«не откажется» (просить нужно только в крайнем случае!), а сама захочет.
Да, история может выйти очень даже небесполезная. И не только в смысле гипотетической помощи от вдовы Алена. Нынче очень популярны проверки ДНК и всякое такое… И в телевизоре, куда ни глянь, передачи об этом, и в Интернете. Почему бы Мие – с ее-то выигрышной внешностью – не помелькать на экране? А что?
Главное, устроить все это – абсолютно реально!
Последняя мысль обдала холодом. Но это был уже не холод безнадежности, а что-то вроде азартного холодка предвкушения. Вроде как свежим летним утром выходишь из дому, собираясь… ну… скажем, на шашлыки. Или покататься на чьей-то яхте – почему нет? И точно знаешь – там, куда ты собираешься, должно случиться что-то важное. Что-то очень хорошее. Утренний ветерок обнимает голые плечи (день обещали жаркий, и ты оделась легко), так что тебе знобко. Знобко – и весело! И радостно – потому что впереди лежит длинный, прекрасный день, полный приятных неожиданностей!
Да, технически нет ничего сложного, чтобы устроить себе беременность именно сейчас.
Сейчас ей никто не может в этом помешать. И меньше всех – сам Ален. Вот ведь ирония судьбы!
О да, его предусмотрительность распространялась отнюдь не только на заботу о Мие. Он, конечно, и желания предугадывал, и оберегал ее от возможных неудобств, но не только ее. О своей, скажем так, безопасности тоже заботился. Не нарочито, не обидно – но заботился. И презервативом пользоваться не забывал.
И все-таки нет такой стены, за которую невозможно было бы попасть. Даже если она выглядит абсолютно неодолимой. Нельзя проломить – можно перелезть, или подкопаться снизу, или на воздушном шаре перелететь, или еще что-нибудь придумать. Если озадачиться этим, конечно.
Мия – озадачивалась. Не то чтобы она действительно планировала «нежелательную беременность», но иметь запасной вариант всегда неплохо. Ведь возмущаться в духе «этого не может быть, я всегда предохранялся» позволяют себе лишь туповатые, ограниченные индивидуумы, верящие в стопроцентные гарантии. Грамотные люди знают, что стопроцентную гарантию дает лишь, гм, отказ от процесса. Даже презерватив… ну что – презерватив? Самое простое – он может порваться. К тому же некоторое, пусть и микроскопическое, количество семени выделяется еще до «финала». А некоторое количество может нечаянно попасть, к примеру, на белье. Это известно всем разумным людям. Ален был разумный, даже очень.
Поэтому использованный презерватив, упрятанный в аптечную баночку для анализов, покоился в морозилке (в початом пакете с овощным ассорти – чтоб не на виду) уже давным-давно. Так, на всякий случай. Мия сама читала, что эти, как они там называются, которые искусственным оплодотворением занимаются, донорскую сперму замораживают. Значит, морозилка – правильный метод сохранения «продукта». Помощь же этих, как их там, «специалистов» Мие без надобности. Не велика мудрость: выбрать подходящее время цикла… сейчас, кстати, как раз та самая – опасная – середина…
Она выдернула из морозилки пакет с овощной смесью, бросила в раковину, выковыряла оттуда баночку, отколупнула с нее примерзшие кусочки паприки, морковки и фасоли, поглядела зачем-то на свет.
Интересно, оживут ли «червячки»? Полной уверенности, конечно, не было. Но, с другой стороны, если не выйдет, она, собственно, ничего не теряет. Вот только решать надо быстро, сроки беременности сейчас определяют весьма точно… Так что сегодня-завтра – но никак не позже!
* * *
Факультетские девицы, распаленные газетными статьями, наперебой осаждали Мию вопросами. А говорят, его бандиты убили! А правда, у него сто любовниц было и у кого-то ревнивый муж оказался? А правда? А ты знаешь? Мия устало отнекивалась: нет, не в курсе, нет, ничего не слышала, да, дома у них несколько раз пересекались, милый дядька, нет, с тех пор у них не бывала… Иногда, озлившись, рявкала: сами позвоните и у Янки спросите, чего до меня-то докопались! Девицы моментально скисали: да ну, это как-то нехорошо, она же переживает… Деликатные они, оказывается, надо же!
В универе Янка после того своего звонка не появлялась.
Мия чувствовала себя, как воздушный шарик, зацепившийся за торчащую над крышей антенну: только что, булькая заполняющим нутро гелием, взмывал ввысь, к сияющему небу, в компанию легчайших белых облачков… И – цап! Ржавый железный штырь ухватил болтающуюся снизу ниточку, и все, финита ля комедия, окончен бал. В смысле, полет. Порывистый ветер еще дергает легкое тело, но растущая из крыши железяка держит крепко, дергай не дергай – не вырвешься. Никуда не улетишь. Так и будешь болтаться посередине, пока несущий вверх гелий весь потихоньку не вытечет – и повиснешь там унылой тряпочкой…
Она гнала, конечно, от себя это настроение, твердо помня: безнадежность – в голове, больше нигде. И каждое «ничего не выйдет» расширяет ту самую дырочку, через которую утекает поднимающий ввысь гелий, ускоряя превращение прекрасного летуна в бессмысленную тряпочку.
Так что она старалась думать позитивно. Но волны мутной безнадеги накатывали, стоило чуть ослабить контроль.
Погода, конечно, эти волны тоже подпитывала. Серое небо висело так низко, что, казалось, и не висело, а лежало: на темных, как будто грязных крышах и прямо на тротуарах. Там, где из-под чернеющих сугробов уже появились оттаявшие кусочки.
Но через несколько дней (еще и неделя закончиться не успела) Мия, выйдя после занятий на улицу, изумленно притормозила. Словно, пока она сидела в аудиториях, кто-то спешно поменял все декорации. Небо ослепительно синело где-то в недосягаемой выси, окаймляющая сугробы чернота превратилась вдруг в изысканнейшие кружева, и в них, пронизанных солнечными лучами, искрились и переливались крошечные бриллиантики – водяные капельки. В образовавшейся на тротуаре луже шумно плескались воробьи – Мия поежилась: все-таки до жары было еще далековато. А чуть дальше, под старой липой, темная от сырости кора которой тоже празднично поблескивала, у края тротуара стоял Янкин брат. В последний раз Мия видела его на летних каникулах, еще до… в общем, до всего: до путешествия в купе спального вагона, до романа с его и Янки отцом, до всех надежд…
Он-то тут что делает? Нет, что – понятно, ее дожидается. Но зачем? Ему же сейчас полагается мамочку за руку держать, слова утешающие говорить, стакан воды подавать…
– Привет! – как ни в чем не бывало поздоровался он.
Улыбнувшись, Мия кивнула – привет, мол. Удивительно, улыбка не потребовала ни малейшего усилия, губы изогнулись словно сами собой, и глаза – Мия не могла видеть себя со стороны, но будто бы видела, – глаза потеплели, заискрились, тоже заулыбались. Совершенно искренне. Она почувствовала, что появление Тошки ее… радует. Радует? Да, как это ни смешно. Радует. Как будто все вдруг стало как раньше: ни сложностей, ни безумных планов, ни необходимости хитрить.
– Мне в колледж нужно возвращаться, вот, захотелось перед отъездом
