Грейс сорвала покрывало и понеслась к двери Польсона. Дверь открылась, он стоял на пороге — большой, солидный, приятный, густые брови над спокойными глазами. Обхватив его шею обеими руками, она, как ребенок, повисла на нем.
— О! Польсон! Как мило! Канарейка!
Губы медленно расплылись в приятной улыбке, глаза сияли. Бережно придерживая Грейс за талию, он поставил ее на пол.
— Вы догадались, что это я?
— Конечно! Кто бы еще такое придумал!
Польсон посторонился, пропуская ее в комнату.
— Мы не думали, что вы появитесь раньше, чем утром. Птица приветствовала бы вас пением.
— Мы?
— Магнус и я. Магнус выбирал птицу. Он сказал, что он самый лучший специалист.
— Как трогательно. Я всегда ненавидела пустые клетки! Но как я повезу канарейку в Лондон? Она ведь моя и я могу взять ее с собой?
— Если захотите бросить меня…
— Не глупите, Польсон. А дневник Виллы? Он там?
— Когда сажали канарейку, он выпал. — Потом помолчал и шутливо добавил: — Я собирался еще раз пролистать его.
— Вам пришло в голову что-то новое? Что-то случилось за уик-энд?
— Я нашел короля и двух королев.
— Где?
— В соборе Уппсала. Король Густав, с его бородой, между двух прекрасных маленьких королев.
— И что с того? — разочарованно спросила Грейс.
— Вилла сообщала нам, что ее Густав женат, Она — его вторая жена.
— Мы это и так знаем.
— Теперь. А когда читали дневник — не знали.
— И если соотнести с тем, что вы сказали сейчас, — обе жены умерли!
— Я думаю, такое толкование слишком прямолинейно. Расскажите про ваш уик-энд. Развлекала вас Эбба?
— Я едва ли способна думать о развлечениях. Я хочу знать, что вы делали в Уппсала?
— Много удивительного. Выпил кофе в кафе. Спросил про комнаты, которые сдаются, и даже о летних коттеджах, закрывающихся на зиму. Останавливаются ли там иностранцы после того, как выпадет снег.
— И вы услышали интересные ответы?
— Нет. Ни одного. Вот только нашел короля и его королев. И это значит, что мы начинаем искать кого-то с густой бородой. Расскажите мне, что было у вас.
Грейс устало опустилась на пол перед толстобокой печкой и не стала противиться, когда Польсон, расположившись рядом в кресле, положил ее голову к себе на колени. Она чувствовала при этом лишь приятное напряжение. Грейс не видела его глаз, но знала, что он слушает ее очень внимательно.
— Они все что-то знают, — закончила Грейс, повернув, наконец, к нему лицо. — Все. Но почему не говорят мне? Почему я должна верить, что все нормально и невинно? А этот жуткий кусок меха? Я чувствую, что за этим что-то стоит. — Польсон промолчал, и она продолжила: — Вы можете себе представить, что перед свадьбой Вилла идет в магазин за шкурой леопарда?
— Нет, мне кажется, если бы она покупала настоящий мех, она купила бы норку.
— Итак… — медленно сказала Грейс.
— Итак…
В печи гудел огонь. Грейс пыталась сосредоточиться только на тепле и уюте в комнате.
— А пела вам канарейка? — спросила она.
— Как оперная звезда.
— А мне завтра утром споет? — Грейс улыбнулась, но тут же ее улыбка погасла. — Польсон, что мне делать?
— Для Виллы? Мы вместе поедем в Уппсала в следующую субботу. Или в среду, если я упрошу Оксара Юханнсона взять к себе мою группу. Если, как вы говорите, все что-то знают, это не так уж плохо. Вы понимаете?
— Понимаю. Тайна, которой владеет только один человек, может оказаться смертельной.
— Именно, — сказал Польсон в своей неподражаемой манере.
Ночью поднялся шторм. Огромные светящиеся облака закрыли луну, холодный воздух проникал сквозь плохо закрытые окна комнаты. Низкое небо было прекрасно в жемчужно-розовом сверкающем и чистом свете. «Розовые небеса над печальными шведами», вспомнила Грейс, вылезая из кровати. Она подошла к окну, оперлась о подоконник. Ветер дул и дул в окно, и улицы казались оживленными от множества крутящихся золотых листьев. Лодки бились на якоре. Темная бурлящая вода в заливе казалась холодной, как никогда.
Но постоянство розового цвета на небе означало, что солнце поднялось, вся комната осветилась, канарейка, с которой Грейс сняла покрывало, запела.
Глаза Грейс наполнились слезами. Дорогой Польсон! Знал ли он, что птица напоминает ему желтоголовую Виллу? И как тяжело было смотреть на пустую клетку. Вилла — канарейка, которая улетела. Но сейчас здесь сильная, живая, энергичная маленькая хозяйка, и надо верить, что Вилла так же энергична и жива сейчас. Ну, хотя бы жива.
Польсон спустился вниз вовремя. Грейс слушала, как капитан Моргенсон громко прощается с тетушками, закрывающими за ним дверь. Она смотрела через окно, как он пересекает улицу с рюкзаком на плече, в морской фуражке, надвинутой на глаза.
Грейс удивилась — он собирается плыть без груза?
Делать ей в этот день было нечего (ждать, сказал Польсон, и это было невыносимо), и она решила позвонить к старушкам Моргенсон.
Мисс Анна приветствовала ее с удовольствием.
— Входите, моя дорогая! — воскликнула она. — Мы уже одни, Аксель ушел.
— Он отплывает сегодня?
— Да. У него были проблемы с важным грузом. Сперва он думал, что будет ждать, а сегодня утром сказал, что, если груз не прибудет до полудня, он поплывет без него. Он был очень раздражен, он человек строгих правил и порядка.
Итак, Аксель со сцены ушел. Ее оставили приятный Якоб, мрачный Свен. А Густав?
— Вы слышали, как поет моя канарейка? — спросила Грейс.
— У вас канарейка? Как мило!
— Герр Польсон принес ее.
— Ага! — мисс Анна погрозила пальцем. — Герр Польсон положил на вас глаз, фрекен Эшертон. Он одинокий мужчина. Надеюсь, вы не оставите нас так внезапно, как фрекен Бедфорд?
— Она вернулась? — приложила руку к уху Катерина.
— Нет, Катерина, Я не говорила, что она вернулась. Я только надеюсь, что фрекен Эшертон не покинет нас так внезапно.
Кружащиеся листья ударились в окно. Аксель уходит в штормящее море. А здесь так уютно, в этой светлой комнате с двумя старыми бумажными лицами с дружескими глазами на них, с шалями на плечах, с цветами в горшках и запахом горячего кофе. Без Акселя с его тяжелым пристальным взглядом. Грейс не хотелось уходить. Несмотря на ликование канарейки комната Виллы была так же пуста. Что-то случилось. Как только Грейс открыла дверь, зазвонил телефон.
Такого звонка она ждала все это время.
— Грейс, Питер велел мне вам позвонить. Полиция тоже позвонит. О, это так ужасно…
Речь Кейт была несвязной, Грейс отчетливо почувствовала, как холодок пополз по спине, потом охватил все тело.
