– Кейн...
Он замер и оглянулся через плечо. Клер тяжело перевела дух.
– Я... не знаю, что сказать.
– Ничего. Не надо никакой лжи, никаких извинений. Просто ничего не говори. – Кейн перебросил длинную ногу через седло мотоцикла, включил зажигание и налег всем весом на педаль. Мотор мощной машины стрельнул и зарычал, эхо прокатилось по холмам. – Нам обоим будет лучше, если ты ничего не скажешь.
Но Клер вовсе не была в этом уверена. На негнущихся, словно деревянных ногах она подошла к мотоциклу и, сама не зная как, устроилась позади Кейна. Обнять его, обхватить руками за талию казалось таким естественным, таким... правильным! Сквозь рев мотора ей почудилось, что он пробормотал: «Давай просто забудем эту ночь, будто ее никогда не было», – но она не была уверена. Зато она твердо знала, что навсегда сохранит в сердце воспоминание об этих нескольких часах.
Мотоцикл с ревом помчался вниз по холму, и Клер крепче уцепилась за Кейна, подумав, что, наверное, это ее последний и единственный шанс обнять его.
Спустив грот-мачту и закрепив гик, Уэстон ощутил на лице прохладные соленые брызги океана. Иногда ему нравилось ходить под парусом в одиночку, мериться силами с бесконечным водным простором, бросать вызов стихиям, чувствовать, как зыбко качается палуба под ногами. Но не сегодня.
Огни яхт-клуба плясали на темной, вечно подвижной воде. Включив мотор, он направил изящную яхту через бухту к нужному причалу и механическим, доведенным до автоматизма движением пришвартовал ее. На секунду ему вспомнилась Кристи, но снова видеться с ней сегодня не хотелось, и он отбросил эту мысль. Она всегда была послушна, готова на все, чтобы доставить ему удовольствие, но с ней ему было смертельно скучно.
Уэстон с тоской сознавал, что едва ли найдет когда-нибудь удовлетворение. Ему постоянно требовались новые завоевания, но победы давались слишком легко. Что даст ему какая-нибудь наивная маленькая девственница или многоопытная шлюха? Или даже Кендалл, если она согласится на его предложение? Черт, ну и по-скотски же он с ней поступил! Предложил сделать ей ребенка, как будто тем самым хотел оказать услугу от чистого сердца. На самом деле ему просто хотелось перепихнуться с ней, не затрачивая при этом лишних сил на ухаживания. К тому же мысль о ребенке, которого он зачнет, а воспитывать будет Харли, грела самую темную, извращенную часть его души. Боже, какой кайф! Во-первых, Кендалл навсегда останется у него в долгу, а во-вторых, у него всегда будет на руках козырный туз в игре против братца-идиота.
Уэстон запер кабину и тяжело вздохнул. На самом деле гораздо больше, чем Кендалл, ему хочется заполучить одну из дочек Холланда. Почему? Наверное, потому, что в течение чуть ли не двадцати последних лет отец тыкал ему в лицо этими девочками, напоминая, что они для него под запретом: отпрыски главного врага семьи Датча Холланда, красивый, но ядовитый плод. И надо же, у этого слабака Харли хватило смелости или глупости начать открыто встречаться с Клер!
Такого Уэстон потерпеть не мог. Он сочинил отличную историю с изменением завещания, чтобы запугать Харли лишением наследства, хотя на самом деле знал, что старик никогда на это не пойдет. Сам же Уэстон всегда действовал чрезвычайно осторожно, стремясь сохранить и упрочить свое положение старшего наследника. Слишком много лет он старался угодить Нилу, играл в его игры, приветствовал все его начинания, чтобы теперь все потерять. Нил Таггерт не скрывал, что Уэстон его любимец и ему предназначена львиная доля семейного состояния. Никакие силы в мире не заставят его сделать какой-то неверный шаг.
Но вдруг объявится побочный сын, доселе неизвестный, никем не признанный ублюдок, и потребует свою долю ?
Когда Уэстон сказал отцу, что вновь пошел старый слушок о существовании незаконного сына, Нил поклялся, что он чист, а ложные слухи распространяет Датч Холланд. На какое-то время Уэстон успокоился и даже выкрал экземпляр завещания отца из его конторы в Портленде. Нил не солгал: когда он сыграет в ящик, Уэстон будет обеспечен на всю жизнь. Если только сам все не испортит.
Дело в том, что существовала одна проблема, с которой Уэстон не знал, как справиться. Ему нужна была не любая из дочек Холланда. Ему нужна была Миранда. Чего бы он только не отдал за одну ночь с ней! За возможность показать этой царственной, холодной, острой на язык интелектуалке, что такое животная страсть – кровавая, рычащая, ничем не стесненная. Он был отличным любовником и знал, что может продемонстрировать ей пару-тройку трюков, которых она никогда не забудет. Он прямо-таки видел, как она – дрожащая, задыхающаяся, с бурно колотящимся сердцем – умоляет его не останавливаться. Но всякий раз, как он пытался заговорить с ней, она обдавала его ледяным презрением. Поэтому было особенно приятно грезить о том, как она со взмокшими от пота, растрепанными волосами, с раскрасневшимся лицом опускается перед ним на колени и тянется своими длинными гибкими пальцами к «молнии» у него на брюках.
– Когда-нибудь это произойдет, – пообещал он сам себе. – В один прекрасный день она узнает, что может сделать с ней настоящий мужчина.
Уэстон с ухмылкой поддернул брюки, спрыгнул с яхты на пирс и направился к изогнутой аркой неоновой вывеске «Яхт-клуб Иллахи», под которой задержался, чтобы раскурить сигарету. Опять у него перед глазами промелькнул образ Миранды Холланд. Умная, образованная, неприступная женщина с языком острым, как бритва, она уже распланировала все свое будущее и хотела заставить весь мир поверить, будто у нее нет ни времени, ни охоты уделять внимание представителям сильного пола. Но это была фальшивая вывеска. Уэстон чувствовал, что под ее ледяной наружностью скрывается страстная натура. В постели она могла стать настоящей тигрицей.
Он вспомнил, как недавно выследил Миранду на ее черном «Камаро». С ней был парень, Хантер Райли, пасынок сторожа, служившего у Датча Холланда. Конечно, сам по себе этот факт особого интереса не вызывал: Миранда и Хантер были знакомы годами; наверное, она просто согласилась подбросить его до города. Но в том, как она повернулась к нему и улыбнулась, было что-то уж слишком фамильярное. А он так небрежно обнял ее за плечи.
– Сукин сын! – пробормотал Уэстон, внезапно ощутив бешеную зависть к Райли. Да кто он такой? Голодранец! По мнению Уэстона, Райли был типичным неудачником. Он с большим трудом закончил среднюю школу, перебиваясь на тройки, и теперь на средства общины учился в местном колледже, чудом переползая с курса на курс, а в свободное время помогал своему отчиму ухаживать за садом. Чем же эта шваль могла привлечь утонченную Миранду Холланд?
