— Знаток, значит?
— Тут и имя, кажется, есть. В самом начале. Элла. Так и написано. Элла Фишкис. Дневник.
— Фишкис? Это что — фамилия? Или так — кликуха?
— Не знаю. Может, фамилия, а может, кто-то прикалывался…
— Вот именно — «кто-то»! Зачем этой девчонке писать свое имя? Дневник пишут для себя.
— Ну, может, на случай, если потеряется.
— Кто?
— Не «кто», а «что» — дневник.
— А может, на случай, если потеряется она сама?
— Ага. А эта тетрадка вроде бутылки с запиской, которую она в море бросили?
— Скажешь тоже…
— А вообще, Ростовский, мне пора.
У Свистунова и правда в это время ожила и забубнила рация.
— Я тут с вашими несуществующими «собаками Баскервилей» и так сильно подзадержался, — заметил патрульный.
— Ну уж и задержался.
— Короче! Давай, Ростовский, составляй протокол. Пусть твои понятые подпишут. А я пошел!
— А камень?
— Его что — убили этим камнем? Этого парня?
— Да вроде нет. Никаких следов, свидетельствующих, что камень использовали как орудие преступления, — стараясь выглядеть солидно, заметил Юра, — крови запекшейся или чего другого вроде бы не заметно.
— Ну вот видишь!
— Да и голова у мужика не пробита, — заметил Юра. — Я вообще не понимаю, почему он умер? Вроде не душили. Непонятно, в общем! Причин, во всяком случае видимых, нет.
— Ну так и оставь его, этот камень, — посоветовал Свистунов. — Кому он нужен?
— А тетрадь?
— Ну хочешь, почитай на досуге.
И Свистунов протянул Юре тетрадь.
— Почему я?
— Ну твой же участок… твоя территория. Может, чего обнаружишь. Какие-нибудь заметки содержательницы притона. Вот и будешь «в курсе».
— Только притона не хватало на мою голову.
— Ну, не хочешь — не читай. Мне как-то по фигу.
Лучше б Юра не читал…
«Каждый год недельку-другую я непременно гощу в столице одной из стран Балтии — у своей тети Агнессы Йозефовны Горчицкой.
Дело в том, что тетя Агнесса и ее муж профессор Мирослав Горчицкий умудрились появиться на свет в один и тот же день и в один тот же год…
Это совпадение настолько их спустя даже и сорок лет после женитьбы потрясает, что на этот свой «сдвоенный» день рождения они непременно приглашают всех самых дорогих им людей, где бы они в это время ни находились.
А уж приедут гости — не приедут, как получится…
В общем, они приглашают всех, кого только можно пригласить.
А судьба, по правде сказать, разбросала наш родственный клан по всему свету.
«Выписывают» Горчицкие и меня вместе с Диди на недельку из Москвы.
Диди — это моя собачка. Удивительная собачка. Диди, на мой взгляд, обладает немыслимыми достоинствами. Сверхчувствительностью, интуицией, знанием людей, мудростью и необъяснимой для такого хрупкого и легко уязвимого существа храбростью. Легко быть смелым, если ты весишь сто килограммов и вооружен здоровенными клыками, а вот попробуй сохранить чувство собственного достоинства, когда твоя бесстрашная душа вселилась в такое смешное и хрупкое тело. И весит вся эта конструкция — душа плюс тело — не более килограмма. Но бесстрашному Диди это удалось!
Мы никогда не расстаемся с ним. И эта поездка тоже не стала исключением. Горчицкие заранее прислали приглашение, и мы тронулись в путь.
Надо заметить, что именно в этот раз мне, как ни странно, очень не хотелось ехать в гости к моим родственникам. Странно, потому что обычно я всегда еду к ним с удовольствием. Но в этот раз…
Вот и говори после этого, что предчувствия обманывают. Может, кого-то они и обманывают, но не меня!
В общем, что-то удерживало меня от этой поездки.
Но дядя Мирослав не однажды уже намекал мне в письмах, что тетя Агнесса, возможно, тяжело больна. Правда, якобы сама Агнесса Йозефовна, да и врачи тщательно это от него скрывают. Но у него есть ощущение, признавался мне в письме дядя, что этот их «сдвоенный» день рождения может оказаться последним… Да, вот так, ни больше ни меньше!
Дядю своего я уважаю необычайно. Профессор Мирослав Горчицкий — главный хранитель отдела минералогии в Национальном музее природоведения. А моя тетя…
Тетя Агнесса после того, как вышла на пенсию, уже лет пять просто «сидит» в залах этого музея и следит за тем, чтобы посетители не трогали экспонаты. Такая у нее работа. И так оно и происходило до самого последнего времени. На все попытки дяди Мирослава заставить ее уйти с работы и заняться своим здоровьем Агнесса Йозефовна отвечала решительным отказом. И все ходила и ходила на работу в свой зал номер четырнадцать!
Это существенная деталь, поскольку именно с того, что тетя Агнесса попросила меня посидеть вместо нее в зале номер четырнадцать, все и началось. Тетя Агнесса с самого утра выглядела в тот день неважно. Но все равно отправилась в музей. К концу дня ей стало еще хуже, и к тому же вдруг выяснилось, что у нее закончилось какое-то очень важное лекарство.
Дядя Мирослав в тот день в музее отсутствовал. Он был на какой-то очень важной научной конференции. Для него, разумеется, важной — у большей части человечества название этой конференции вызвало бы зевоту. Что-то вроде: «Глобальные катастрофы Земли и массовое вымирание на границе мелового и третичного периодов в свете новых данных анализа содержания иридия в отложениях вулканических кратеров».
Не каждому это и выговорить удастся. Собственно, если говорить проще: речь идет лишь о том, что на нашей матушке Земле время от времени «отчего-то» случались эти самые глобальные катастрофы. Катастрофы, после которых на планете вымирало почти все, что на ней двигалось и шевелилось. И существует предположение ученых, что происходило это в результате столкновений Земли с кое-какими довольно крупными космическими телами… Очень крупными камешками типа астероидов!
Кстати сказать, одно такое место, где шестьдесят шесть миллионов лет назад подобный астероид шлепнулся, даже обнаружено: это вулкан Чикхулуб в Мексике. Этот самый вулкан — не что иное, как вмятина от удара. На дядином языке называется «ударным кратером».
Но кого из прохожих, торопящихся мимо Национального музея по своим делам, скажите, это волнует? Люди сейчас озабочены тем, как наскрести сто долларов, чтобы заплатить за горячие батареи в своих квартирах. Какая им разница, кто, отчего и как вымер «на границе мелового и третичного периодов»? Самим бы не вымереть!
