Учителя аккуратно направляли и курировали подростков, но всегда прислушивались к их мнению и подхватывали выдвинутые инициативы. Радовались успехам и поддерживали в случае неудач. А когда случались конфликты и ссоры, выслушивали все стороны и старались найти компромисс или корень проблемы.
Какая-то гребаная утопия.
«Ложка дегтя, конечно, есть: деньги-деньги-деньги. На продукты, одежду, книги, спортинвентарь… На хоть какую-то достойную зарплату учителям и тренерам. Крупных спонсоров хватает на раз-другой, а траты идут постоянно, — Винтер, рассказывая, тоном подчеркивала важность этой информации. — Сейчас, во время теплого сезона, ситуация более-менее стабильна, но бывают и черные полосы. Поэтому туда крайне редко берут новеньких. Трое за раз — очень много, тем более в срочном порядке. Но сестра вроде все утрясла. Нельсон продал байк плюс обналичил свои накопления. Я тоже кое-чего добавила, так что на текущие расходы по транспортировке и размещению хватит. Но сама понимаешь: пускать на самотек это все нельзя. Взяла ответственность — неси до конца».
До дома Леона добралась с гудящей квадратной головой. Казалось, она ничего не успевает. Через полтора часа должен был подъехать минивэн, чтобы забрать детей и отвести на поезд. А Леона была не в состоянии даже толком поговорить с облепившими ее Сьюзен, Оллин и Чарли. Судорожно прикидывала: как им всем быть дальше.
Сколько времени детям нужно провести в пансионате, чтобы полиция прекратила поиски? В цифровой век информация распространялась очень быстро, но за границей, да в таком месте вряд ли кто соотнесет фотографии с живыми подростками. Кроме того, за пару-тройку лет они повзрослеют и станут куда менее узнаваемыми, а пока обошлись покраской волос, сменой причесок и цветными линзами.
Другой вопрос: сколько придется работать, чтобы обеспечить семью? Возможно, от «Оксфама» придется отказаться — и поискать другое, более прибыльное место. С другой стороны, можно поговорить с книжным боссом, чтобы транспортировать часть вещей в пансионат: книжек и шмоток всегда было в избытке.
— Можешь продать мои картины, — Сьюзен вдруг прижалась к боку Леоны. Она что, вслух говорила?! — Если их не выбросила мама. Я попросила доктора Найджела передать их тебе.
— Но там же…
— Я нарисую еще, — Сьюзен улыбнулась. — Те картины — грустные и больные. Им нельзя за нами.
Чарли потер нос:
— Я могу обналичить счет. Надо было сразу. Тупанул.
— Не надо, — Леона обхватила ладони Чарли, сжала холодные пальцы. — Засекли бы еще. Пусть видит: тебе не это от нее было нужно.
Чарли заторможенно кивнул. Словно только-только вспомнил про мать.
— А я… у меня ничего нет, — Оллин мяла платье, и ткань топорщилась волнами. — Но я могу играть на фортепиано. А после рассказывать какую-нибудь грустную историю.
— Ага, про принцессу, которая сбежала от рыцаря и полюбила дракона, — Леона потрепала ее по рыжим волосам, постараясь не потревожить куцый хвост на макушке. — Тебе очень идет эта прическа.
Оллин покраснела и отвернулась. Сьюзен с улыбкой покачала головой. Чарли фыркнул. Уютное единение снова окутало с головой, как было раньше, еще в домике в лесу. Тогда они могли понимать друг друга без слов.
— Лео, — Сьюзен забралась на диван с ногами, — а тебе нравится Гамельн?
— Ну, да…
— Сильно-сильно нравится?
Леона сглотнула:
— Ну, так. А что?
— В машине ты с него глаз не сводила. И на ужин не осталась… — Сьюзен выглядела расстроенной.
— Да она ревнует его по-черному, — Чарли фыркнул. — Мой-мой-мой-мой. Ба-а-альшими буквами.
— Ревнует? — Оллин подергала хвостик. — Это когда готов убить любимого человека, потому что увидел его с другим?
— Нет, это когда готов убить всех, кто окружает любимого человека.
— Получается, — Сьюзен сместилась, заглядывая Леоне прямо в глаза, — ты хочешь нас убить?
Леона не знала, куда себя девать.
— Не хочу. Что за бред. Мы все — семья.
— Ага-ага, и поэтому отправляешь нас черт-те куда, — Чарли ковырялся в ухе, безмятежно-расслабленный хам.
— Я отправляю вас туда ради ваших безопасности и счастья! — внутри Леоны как на расстроенных струнах играли.
Сьюзен нашла и сжала ее ладонь, прижалась к груди. Ныло, ныло все равно.
— Ну-ну, а домик в лесу власти забрали и дороги перекрыли, — Чарли широко зевнул. — Даже если туда наведаются, то увидят запустение, проведут быстрый обыск и уедут. Я смотрел «Мысли как преступник», я знаю. А мы поспим пару ночек в лесу, не помрем.
Леоне очень хотелось уйти в ванную и плеснуть в лицо воды. Голову под кран засунуть. А лучше — Чарли за волосы мокнуть в унитаз. Все, что тот говорил, Леона думала-передумывала сотню раз. Но…
— Чарли, ты дурак! — Оллин с размаху влепила Чарли пощечину.
Чарли схватился за щеку и зыркнул уничтожающе.
— Я? Да если бы не я, она бы еще тыщу лет решалась, а потом прикинула бы: ей и так неплохо живется. Чуть-чуть совестливо, но терпимо. И Гамельн под боком.
— Если бы не ты, Чарли, я бы не носилась с горящей жопой, не подставляла Гамельна, не напрягала абсолютно посторонних людей. Возможно, хватило бы месяца на подготовку, и мы бы уехали жить в домик в лесу. Но сейчас — нет. Для Лондона и окрестностей вы должны исчезнуть.
Чарли без страха смотрел на нее.
— Не взваливай все на меня. Ты изначально не была готова.
Леона заскрипела кулаками. Внутри клокотало. Удивительно, как голос сохранил сталь:
— Что ты знаешь? Что. Ты. Знаешь?
— Лео, Чарли, перестаньте! — Сьюзен замахала руками. — Мы все устали. Просто очень-очень устали. Давайте попьем чаю.
— И ты бы, Чарли, крутостью не мерился. Не дорос еще, — Оллин скривила носик и развернулась в сторону кухни, удаляясь, как принцесса.
Девочки скоро раздобыли чайник, чашки, разлили дымящийся ароматный чай. Леона откинулась на спинку, закрывая глаза. Запах мелиссы окутывал и обволакивал. Взрослой оказалось быть очень сложно.
Чарли сидел неподалеку, навьюченный и колючий. Выждал, когда девочки уйдут за пирожными и фруктами.
— Мне кажется, ма не перенесет моего исчезновения. Либо совсем уйдет в работу, пока ее какой-нибудь инсульт не хватит, либо, наоборот, на все забьет, спустит деньги на лучших ищеек, станет ходить по каким-нибудь гадалкам…
Леона покосилась на него, взвешивая эмоции.
— Хочешь вернуться?
— Нет. Да. Не знаю! Я запутался!
— А уж как я запуталась, ты не представляешь. — Леона глотнула чаю и шикнула: слишком горячо. — Но счастье всегда требует жертв.
Девочки все не возвращались, возможно, смекнув, что им надо побыть наедине, и тишина обрушилась тревогой, хороводом мыслей, которые отчаянно хотелось отогнать куда подальше. Только от правды не сбежишь, как ни пытайся.
— Знаешь… я ее уговорю отправить меня в этот пансионат. Набрехаю что-нибудь про любовь к Франции, про спортивную школу, не важно. Но пусть знает, где я… а не сходит с ума, — Чарли говорил слишком серьезно, и Леона почувствовала, как к глазам подкатывают слезы.
— Чарли, ты… — в следующий миг она уронила чашку на колени и подскочила от жжения. — Вот черт!
— Осторожно!
— Лео, ты как маленькая!
Девочки сновали заботливыми наседками, вытирали салфетками и прикладывали лед.
— Маленькая да удаленькая, — к Чарли быстро вернулось его ехидство, словно и не было минутного откровения. — Биг сис.
— Биг сис… — Сьюзен повторила восторженно.
— Самая крутая и гр-розная биг сис! — Оллин подпрыгнула вверх.
Леона была готова умереть от смущения. А Чарли решил еще добить:
— Биг сис, — он придвинулся и неловко пихнул ее в плечо, — дашь мяч погонять напоследок?
И вот как тут откажешь-то?
* * *
А когда они уехали, дом сразу опустел. Чарли действительно направился обратно к себе в особняк. Оллин немного поколебалась: может, родная мать тоже с радостью сбагрила бы ее в пансионат? Но в итоге ограничилась письмом, что она-де влюбилась в одного рок-музыканта и сбежала с ним в турне, и попросила передать его, когда шумиха утихнет. Одна Сьюзен твердо приняла решение безвозвратно исчезнуть. Леона уважала выбор каждого из них. Но все равно не знала, куда себя девать.
