— У тебя куртка прожжена.
— Да, — согласился я. — Не досмотрел.
— Что случилось? — спросила Элин.
— Поговорил с Кенникеном, — вяло отозвался я.
У меня наступила реакция, я ощущал какую-то невероятную слабость, даже разговаривать было трудно.
— Кофе есть? — спросил я у Сигурлин.
— Да что случилось? — почти закричала Элин. — Что Кенникен?
— Позже, все позже.
— У тебя такой вид, будто ты неделю не спал, — бесстрастно отметила Сигурлин. — Наверху есть кровать…
— Нет, — покачал я головой, — мы… уезжаем.
— Но перед этим нужно выпить кофе, — сказала Сигурлин, переглянувшись с Элин. — Все готово, я с вечера держу кофейник на огне. Пошли на кухню.
Я высыпал чуть ли не половину сахарницы в обжигающий черный напиток. Кофе был потрясающим. Сигурлин выглянула в окно и увидела «Вольво».
— А где наша машина?
— Развалилась, — скривился я. — Сколько я тебе должен, Сигурлин?
— Не к спеху, — отмахнулась она. — Элин мне все рассказала.
В её голосе явственно слышались нотки осуждения.
— Зря ты это сделала, Элин, — тихо заметил я.
— Мне нужно было с кем-то поговорить! — взорвалась она.
— Ты должен пойти в полицию, — вынесла свой вердикт Сигурлин.
— Не стоит, — покачал я головой. — Пока потери несут только профессионалы, которые умеют рисковать и всегда к этому готовы. Но любой посторонний человек, даже в полицейской форме, мгновенно станет жертвой, причем невинной. А я этого не хочу.
— Но зачем оставлять все на этом уровне? Пусть этим займутся политики и дипломаты.
Я вздохнул и откинулся на спинку кресла.
— Сигурлин, когда я впервые приехал в эту страну, кто-то сказал мне, что существуют три вещи, которые исландец не может объяснить никому, даже другому исландцу: политическую систему страны, её экономическую политику и законы о выпивке. Последнее пока не при чем, но политика и экономика по-прежнему необъяснимы.
— Я даже не понимаю, о чем ты говоришь, — заметила Элин.
— Об этом холодильнике, — невозмутимо отозвался я. — Об электрической кофемолке и чайнике. О радиоприемнике, наконец. Все это импортируется, а импорт не может существовать без экспорта, правильно? Исландия может экспортировать рыбу, баранину и шерсть, так? Косяки сельди и без того отошли на несколько сотен километров от вашего побережья. По-моему, неприятностей достаточно.
— К чему ты клонишь? — нахмурилась Сигурлин.
— К тому, что в этот процесс вовлечены три нации: англичане, американцы и русские. Если вынести мою проблему на дипломатический уровень, тут же возникнут самые невероятные осложнения. Некоторые исландцы начнут вопить о нежелательном американском военном присутствии. Другие попытаются возобновить склоки между Исландией и Англией вокруг правил о ловле рыбы. Третьи вспомнят о том, что основным торговым партнером страны сейчас является Россия. Как ты относишься к русским, Сигурлин?
— Прекрасно, — мгновенно ответила она. — Они много для нас сделали.
— Допустим. Но если в правительстве кое-что узнают, эти прекрасные отношения могут тут же испортиться. Кому это нужно?
Элин и Сигурлин переглянулись. Я терпеливо ждал результата их размышлений.
— Он прав, — наконец изрекла Сигурлин.
Наконец-то! Исландцы думают медленно, но обычно приходят к правильным выводам. Это не ирландцы, которые сначала действуют, а потом думают. Если, конечно, к этому времени кто-то вообще остается в живых.
— Чем меньше политики, тем лучше, — продолжил я. — Не нужно разводить международную грязь в Исландии, я слишком люблю эту страну. И, кажется, я знаю прекрасный выход из положения.
— Отдай им посылку! — воскликнула Элин. — И все сразу наладится.
— Именно это я и собираюсь сделать, — согласился я. — Но только на моих условиях. А сейчас прошу прощения, мне нужно кое-что обдумать.
Обдумать мне предстояло не кое-что, а очень многое. Например, то, что Кенникен в любой момент может по номеру «Фольксвагена» узнать адрес владельцев. Узнать — и сделать соответствующие выводы, то есть появиться здесь уже через несколько часов.
— Сигурлин, ты не могла бы уехать к мужу? — спросил я.
— Зачем? — изумилась она, но тут же поняла причину. — Наша машина!
— Правильно. Лучше, если тебя не будет дома когда явятся названные гости. Когда Гунар должен вернуться?
— Через три дня.
— Замечательно! Через три дня все точно закончится.
— А вы с Элин куда поедете?
— Лучше не спрашивай, — вздохнул я. — Ты и так слишком много знаешь. А я хочу ещё забрать отсюда наш джип. Его нужно спрятать.
— Можешь просто поставить его в конюшню.
— Отличная идея! Тогда я сейчас кое-что переложу из джипа в «Вольво». Это займет всего несколько минут.
Я пошел в гараж и занялся упаковкой боеприпасов, раздумывая, куда бы прятать проклятую электронную деталь. И тут вошла Элин.
— Куда мы едем? — спросила она с порога.
— Не мы, а я. Ты едешь с Сигурлин.
— Великолепно! — воскликнула она с хорошо знакомым мне упрямым выражением. — Просто замечательно! Но, представь себе, я люблю свою страну не меньше, чем ты, и хочу помочь ей избежать неприятностей.
— Элин, — с трудом удерживаясь от смеха, произнес я, — но как ты сможешь это сделать?
— Как и любой исландец, — ответила она.
В этом высказывании, безусловно, что-то было.
— Но ты же не понимаешь, что происходит, — попытался я возражать.
— А ты сам-то понимаешь? — отпарировала она.
— Кажется, начинаю понимать. Почти наверняка Слейд — русский агент, а мне удалось настроить против него Кенникена. Во всяком случае, когда они встретятся, мне бы не хотелось оказаться на месте Слейда. Кенникен предпочитает сразу действовать.
— Кстати, что произошло вчера вечером?
— Ничего хорошего, — ответил я быстро. — Иди собирайся. Через час в доме не должно быть никого.
— Так куда ты едешь?
— В Рейкьявик. Но по дороге хочу заехать в Кефлавик.
— Это вовсе не по дороге! — удивилась Элин. — Только если сделать огромный крюк в южном направлении, ты попадешь сначала в Кефлавик. Иначе обязательно придется ехать туда через Рейкьявик.
В том-то все и дело! Сеть дорог в Исландии была не слишком разветвленной, и если у Отдела не хватает людей, чтобы заблокировать мне путь, то у Кенникена их наверняка вполне достаточно. Более того, достаточно держать под контролем две дороги, чтобы перекрыть мне путь на Рейкьявик. И радиотелефон теперь работал не за меня, а против.
— Ты чертовски права, дорогая, — со вздохом сказал я. — Кажется, мы в капкане.
