вопрос.
– А для чего тебе это? – горечь пропитала мои слова. Горло хрипело как во время тяжёлой болезни. – Какая разница? Ты отобрал у меня самое дорогое.
– Как и ты у меня, – ответил скорее устало, в голосе уже не было тех яростных ноток, что были в прошлую встречу. Вчера? Или когда там она была.
Я подняла на него глаза, которые жгли и саднили. Мы молча смотрели друг на друга. Он, стоя в паре метров, я, продолжая сидеть на кровати. Но между нами сейчас было большее расстояние, чем когда нас разделял океан. Огромное, безжизненное пространство. Пустыня. Такая же мёртвая, как та, в которую он меня когда-то привёз.
– Я хочу видеть сына, – прошептала в ещё одной попытке. – Он маленький, ему плохо без меня.
– Он мужчина.
– Ему трёх лет нет. Ему страшно. Ты глубоко ошибаешься, если думаешь, что он не запомнит, какое чудовище его отец.
– Он ещё совсем мал, я воспитаю его как мужчину.
– Он тебя возненавидит, – выплюнула в лицо Нафизу. – И всю жизнь будет ненавидеть. Нет ничего хуже, чем насильно оторвать ребёнка от матери.
– Но ты же позволила себе оторвать его от отца.
– Я тебе уже сказала, что я спасала себя и ребёнка. Да, возможно, я сделала ошибку. Но я всю жизнь полагалась только на себя, Нафиз. Чего ты хочешь? Чтобы я извинилась? Прости меня, прости, – я говорила искренне, потому что в душе я понимала, что ему было тоже больно. Очень больно.
Он молчал так долго, что мне казаться, будто он ушёл, а я снова впала в ступор. А его образ – теперь уж точно галлюцинация.
– Час до обеда и час перед сном. И постарайся не заставить меня пожалеть, Хэриб, – в итоге выдал он глухо.
– Спасибо, – тихо прошептала я, прикрыв глаза и чувствуя, как по щекам вновь покатились едкие слёзы.
– И поешь. Не хочу потом объяснять сыну, что его мать уморила себя голодом.
– Когда меня пустят к Пете?
– Теперь его зовут Хажира, что значит камень. Так переводится на арабский имя Пётр. Сейчас ночь, и он спит. И ты поешь и ложись, чтобы утром он увидел мать в нормальном виде.
Нафиз сделал ко мне шаг, а потом вдруг протянул ко мне руку, заставив всю сжаться то ли от страха, то ли ещё от каких забытых чувств, подцепил пальцем край кофты и сдвинул в сторону, обнажив плечо. Сглотнул, нахмурившись.
Я тоже посмотрела и увидела, что моё плечо всё синее после ушиба. Огромный кровоподтёк.
– Окажите ей необходимую помощь, – распорядился прислужнице.
А потом он развернулся и ушёл, а я почувствовала, как тугие ремни в груди начинали отпускать. Я снова в полной мере ощущала своё тело, кровь устремилась по сосудам быстрым током, заставляя руки и ноги, наконец, потеплеть. И даже стать горячими. Это усилило боль в плече, которого только что коснулись мужские пальцы. Оно вспыхнуло. И кожа, и внутри.
Не зря существует фраза, что чтобы сделать человека счастливым, надо у него что-то важное отобрать, а потом вернуть обратно. Это работает.
Я подвинулась к столу и заставила себя немного поесть. Завтрашняя встреча с сыном мотивировала, хотя аппетита не было абсолютно.
А потом откинулась на стену и прикрыла глаза, позволяя прислужнице обработать каким-то лекарством моё плечо. Боль и правда потом стихла значительно и довольно быстро, но она меня волновала не особо.
Самым главным, самой важной мыслью в голове пульсировало лишь одно – завтра я снова увижусь со своим мальчиком. Снова смогу обнять его и сказать, что всё будет хорошо.
Глава 31. «Долгожданная встреча»
Проснулась я уже с куда меньшей головной, чем накануне. Плечо тоже саднило не так сильно, но всё ещё болело, конечно.
Свет в моей комнате так и горел – тусклая лампа дневного света под потолком над входной дверью. Я села на кровати и осмотрелась. Попыталась аккуратно размять плечо, скривившись от боли.
Отсутствие даже примерного понятия о том, сколько сейчас времени, очень дезориентировало.
Но потом я заметила на столе то, чего там до этого не было. А именно небольшие электронные часы, какая-то коробка и чехол на стуле.
Часы показывали пять утра. Во сколько за мной придут, чтобы отвести к сыну? В восемь? Девять?
Это казалось так нескоро!
Но я готова была ждать. А ещё мне нужно было привести себя в порядок. Мой истерзанный и неопрятный вид испугает Петю, поэтому мне нужно обязательно привести себя в порядок. Так что не так уж и плохо, что я проснулась так рано.
В коробке оказалось мыло, шампунь, полотенце и расчёска. Чистое простое хлопчатобумажное бельё. В чехле – простое тёмно-синее платье и платок.
Я пошла в уборную, вымыла голову в раковине под краном, извернулась, чтобы помыться над ней же. Высушила волосы полотенцем и расчёсала тщательно перед небольшим зеркалом там же в уборной.
Представила, что с ними будет, когда высохнут. Без использования всяких средств для гладкости, мои волосы после сушки даже без фена превращались в пушистое облако.
Но, честно признаться, сейчас меня это абсолютно не тревожило. Просто надо чем-то было голову занять, чтобы не сходить с ума, считая каждую минуту. Поэтому я сознательно обращала своё внимание на всякие неважные сейчас мелочи.
Все дела я закончила уже к шести, и потом просто начала ждать. Ходила из угла в угол, измеряя шагами эту маленькую комнатушку, и представляла, как встречусь со своим малышом, как обниму его, как прошепчу, что очень-очень люблю его и невероятно соскучилась.
При мыслях о том, что он, должно быть, чувствовал, когда нас разлучили, моё сердце разрывалось на кусочки. Боль, злость, даже ярость затмевали разум, но я училась справляться. Потому что иначе никак. Потому что справиться с этими эмоциями и с холодной головой оценить своё положение и возможности – было жизненно важным.
Нужно было собраться. Я это умела и не раз уже делала. Я была той самой Ксенией, которая когда-то своим талантом и решимостью добилась успехов в карьере. Я была всё той же Ксенией, которая, несмотря на невероятные трудности и опасность, сбежала от арабского шейха.
Я всё ещё она.
Но теперь я ещё и мать. И мои решения должны быть ещё более выверенными и продуманными.
На это нужно время. А сейчас я просто буду делать то, чего от меня хочет Нафиз. Главное – не допустить, чтобы нас с Петей разлучили.
Нафиз сказал, что теперь мне нужно называть сына Хажира, что значит “камень”. Именно так переводится имя Пётр на арабский. Значит, так я его и буду звать, но сначала объясню. Попытаюсь, по крайней мере.
К восьми часам утра от хождений по комнате у меня уже начала кружиться голова. Время тянулось бесконечно. И когда замок, наконец, щёлкнул, я вся вздрогнула, а сердце заколотилось быстро-быстро.
– Ты
