своим делам. О том, чей он в действительности сын, он не знает. Со второй своей невесткой я тоже отношения наладил, так что второй твой сын дедушку посещает иногда.
– Папа, ты же не за этим звонишь.
– Ты прав, конечно! Но почему не за этим? Что важнее в жизни, чем дети? Я своего сына четыре года не видел и не слышал.
Оба замолчали.
– Все-таки давай о деле.
– Ну, давай, – вздохнул Сергей Аркадьевич, – ты слышал, что Вера будет президентом?
– Я это тебе еще когда говорил? И сам ты обещал ее двигать. Для меня не новость, хоть я за этим и не слежу.
– Она хотела с тобой переговорить.
– Ты мне за этим звонишь? – Лев просто не знал, что сказать от изумления и возмущения. Первый раз за столько лет созвонились, и отец снова о Вере. Крепко, видать, интересы их переплелись!
Лев не отвечал на предложение. Серей Аркадьевич снова заговорил.
– У нас серьезные изменения. Все передают свой бизнес Доброму Имени.
– Что это значит? И кто эти все?
– Мы, например.
– Ты?
– Я. Я хочу и тебе предложить.
– Мне? Ты когда «мы» сказал, обо мне говорил?
– Да.
– А зачем я буду свой бизнес кому-то продавать?
– Не продавать, а передавать.
Лев ненадолго решил, что у отца возрастное слабоумие и он не понимает, что говорит.
– И на каких условиях? – осторожно поинтересовался он.
– Доброе Имя жестко сыграли. Перед тем, как ты в Непал переехал, почти сразу после нашего последнего разговора они связались со мной и предложили сделку: я передаю им в собственность все свое имущество, а в ответ они не будут обнародовать компромат, от которого нас защищали.
Сергей Аркадьевич говорил спокойно, поэтому Лев все еще сомневался в ясности его ума: разве можно говорить это так спокойно? Поэтому Лев выдерживал паузы перед каждой своей фразой, наблюдая за отцом.
– И ты согласился?
– Я согласился.
– И ты не боролся?
– Что ты, Лев! Как же я мог не бороться? Только когда ты все узнаешь, ты поймешь, что это глупо. В первую очередь я им возразил, что по каждому факту сохранения информации, подлежащей удалению, они обязаны платить штраф. Но это касалось информации, хранящейся на технических носителях. А с 20… года в качестве носителей информации используются также люди. Это, кстати, ты предложил и сделал, когда Рубис на тебя работала. Такое хранение до сих пор имеет статус научного эксперимента. И под условия страховки не подпадает. С точки зрения закона, это, если хочешь, воспоминания. Но только они могут передаваться в машинные носители. И хранятся одновременно у нескольких десятков добровольцев в нервной ткани. Но даже, если бы я отсудил у них деньги, это ничего бы не решало, поскольку никто бы не стал иметь со мною дел. Я думаю, что даже купить что-нибудь стоящее мы бы не смогли. Никто не желает иметь клиентами или покупателями изгоев. Даже банки. Выдали бы штрафы бумажными деньгами. Храни!
– Какая разница, если ты всего лишаешься? Нищему не нужны деньги?
– А вот нет. Все наше имущество они оставляют в управлении нами и нашими потомками по прямой линии. И Доброе Имя даже не претендует на решение по распределению доходов. Мы платим себе дивиденды как прежде. Они забирают себе 10%. А мы можем жить как раньше… Почти как раньше, – добавил Сергей Аркадьевич, немного помолчав, – меняется только оформление собственности. Если не нарушать правил, не меняется почти ничего.
– Не слишком ли для Доброго Имени суеты много? Первый раз вижу, что кривляются те, кто тебя кинули.
– Об этом я размышлял все эти годы. И скажу тебе, что считаю идею Доброго Имени прекрасной. Они решают вопрос управления хозяйственной деятельностью человечества, закрепляя уже сложившуюся иерархию. Управлять такими ценностями, какими управляют люди вроде нас, не может человек, не рожденный среди нас. Он не понимает своего назначения. Человек, поднявшийся в наш круг, а не рожденный в нем будет считать свою судьбу наградой за труд и талант. А это не награда, а долг и испытание. Новый человек такого испытания не выдержит. И если он даже выдержит, его дети не смогут. Посмотри на нашу семью: я старался тебя и твою сестру воспитать, а что получилось? У нее до сих пор нет детей, а тебя даже бизнес не удержал в союзе с отцом. А ведь мы отвечаем и перед теми, кто был до нас – как мы распорядились их наследством, и перед теми, кто будет после нас – что мы приготовили для них. И перед Тем, кто над нами, мы отвечаем за тех, кто ниже нас – как мы позаботились о них. Разве я заберу в могилу мои свидетельства о собственности? Все остается людям.
Сергей Аркадьевич замолчал, рассматривая сына. Лев, как это было раньше, внимательно слушал отца, удивляясь парадоксальности и мудрости его суждений.
– А где найти людей, способных управлять, как не среди тех, кто рожден в этом качестве? С какой стороны ни посмотри, великолепное управленческое решение. Помнишь, ты говорил мне, что чувствуешь себя прикованным к веслу. А кто твой хозяин, ты тогда не знал. Зато теперь все становиться ясно. И от этого легче жить. Да, мой дорогой, Доброе Имя знает о нас все. Мы каждую секунду боимся лишиться последнего, что у нас есть, своей принадлежности к элите, своего имени. Это страшно даже подумать. Но ведь Доброе Имя – начальник. Тоже человек. А выше его Создатель, мы Его руки. Кто кроме Него знает, к чему Он нас ведет через это испытание?
Сергей Аркадьевич замолчал, а Лев долго не мог ничего сказать в ответ.
– Ты сказал, что передал бизнес уже четыре года назад. Почему мной заинтересовались только сейчас?
– Это было одним из моих условий, которые я выторговал. Тебе тогда было трудно, если бы ты тогда узнал об этом, я думаю, что погиб бы. И уж точно ничего бы не стал делать. А мы должны украшать землю. А теперь ты снова веришь в себя, ты счастлив и любим…
Лев не дал договорить, он вдруг подумал, что отец опутал его паутиной.
– И я должен отдать то, что создал? Вырастили барана, чтоб зарезать?
Сергей Аркадьевич ждал такого ответа, но было заметно, что он расстроен тем, что сын не увидел его заботы.
– Решай сам, Лев. Я тебя всегда любил, помни, пожалуйста, об этом, когда меня не будет, – голос отца слегка дрогнул.
Оба мужчины почувствовали, что старший из них уже совсем старик и не умеет сдерживать себя.
– Поговори
